Джэй_Ю обратиться по имени
Воскресенье, 15 Ноября 2009 г. 20:53 (ссылка)
не могла пройти мимо, чтобы не внести своей лепты :)
надеюсь понравится (хоть и длинно)
стихотворение Сергея Сеничева:
... И МОЙ ГАМЛЕТ
…нет, я здоров. Вот – сокола, вот – цапли.
Я ж регулярно поглощаю капли
известного нам с вами короля.
Сказать по правде, я аж рад, что Клавдий,
а не какой-то Гамлет у руля.
Не быть, не быть!.. Да, всюду крысы, шепот…
Но мне уже подсказывает опыт -
пусть будут крысы… Дядя будет пусть,
оранжевое небо, вдоволь хлеба
и тихая – не для подмостков - грусть…
О, Дания, жена моя, до дрожи
мне ясен весь расклад! И тем дороже
страдания стороннего ума.
Хвала короне, хоть опять на троне
не тот. И снова всё кругом – тюрьма
и мышеловка. Ловко и сердито!
Скажи-ка, дядя: папа от отита? –
ведь от отита папа дуба дал?
А – ходит по Европе, тень наводит
на твой плетень!.. Я сам его видал.
Кто, дядя? я? о мести?? Не мечтаю!
Я, дядь, вон лучше книжку почитаю.
Что, дядя, пишут? Пишут лабуду.
Спокойной ночи, дядя, то есть, отчим,
спи нашу маму. Да и я пойду
наставлю Гильденстерна с Розенкранцем,
как им верней предать меня, засранцам.
Верней, продать… А ну – кто за ковром?
Ах, это ты, приятель? О, создатель,
а я уж примерялся топором…
Садись, дружище, полапочем, что ли,
о блядской жизни датской, о престоле,
о Йорике – ты помнишь? был такой…
Да вон на полке черепа осколки…
Обидно ж за державу, дорогой!
Нет, я здоров: не быть, не быть, быть выше…
Вот только эти крысы… Или мыши?
А так, конечно, – ни за что не быть,
не состоять, не замечать, не видеть,
не ненавидеть и не не любить -
о да: не не любить - на всякий случай…
Оставь, не провоцируй и не мучай
подначками!.. Кто-кто ходил в плаще?! -
я: осердился, брат, и обрядился
в папашин старый плащ!.. И вообще,
есть много в мире странного, Гораций.
К примеру, череда иногураций
одних и тех же на четвертый срок.
Где чувство меры? О, понты, о, эры!
Неужто ненасытность – не порок?
Опять же – мама! – шьет фату из крепа,
намедни унесенного из склепа,
венок из лилий высушенных вьет…
Рука не хочет, а иголка строчит.
А горло пьет похожее на йод…
Гертруда, пей! Пей, мать моя срамная!
Пей много, ни о чем не поминая
и не жалея зелено вино.
Знай пей! А там уж – завтра, завтра - замуж
за дядю. Гамлет? Клавдий? – всё одно…
Ты, мама, баба. Бабам, мама, можно
не мучаться вопросами. Их сложно
и, мама, задавать, и разрешать.
Забыла папу и ушла сатрапу
по мере сил наследников рожать? -
нормально! Не сужу, и сам не буду
судим. И тоже папу позабуду.
А как же, мама, папу не забыть?
Повсюду крысы, мама, крысы прямо
как сорвались: он болен, он за «быть»,
он карбонарий… Нет! Сырой мой порох.
Я исправляюсь. В этих коридорах
еще чуть-чуть - и стану, как и все,
послушным и негрубым дяделюбом,
типичным в среднедатской полосе.
Нет, весь я не усну – затем ли рос-то?
Я буду полусонный, буду просто
никчемный сын, отбившийся от рук,
сорокалетний отрок, сучий потрох.
Ведь до сих пор лежит в кармане брюк
весь в гордиевых узелках платочек…
Полонии плодят смышленых дочек -
послушных волям папиным невест…
И всюду враки. И грядут лишь мраки.
И снова этот вечный норд-норд-вест,
и… Господи, Гораций, ты купился!
И не заметил, как поторопился
принять за откровения мой бред!
Ты в курсе, кстати, что мы все – в палате?
Вся Дания, дружище, - лазарет,
дом безнадежной скорби, и при этом
ты, брат, его не путай с Назаретом.
Да мало ли, чего я наворчу?
Я ж принц без царства, я же пью лекарства.
Вот, братец, и гадай, где я шучу…
Что значит быть или не быть? – химера.
Граница – где? И в чем, скажи мне, мера
небытия, а паче – бытия?
Поднять забрало, так, чтоб всех пробрало,
и опустить обратно, бо – статья?
А не статья, так хуже – кубок с ядом?
клинок в руке случившегося рядом
умельца поорудовать клинком?
шальная пушка? или вот психушка?
Как мило: быть, но пысать кипятком!
Сказамши «А» - позлей, погромогласней -
забить на «Б», затем, что «Б» опасней
и дядю непременно раздражит?
Так, что ли, быть-то? Чтобы шито-крыто?
И сам-герой, и ливер не дрожит?
Быть иль не быть, Гораций, - всё пропало.
Мы мерили отчизну чем попало –
саженями, аршинами, умом,
и вот – приплыли: чуешь запах гнили?
А мы по ней – письмом, письмом, письмом,
глаголами, хореями, досадой…
О, чем-нибудь еще меня обрадуй
помимо наших вирш на злобу дня!
Не оды упасут от несвободы,
заткни фонтан, и чур хотя б меня…
Стоп, я здоров!.. Но не хочу эпистол.
И очень не хочу, чтоб дядя выслал
на Альбион. Чтоб быть там чужаком?
Да я же пучим лишь одним могучим
великим гадским датским языком, -
он родина моя, а не березки!
Гул не затих, и двигать на подмостки
одним еще не срок, другим – уже.
Я меж последних… Нет, я не наследник.
Аз есмь блаженный с камнем на душе.
Мне ни к чему аплодисменты черни.
Не отслужив как следует вечерни,
заутреню не стоит начинать.
По мне вот лично это неприлично.
Хотя, как знать,… Решительно как знать…
Мы ж до того талантливы, Гораций,
так хороши на фоне декораций
из дядиной фанеры, так умны,
что и самим уклюже… Да молю же:
пойми: не мы здоровы - все больны.
Неисцелимо. И необходимо
признать уже, что сладкий запах дыма
горчил, горчит и будет горек впредь.
И не попишешь… Маленький, ты слышишь? -
честнее просто взять и умереть,
уснуть и видеть сны… Мои – унылы.
В моих, Гораций, Дания – могила,
а доктора твердят, что я им вру,
что это басни, и что мир прекрасней –
прекрасней будет, если я умру
и буду видеть то, что снится маме,
что снилось утонувшей нашей даме,
ее папаше, брату, королю -
всем, кто лелеет мысль, что не болеет.
Вот только чувству, словно кораблю…
А чернь молчит. И, значит, нам во благо
не докучать «Убийствами Гонзаго»
ни черни, ни родне и ни двору.
Любовь на дне. А у Лаэрта шпага.
Я, знаешь ли, пойду усну, умру,
и стану видеть сны про мудрость дяди,
про верность серых крыс - да бога ради! -
про что подскажут наши доктора.
Признаем благом выйти с белым флагом -
не быть, Гораций! Стало быть, ура!
Я буду жить – жить долго, вяло, сыто, -
по воле не души, но аппетита,
желудка, почек и прямой кишки.
Кишка тончает, и душа мельчает,
и всё, что ни скажу – уже стишки,
уже, Гораций, элемент искусства…
Но мы – шуты, и жалки наши чувства,
упрятанные в вязь умелых строк.
Мы – вечный Йорик. И плохой историк
нас впишет в поколениям урок,
как пятую, но штатную колонну,
шагающую маршем к Аполлону
и вспять – как по стволу смешные тли -
всяк понемногу норовит не в ногу!..
А клавдии уходят, как пришли.
Не их – нас проклянут --- за то, что жили,
за то, что было тошно, а - служили.
Прислуживались даже. За покой
и чечевицу, - или, скажем, пиццу,
подброшенную барскою рукой
и схваченную жадными зубами
еще в полете, сталкиваясь лбами
с такими же проворными… Мой друг,
рожденные на горе в Эльсиноре,
мы в вечном круге – это первый круг.
Но будут – знаю: будут и иные
круги, Гораций. Пытки неземные
за слабости земные впереди.
У бога – если есть нам бог – их много.
И я их жду. И ты, приятель, жди.
Жди поминутно, будучи лукавым,
неравнодушным к благостям и славам,
завистливым, охочим до чудес,
с гордыней дружным и лишь ей ненужным
по той простой причине, что – балбес.
Что – двуязык, двумыслен, двуобычен.
Что принимаешь то, на что набычен,
в обьятья, маскируя желваки.
Что женщин – две плюс эта, Беатриче,
с которой было как-то не с руки
пока, ну да какие наши годы!..
Ваяй, Гораций, правильные оды,
валяй служи – во сне и наяву,
цени молчанье, слушай замечанья
и, в общем, не живи, как я живу…
Быть принцем – затесаться в группу риска.
…Гори ты, эльсинорская прописка,
известным синим пламенем! Я сплю!
Спокойной ночи, Дания! Короче,
Гораций, я её не не люблю…