Необъяснимым для себя образом я оказался в тамбуре проходящего поезда.

Знаешь, мне настойчиво снятся полёты, и это точно не связано с ростом тела. Мне снятся полёты на дельтапланах, неуправляемые запуски кабинок из лифтовых шахт, разгоны, до отрыва от земли, поездов. Снятся собственные – выполняемые даже с балластом, часто в виде грузовика на тросе, – воздушные акробатические фигуры. Ещё цветы, растущие в совершенной темноте. И незнакомки, которых будто знаю и с которыми осталась подвешенной недоговорённость, торжествующая теперь во сне. Они продолжают соблазнять меня, иногда память выводит из тени их прототипы: даже здесь, на насыпи этой железной дороги, растут тополя, на одном из которых вот промелькнули буквы Е и М – вырезанные мною в надуманном томлении по однокласснице, которую звали Марина. Я помню весеннюю кору, легко поддающуюся заточенной отцовской отвёртке, и под ней белую, твёрдую, гладкую и сочную поверхность обнажённого ствола. Это девушки, которые в юности тянулись ко мне, но тянулись с колебаниями, предотвратившими нашу возможную роковую связь. Они выпали из моей жизни навсегда, но то, что меня волновало в них – запахи, а также неподтверждённые, но веские предположения о нежности их кожи, – возвращалось ко мне с преувеличенной силой.

Началась болтанка, которая случается с голутвинской электричкой на крейсерском ходу. Я заглянул в вагон – сумрачно, как в московской квартире на нижнем этаже в июньский полдень, и редкие безучастные, одетые в серое пассажиры, в основном старички.

Помнишь ту ночь, когда ты привозил мне техпаспорт и полис на место аварии? Ту женщину в свете синих проблесковых маячков, которая отвечала на вопросы инспектора? Сам не знаю, как я оказался без документов: мне казалось, молитвы водителя достаточно. Ты меня здорово выручил. Мог ли я тогда подумать, что вскоре поеду на этой раскуроченной Тойоте, подвязав проволокой бампер, в Рязань? Хотя ты знаешь, что никакое злополучие не остановит меня, если я построил планы.

Она была со мной в этом поезде.

Тем временем мы въехали в старую часть города, и из-за особенностей рельефа показалось, что поезд поравнялся с крышами домов. Нет, не показалось – словно городской трамвайчик, вздрагивая на стыках и с лёгкостью покоряя взгорки, он раздвигал дома, которые наваливались со всех сторон, и наконец, стартовав с какого-то трамплина, поднялся до яруса чердаков. Такая точка наблюдения – с высоты ласточкиного полёта перед дождём – доступна из вагончика ялтинского фуникулёра. В прямоугольных окнах, вырезанных глубоко и безупречно в ровных стенах, можно было видеть горшки с гортензиями, бегониями и этими, на «п»… Дурацкая память на имена цветов, на латинские названия! Ими ещё был усеян халат бабушки – на чернильном фоне ярко-розовые миниатюрные классические лепестки, жёлтая точка в середине... Примулами. И смутно угадывались интерьеры комнат в стиле мелкобуржуазного аскетизма (чтобы тебе было понятнее: комнат с мебелью ИКЕА).

Поезд остановился, мы вышли на станции, оборудованной среди крыш подобно вертолётной площадке (не задумывался над знаком Н в окружности? Он означает: Helicopter). Вниз вела крутая, зажатая стенами домов лестница – только для спуска пассажиров в один ряд. Лестница-зиккурат с исполинскими ступеньками, на поворотах вырубленными вразнобой. Такие я видел на острове Санторини. Жительница четвёртого этажа, белолицая и рыжеволосая, вышла на балкон вывесить бельё. До её ног можно было бы запросто дотянуться, не сходя с лестницы. Я остановился изумлённый.

И моя спутница встала, ожидая меня. Ты уже была в этом городе, произнёс я хотя и утвердительно, но словно желая услышать тяжёлое для себя признание. «Да», – ответила она. «Как давно?» – «Лет десять назад».
– Ты была с мужем? – воскликнул я и проснулся.


1.

Серия сообщений "Белое каление":
Часть 1 - 1.
Часть 2 - 2.
...
Часть 9 - 9.
Часть 10 - 10.
Часть 11 - 11
Часть 12 - 12
Часть 13 - 13
...
Часть 26 - 26
Часть 27 - 27
Часть 28 - 28