Мы пришли с двумя своими отрядами и остановились на пустыре возле вытянутого полуразрушенного строения, напоминающего Казанский собор, но только поначалу: вдруг крылья его, словно продолжая движение, запроектированное только как зрительное, стали смыкаться и образовали вокруг нас колодец.
Солдаты - и мои и неприятеля - перемешались на этой свежеиспечённой арене Колизея. Спокойствие перед схваткой выдавало в них наёмников. Темнело, нельзя было различить ни своих, ни чужих. Было решено, что начнём рано утром.
Я отвёл в сторону их предводителя, которым был невысокого роста аристократически бледный человек, и тихо сказал ему:
- Не заменить ли нам боевые пули на пейнтбольные?
Он сразу же сказал "нет", не посмотрев мне в глаза, чтобы не доставить мне большего неудобства, чем я уже испытывал от собственных слов.
- Тогда пусть часть моих ребят разместится среди твоих в левом крыле, - продолжал я, - там казарма просторней, а моя маловата.
С этим он легко согласился. Мы направились к строению, и с каждым шагом сердце моё холодело: я представил себе, что кто-то из этих солдат сегодня будет спать среди своих завтрашних убийц. Только где здесь левое крыло?