/с купюрами/
Кроме “Пяти эссе на тему этики”, я не читал вас, Умберто; но ведь и вы меня не читали. Так что в этом мы равны. И простите меня сразу, что я осерчал на вас.
В этом нет ничего удивительного.
Вы выступаете перед американской аудиторией и касаетесь России.
Зачем это человеку пишущему вояжировать с устными выступлениями? Хотя я догадываюсь, что проповедовать с гуманистическим нажимом безопасно и вкусно, особенно перед англосаксонской публикой. Это конформно и, в конце концов, хорошо расходится.
(…)
Создавая этот список, вы автоматически попадаете в круг застрельщиков новой войны – между цивилизацией жрецов и цивилизацией профанов.
“Достаточно наличия одной из них (характеристик), чтобы стала конденсироваться фашиsтская туманность: культ традиции.”
Я процитировал вас в первый и последний раз. Здесь уже возникли к вам сентенции.
Вам наверняка известно, что у русских традиция уродовалась на протяжении многих веков. Это касается истории моего народа и истории каждой его семьи. Великие русские маргинальны. Они приходили из ниоткуда. Ломоносов, Ленин, Менделеев и так далее до нашего современника Дугина. (…)
…Эти опасные дети века, эти “дворники и сторожа”. Русские очень опасны, предупреждаю вас, Эко.
Что произойдет, если они проснутся? Ведь ты скоро умрешь, Умберто, и так ничего не узнаешь о них. Высшей добродетелью в них вбивалось отрицание роста. В одном веке они – свидетели расколотого черепа ростовщицы, теперь продают банковские услуги. Один век концентрировал их внимание на красных руках Базарова, но другой век вложил в эти руки слишком мало жертв, слишком мало. Где их колыбель, где гимн, прерывающий их утренний сон, гимн, которому они присягали? Можно ли разгадать их планы, если они столько раз были обмануты? Можно ли предположить, что они прониклись самоубийственным духом, по наущению, например, ваших экзистенциалистов? Предположить, что их спалил алкоголь, который дистиллировали арабы? Можно ли предположить, что их целая плеяда – выживших?
Что такое наш общий мировой исторический багаж, Умберто? Представьте себе – вы пришли домой после отбубненной лекции, пустили в ванну горячую воду. Через некоторое время вы обнаруживаете, что ванна чуть не переливается через край, поскорее дергаете за цепочку – цепочка обрывается. Струю, конечно, в кране вы перекрыли, все нормально. Вы засучиваете рукав, опускаете в воду руку и тотчас ее отдергиваете – вода кипяток. Теперь посмотрим, чему вас, выдохшегося византийца, могла бы научить эта притча.
Первое: засучи рукава повыше, Эко. Воды здесь слишком много.
Второе: сними часы, иначе время остановится.
Третье: не так-то просто немедленно сорвать заглушку, чтобы вернуть все к прежнему равновесию – ты можешь обварить руку.
(…)
…Но я не верю, что ровесники двух веков останутся поколением маргинальным. Что они закончат карнавалом толерантности.
Реванш состоится, если произойдет слияние двух эсхатологических пластов, уже отлежавшихся в истории и доселе доказывавших друг другу рознь, хотя родственность их очевидна. Это пограничные движения мысли, которые определяли этический облик ХХ столетия – экзистенциализм и фундаментализм. Первый ставил вопрос о существовании человека, второй будет ставить - о приоритете человека. Внимание! Камю выписывал рецепт против бубонной чумы, но в конечном плане показал “эскалацию гнева” против тотальной отчуждённости, в которой погрязли вы, ваш богопротивный англосаксонский мир. Умберто, ты с католической элегантностью предостерегаешь американскую аудиторию об опасности возрождения, в том числе в России, ур-фашиzма.
Тогда ты угадал, Умберто (…) Знаешь, с чего мы начнём? Мы начнём с традиции.
Я добьюсь, чтобы твои книги кидали в костры, Эко, я обещаю это.
Не сокрушайся, старый ты человек, аутодафе – это высшая форма существования литературы.