В современной России его мало знают. А вот в начале 20-го века не было, пожалуй, ни одного литератора Серебряного века, кто не попал бы под его влияние. Его переводили Брюсов и Цветаева, а Николай Гумилёв посвятил ему оду в 1915 году. Потом его имя практически не вспоминали – из-за его дружбы с Муссолини. А дружили они до самой смерти Габриэле д’Аннунцио 1 марта 1938 года от кровоизлияния в мозг.
Габриэле д’Аннунцио (1863-1938) – итальянский поэт, писатель, драматург.
Говорят, что Муссолини провозгласил Габриэле д’Аннунцио Иоанном Крестителем итальянского фашизма, а сам при этом воспользовался внешней атрибутикой, придуманной д’Аннунцио. То, что потом назовут стилем Муссолини на самом деле придумал Габриэле д’Аннунцио.
Чёрные рубашки, вскинутая в римском приветствии рука, гипнотизирующие речи перед толпой с балкона с призывами к коллективному ликованию - Aie! Aie! Alala'! Так по легенде кричал при взятии Трои Ахилл. А Александр Македонский пришпоривал своего Буцефала...
Именно Габриэле д’Аннунцио извлёк ликующий клич - Aie! Aie! Alala'! - из глубины веков. И клич подхватили сначала итальянские лётчики после успешных налётов, а после его победного марша на Фиуме в 1919 году - вся Италия.
У Бертолуччи есть фильм "1900" (в нашем переводе "20 век") - историческая эпопея длиной в полвека. Есть там эпизод, когда чернорубашечники занимают город и вызывают к себе муниципального главу: чтоб он порассказал им о городских настроениях.
А для пущей сговорчивости "ласково" велят ему выпить полстакана касторового масла. И отпускают пешком домой - через весь город... Оказывается, касторовое масло как эффективное средство унижения и подавления инакомыслия тоже придумал Габриэле д’Аннунцио. А "чёрные рубашки" Муссолини, придя к власти, с энтузиазмом эту фишку с касторовым маслом подхватили. Ещё в фильме показан радостный конец войны в Италии, 25 апреля 1945 года, когда все бегают с красными флагами и криками "Сталин! Сталин!"
А в реальной жизни через 3 дня, 28 апреля 1945 года Муссолини расстреляют итальянские партизаны (или британские спецслужбы) на озере Комо, когда он предпримет попытку бежать в Швейцарию из своей марионеточной республики Сало' на итальянском озере Гарда.
Его старый друг Габриэле д’Аннунцио, живший в десятке километров от Сало на том же берегу озера, ничего этого не узнает: ни бесславного конца Дуче, ни второй войны. Он умрёт от кровоизлияния в мозг 1 марта 1938 года, не дожив 11 дней до своего 75-летия.
Но по порядку В 1892 году, когда Муссолини ещё под стол пешком ходил (он почти на 20 лет моложе д’Аннунцио), д’Аннунцио уже проповедовал свою теорию двух рас, на которые будут разделены все люди. Высшим, поднявшимся благодаря "чистой энергии своей воли" будет позволено всё! Низшим — или ничего, или очень-очень мало. Про переход в высшую расу через "свою волю" его ученик Муссолини хорошо усвоил.
Паоло Трубецкой (автор памятника Александру III и его лошади) сделал для Милана памятник Гарибальди. Гарибальдист Д’Аннунцио писал об этом памятнике хвалебные статьи. В том же году (1892) Паоло Трубецкой вылепил и бюст Габриэле д’Аннунцио, вот он:
В жизни д’Аннунцио выделяют 2 периода. 1889-1910, когда он - поэт, журналист, драматург, король эпатажа, соблазнитель - занимал видное место в итальянской литературе. И уважительно именовался в публикациях Il Vate, Поэт (только так и не иначе, с большой буквы).
Период 1914-1924, когда он - поэт, соблазнитель, проповедник войны, лётчик, "первый Дуче" самопровозглашённой республики Карнаро - стал видным политиком и Il Profeta- Пророком, а чаще начал подаваться как два в одном: и Поэт, и Пророк.
Соблазнителем он был всегда! Как жизненное кредо. Знаменитые (и не очень) женщины сходили по нему с ума (иногда - в буквальном смысле). Никто не знает, чем он их брал. Маленький (рост 164 cм), лысый, один глаз потерял во время неудачного приземления самолёта, второй тоже почти не видел.
Голос — да, говорят, его голос завораживал всех, и больших, и которые поменьше. Когда он в 1910 году познакомился в Париже с семьёй композитора Пьетро Масканьи, его дочь-подросток сказала: - Когда синьор д’Аннунцио говорит, всегда кажется, что он рассказывает секрет. Даже если он просто говорит - Доброе утро...
Д’Аннунцио с танцовщицей Идой Рубинштейн (у них была довольно долгая связь) в 1911 году во Франции:
(Тут все дружно вспоминаем Валентина Серова и его "Портрет Иды Рубинштейн", написанный в Париже в 1910 году. Многие его собратья-художники, например, Репин восприняли это творение Серова очень негативно, называли "портретом зелёной лягушки" и вообще - недостойным автора "Девочки с персиками" и др. картин. В 1911 году Серов умер от стенокардии, так что портрет сразу перешёл в разряд - "последний шедевр мастера":
В 1915-1918 годах он участник Первой мировой войны.
8 августа 1918 года – участник знаменитого полёта (как пассажир) на Вену. Тогда д’Аннунцио сбросил на город 50000 листовок в цветах итальянского флага, а текст тоже он сам написал. Очень интересный текст, тут и про "хлеб Украины" и про войну и мир, и про то, зачем вся эта война.
"Венец! Научитесь узнавать итальянцев. Мы летим над Веной, мы можем сбросить тонны бомб. Все, что мы бросаем на вас, — это приветствие трех цветов: трех цветов свободы. Мы, итальянцы, не воюем с детьми, со стариками, с женщинами. Мы ведем войну с вашим правительством, врагом национальных свобод, с вашим слепым, упрямым, жестоким правительством, которое не может дать вам ни мира, ни хлеба, питает вас ненавистью и иллюзиями.
Венец! Вы славитесь своим умом. Но зачем вы надели прусскую форму? Видите ли, весь мир повернулся против вас. Вы хотите продолжить войну? Продолжай, это твое самоубийство. На что вы надеетесь? Решительная победа, обещанная вам прусскими генералами? Их решительная победа подобна хлебу Украины: ты умираешь, ожидая ее. Жители Вены, подумайте о своей судьбе. Проснись!
ДА ЗДРАВСТВУЕТ СВОБОДА! ДА ЗДРАВСТВУЕТ ИТАЛИЯ! ДА ЗДРАВСТВУЕТ АНТАНТА!"
В сентябре 1919 года Габриэле д’Аннунцио предпринял поход на город Фиуме, занял его, объявив Независимым государством со своей конституцией (сам написал в стихах), был объявлен регентом Фиуме. "Республика Красоты", как он называл Фиуме, просуществовала 16 месяцев. Это он на балконе в Фиуме в годовщину взятия города:
Когда феерическая авантюра с вольным городом Фиуме закончилась крахом, и д’Аннунцио в начале 1921 года поселился в живописном Gardone-Riviera на озере Гарда, Муссолини успокоился. Но не совсем.
Д’Аннунцио оставался ещё сильным политическим соперником, и слава его как национального героя была оглушительной. Да и лет ему ещё было всё ничего для политика - 58.
Перед маршем на Рим д’Аннунцио помогает Муссолини, прорабатывает вместе с ним все детали. Собирается участвовать. Но надо же было такому случиться: незадолго до марша д’Аннунцио выпал из окна высокого 2-го этажа, сильно ударился головой, дала себя знать контузия с глазом, тут уж не до Риму быть бы живу... Сам ли выпал? или кто помог? — неизвестно.
С тех пор д’Аннунцио всё больше занимался своей огромной, больше 9 гектаров, виллой на склоне холма, которую он назвал Vittoriale delli Italiano - "Храм итальянской победы". Муссолини для этого снабжал его деньгами, не раз приезжал к нему в гости, последний раз был в 1925 году.
Д’Аннунцио выступал за экспансионистскую внешнюю политику Италии и аплодировал вторжению в Эфиопию в 1936 году. А вот Адольфа не приветствовал и всю дорогу убеждал Муссолини не связываться с Гитлером и не вступать с ним ни в какие коалиции. Он писал об этом Муссолини в 1933 году. В 1934 году перед встречей Гитлера и Муссолини в Венеции он написал сатирическую брошюру о Гитлере, надеясь помешать встрече. Последний раз бывшие единомышленники встретились в конце сентября 1937 года на вокзале в Вероне.
Из Вероны Муссолини ехал по приглашению Гитлера в Берлин. Д’Аннунцио примчался с берега Гарды на вокзал в Вероне - с последней надеждой отговорить Муссолини. Послушался бы тогда Муссолини д’Аннунцио, история Италии и его собственная могла бы пойти по-другому.
Но уже нельзя было остановить "бегущего бизона"... Военная мощь Германии, лоск и дисциплина штурмовых отрядов поразили Дуче. 29 сентября, выступая в Берлине, он объявил о вечной дружбе Италии и Германии, а в ноябре 1937 года Италия в лице Бенито Муссолини присоединилась и к "Антикоминтерновскому пакту".
Для чего этот сравнительный анализ двух Дуче (см. заголовок) Казалось бы, оба были ярыми националистами: Италия для итальянцев. Оба радели за объединение Италии, оба мечтали о былом её (римском) могуществе. Но вот Муссолини не сумел вовремя остановиться и предан забвению, ну, по крайней мере, пока в Италии нет объектов "имени Муссолини".
А именем Габриэле д’Аннунцио назван аэропорт в Брешиа (столица одноимённой провинции на севере Италии).
В его честь названы как минимум два университета в провинции Абруццо — в Пескаре, где он родился и в соседнем Кьети.
Чилийская поэтесса Габриэла Мистраль (наст. имя Люцила Алькаяла), лауреат Нобелевской премии по литературе 1945, в память о нём назвалась его именем.
Лукино Висконти снял свой последний фильм "Невинный" (1976, очень хороший, кстати) по его роману.
Сальвадор Дали для своего имиджа "позаимствовал" у него усы - только кончики сделал тоньше и закрутил их выше. Про "Храм итальянской победы" расскажу Фото из своб. источников Сети
1961 год, Москва. Джина Лоллобриджида и Юрий Гагарин. Джина: «Я попросила Екатерину Фурцеву познакомить меня с Гагариным. Она это устроила. В его улыбку и озорной взгляд хоть немножко, но были влюблены тогда все женщины планеты. И я не стала исключением».
Не стало итальянской актрисы Джины Лоллобриджиды (1927—2023), прожившей без малого столетие. Надо признать, что её образ стал частью культурной жизни и в СССР. Это связано, в частности, с успехом французского фильма «Фанфан-тюльпан» (1952), вышедшего в советский прокат в 1955-м.
Кадр из фильма «Фанфан-тюльпан». Фанфан (Жерар Филипп) и Аделина (Джина Лоллобриджида), под видом цыганки-гадалки нагадавшая ему блестящую военную карьеру и принцессу-невесту. Всё было обманом с целью заманить простодушного Фанфана на службу в армию, Аделина — дочь вербовщика
В советском фильме «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещён» (1964) есть такой эпизод: в пионерском лагере детям демонстрируется фильм «Фанфан-тюльпан», который имел в СССР возрастное ограничение «Зрители до 16 лет не допускаются». Поэтому вожатые, собравшиеся в будке киномеханика, закрывают от зрителей «цензурной» картонкой луч проектора во время слишком эротичной сцены домогательств короля к Аделине, а сами продолжают смотреть её на картонке. Это, конечно, вызывает бурю возмущения и свиста юных зрителей.
Советские пионеры с восторгом следят за приключениями Фанфана и Аделины на киноэкране. Кадр из фильма «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещён» (1964)
А история её поцелуя на заглавной фотографии поста с Юрием Гагариным имеет своё продолжение. После него Джина, по легенде, сказала: — Мне не поверят в Италии! Позднее она признавалась: «Когда мы гуляли по ночной Москве, Юра подарил мне свою фотографию, на обороте которой написал: «Я видел много звёзд на небе. Но такой, как ты, нет». Я до сих пор храню его автограф на фотографии, которую он мне подарил. И покрываю её поцелуями».
Гагарин оставляет автограф для Джины
Джина с Аркадием Райкиным в Москве. 1961
1961
И вот Джины больше нет. Но как же давно всё это было!..
Джина Лоллобриджида с сыном Андреа Милко в Риме в 1962 году
Джузеппе Унгаретти. Стихи из книги "Погребенный порт" (перевод с итальянского и вступление Петра Епифанова). Джузеппе Унгаретти (1888-1970) встретил Первую мировую на учебе во Франции, с вступлением Италии в войну в мае 1915 г. вернулся на родину и поступил добровольцем в 19-й пех. полк бригады "Брешиа" (19º Reggimento di fanteria della Brigata "Brescia"). Как "грамотный солдат", он был произведен в капралы, участвовал в боях на передовой, среди боевых товарищей имел репутацию "более храброго, чем разумного". В свободные минуты писал стихи, сотрудничал в солдатской "траншейной" газете. В 1918 г. был отправлен во Францию в составе II итальянского армейского корпуса, уже как младший офицер. Ему повезло: он выжил... чтобы по возвращении в Париж 9 ноября 1918. найти на своей квартире тело своего друга, поэта и героя войны Гийома Аполлинера, умершего от "испанки" и последствий тяжелого ранения. Джузеппе Унгаретти (третий слева во втором ряду - ?) среди солдат и офицеров 19-го пех. полка, 1916 г.
Джузеппе Унгаретти прожил долгую жизнь, уже к 1930-м гг. став признанным классиком итальянской литературы. Возможно поэтому, несмотря на активную поддержку Унгаретти режима Муссолини, после Второй мировой войны он избежал серьезного наказания и смог вернуться к писательской и преподавательской деятельности - М.К.
23 мая 1915-го, когда Италия, после жарких внутриполитических баталий, вступила в мировую войну, для Джузеппе Унгаретти пробил час решающего в его жизни поступка. Броситься во фронтовую мясорубку, вслед за миллионами, спешили художники и интеллектуалы со всех концов Европы. Однако выбор Унгаретти был продиктован особыми обстоятельствами и переживаниями. Унгаретти, родившийся в Египте в семье итальянских эмигрантов, провел детство и юность в космополитической Александрии, на границе пустыни и моря. Здесь же сделаны и первые творческие шаги: настоящим проводником на пути поэзии для него становится Константинос Кавафис. В возрасте двадцати пяти лет перебравшись в Италию, Унгаретти чувствует себя чужаком, пришельцем и, более того, не находит простора для своего творческого роста. Он уезжает в Париж, культурную столицу Европы. Здесь, в художнической среде, в общении с Пикассо, Аполлинером, Браком, Модильяни, прошло два бесценных, насыщенных впечатлениями года. Унгаретти утвердился в своем призвании поэта. Не удалось обрести лишь самое для него важное: Бога и Родину (с большой буквы, как идеал). Католический Бог горячо верующей матери, детских молитв был утрачен, казалось, безвозвратно; для того чтобы вернуть родину, простой натурализации было мало. Обе темы – поиск Бога и родины – определят характер первой поэтической книги Унгаретти "Погребенный порт", вышедшей осенью 1916 года, тиражом 80 экземпляров, в прифронтовой полосе. Стихи сборника записывались день за днем, иногда прямо на огневой позиции: "Ночь напролет / в окопе прижатый / к убитому другу / чей рот / скалился / на полнолунье / и окоченелые руки / в мое проникали молчанье / я писал / письма, наполненные любовью…" "Письма, наполненные любовью", среди грязи и крови, подчас короткие, как телеграммы, где особое звучание и смысловой вес обретали даже самые небольшие элементы текста – вплоть до предлогов и союзов. А между этими короткими, как выстрелы, сгустками речевой энергии – паузы пустоты… Оглядываясь со стороны на обстановку этой "экзистенциальной лаборатории", нелегко говорить о творческой и жизненной стратегии поэта; но она, однако, была. Автор стихов, поставив на кон жизнь, шел на фронт не затем, чтобы умереть. Читая "Погребенный порт", книгу-поиск, и даже не зная биографию автора, видишь, что поиск лишь начат, что впереди еще долгий путь: настолько велика в этих стихах жажда жизни. Впрочем, военный "анабасис" Унгаретти был поиском не только цельности души, но и социальной реализации. Человек с обрубленными корнями, почти чужак, он ставит перед собой задачу получить признание на исторической родине, за которую теперь воюет. И стать поэтом не только национальным – для Италии, раздробленной на местные культурные мирки, задача почти нереальная, – но и поэтом европейским. Недаром стихи этого периода он записывает в двух вариантах – на итальянском и французском. "Я знаю, чего стою: надо вернуться к Вийону, чтобы найти такую же сгущенность смыслов, такую же точность слов и ритма – в эти времена охов и ахов, во времена поэзии, мнящей себя теологической, когда она всего лишь болтовня картежной гадалки, в эти времена прилагательных!" (письмо к Дж. Папини, февраль 1919-го). Слава придет к Унгаретти позже, уже в начале тридцатых, когда сыграет свою роль и внешний фактор – симпатии к нему со стороны Муссолини. Но стержневой книгой для творчества поэта навсегда останется сборник военных стихов. Внешне стихи Унгаретти выглядели разрывом с классической итальянской метрикой, с тональностью, с самим словарем, свойственным поэзии XIX века. При этом автор решительно заявлял о себе как о человеке традиции. В самом деле, от внимательного слуха не могли утаиться интонации Джакомо Леопарди; да и сама главная тема – человек перед лицом вечности-бездны, вечности-круговращенья, не озаряемой никакой эсхатологической надеждой, – восходила непосредственно к автору "Ночной песни пастуха" и "Последней песни Сафо". Впрочем, у Унгаретти тема вечности обогащена таким острым чувством мгновения, какое мог дать только опыт XX века и, особенно, опыт новой войны с ее орудиями "крупных оптовых смертей". А найти художественные средства для отражения этого опыта поэту также помогла традиция, хотя и весьма далекая от его родной культуры: только что открытая Европой традиция японских хайку.
Давным-давно… Высота 141, 1 августа 1916 г. У леса, на склоне пологом, как в кресле уютном - бархат зеленый. А мне бы вздремнуть ненадолго в том далеком кафе, в тиши приглушенного света, такого, как эта луна.
Мироздание. Деветаки, 24 августа 1916 г. Из моря я себе смастерил свежий прохладный гроб.
Одиночество. Санта-Мария-Ла-Лонга, 26 января 1917 г. …Но крики мои, молниями ударяя в глухой колокол неба, Оттуда свергаются в ужасе.
Преображение. Верса, 16 февраля 1917 г. Спиною прилег к кургану обронзовелого стога. Острою мукой пышет, вскипая, жирная борозда. Чую как голос земли в моих откликается венах. Чую себя в следящих за переменами неба осторожных глазах человека с лицом иссеченным, точно кора шелковицы, что руки его обрезают. Чую себя под мальчишескими глазами, плодом, рдеющим горячо, в саду оголенном. Чую себя тучей, солнца пронзенной лучом. Чую себя растворенным в поцелуе, что меня испивает и усыпляет. Итальянские солдаты, погибшие в предгорьях Альп.
"Светлые ночи были единым рассветом" Евгений Солонович об антологии "Первая мировая война в стихах итальянских поэтов". Книга вышла в Италии к восьмидесятилетию окончания Великой войны. Заглавие подсказала составителю, известному критику Андреа Кортелессе, строчка Эудженио Монтале из сборника "Раковины каракатиц". Успевшая за двадцать лет стать библиографической редкостью, уникальная эта книга приобрела в нынешнем году актуальность, на какую Андреа Кортелесса и автор предисловия Марио Изненги, едва ли рассчитывали. Можно по-разному относиться к тематическим собраниям литературных текстов, но антология "Первая мировая война в стихах итальянских поэтов", заявленная в подзаголовке книги, обещала встречу с участниками кровопролитных сражений, чьи имена успели прогреметь до войны (Габриеле Д’Аннунцио, Филиппо Томмазо Маринетти) или уже по ее окончании, не всегда сразу, пополнили список самых известных европейских писателей (Джузеппе Унгаретти, Клементе Ребора, Карло Эмилио Гадда). Чтобы представить масштаб более чем пятисотстраничной книги, достаточно привести заголовки лишь части ее разделов: "Предыстория. Ожидаемая война", "Война-праздник", "Война-единение", "Война-осмысление", "Война-безумие", "Война-трагедия", "Война-скорбь". Многие из поэтов уходили на фронт добровольцами, движимые патриотическим порывом и отчасти подготовленные к этому шагу воинственными манифестами футуристов, воспевавших войну как "единственную гигиену мира". Если бы только манифестами! "Война прекрасна! – писал в предвоенные месяцы поэт Коррадо Говони. – Да здравствует война!" Чтобы отразить тогдашние настроения в стране, Андреа Кортелессе, казалось бы, достаточно было процитировать в книге эти строки, но он не ограничился ими, приведя в своей антологии полный текст стихотворения, в котором falci-atrici (комбайны) рифмовались с mitragliatrici (пулеметами), в котором поэт призывал людей отказаться от "ханжества" и не горевать по поводу "сотен разрушенных домов" и, обращаясь к будущему солдату, цинично спрашивал:
И что с того, что завтра, что скоро ты умрешь?
Дать ответ на этот вопрос предстояло вскоре тем, кто свои стихи о войне напишет в солдатском окопе или на госпитальной койке и о ком спустя десятилетия вспомнит Андреа Кортелесса, отбирая тексты для своей антологии. То, что это не обязательно будут авторы с громкими именами, только приблизит их строки к не очень искушенному в поэзии читателю. К числу таких авторов принадлежит Джулио Барни, знавший цену жизни уже хотя бы потому, что смотрел смерти в глаза:
Запомни: если жить ты потерял охоту, путь у тебя один, один лишь путь – в пехоту. Итальянская пехота Первой мировой. Разведчики бригады "Кальяри" 35-й дивизии (35a divisione, brigata "Cagliari").
О Барни Кортелесса вспомнил на первой же странице вступительного эссе, приведя слова Умберто Сабы, одного из крупнейших итальянских поэтов XX века: "Самое значительное из того, что нам оставила в поэзии та война, колеблется между двумя полюсами. На одном из них – Унгаретти… Унгаретти был поэтом, который участвовал в войне… Барни, находящийся на противоположном полюсе, – был солдатом, которого война ненадолго и, можно сказать, случайно сделала поэтом". Чем дольше правительство Италии медлило с решением о вступлении в войну, тем стремительнее ширилось в стране интервенционистское движение, одним из активных участников которого был Джузеппе Унгаретти. Италия объявила войну Австро-Венгрии 23 мая 1915 года, а в декабре Унгаретти уже на фронте, и первое его фронтовое стихотворение датировано 22 декабря. Не пройдет и года, как свет увидит и его первая книга "Погребенный порт" – поэтический дневник солдата, с непременным указанием не только даты стихотворений, но и места их написания (например "Высота 4, 23 декабря 1915", "Верса, 27 апреля 1916", "Мариано, 27 июня 1916" и т. д.). Отдельные стихотворения этого цикла (пятнадцать из тридцати пяти) претерпели при переизданиях когда более, когда менее значительные изменения, оставшись при этом страницами дневника. Так стихотворение "Солдат" со временем не только поменяло название на "Братья", но и стало короче на пять строк, что прибавило ему трагичности. Именно в этой послевоенной редакции оно входит в полный свод стихотворений Унгаретти, объединяющий все написанное им в стихотворной форме общим заглавием "Жизнь человека":
БРАТЬЯ Мариано, 25 июля 1916 Из какого полка вы, Братья? Дрожащее слово в ночи, Новорожденный лист В мучительном воздухе, невольный бунт человека, свидетеля собственной хрупкости. Братья.
Андреа Кортелесса включил в свою антологию девять стихотворений Унгаретти, посвятив им и их автору немало строк в эссе, открывающих тот или иной из ее разделов. Поэт не случайно указывал время и место создания каждого стихотворения не под ним, а перед ним, сразу после заглавия, – ему это было важно, на что справедливо обратил внимание Кортелесса: "Очень часто это траурные стихи, – пишет критик. – Даты их написания играют ту же роль, что и даты на мемориальных досках". Война разделила жизнь солдата на "до" и "после". Послевоенное будущее, если он до него доживет, рисуется ему потерянным до поры или навсегда раем, который и раем-то был зачастую относительным. О том, как он, этот рай, теперь далеко, сокрушаются в перерыве между боями солдаты-поэты, отложив винтовку и взяв в руку карандаш:
Давным-давно были земля и небо. Их больше нет. Мир – бездонная черная яма. (Массимо Бонтемпелли) Массимо Бонтемпелли (1878-1960), в 1917 г. призван офицером в артиллерию, служил в артиллерийской разведке, награжден двумя медалями за храбрость (Medaglie al valore) и тремя военными крестами (Croci di guerra). Также получил известность как военный корреспондент, благодаря ярким репортажам с позиций в военную газету Il Montello. В 1920-30-е г. резко выступал в прессе против пришедших к власти фашистов, за что был запрещен к печати и отправлен в ссылку. После 1945 г. продолжал бороться против возвращения бывших приспешников Муссолини в политическую и культурную жизнь Италии. - М.К.
Среди тех, кому не суждено было познать плоды победы, – Карло Ступарич, добровольно ушедший на войну и не вернувшийся с нее. Посмертно награжденный золотой медалью "За воинскую доблесть", он оставил память о себе как надежда итальянской литературы и по праву вошел стихами в антологию Кортелессы. Карло Ступарич (1894-1916, по отцовской линии - хорват из Далмации, мать - еврейка из Триеста) с началом войны вместе со старшим братом и лучшим другом, своими единомышленниками по поэтическому сообществу, поступил добровольцем в элитный 1-й полк сардинских гренадер (1st Regiment "Granatieri di Sardegna"). В военных документах братья Ступаричи были записаны под фамилией Сартори, чтобы их случайно не приняли за дезертиров из Австро-Венгеркой армии, в которой служило много славян - дезертирам веры не было. Карло Ступарич/Сартори участвовал в боевых действиях в Альпах и зарекомендовал себя как умелый и инициативный солдат, за что был произведен в младшие лейтенанты и назначен командиром взвода. Кстати, вернули ему и природную фамилию - тоже своего рода награда за доблесть. Карло Ступарич (второй слева) на позициях в Альпах. Почему он носит шляпу альпийского стрелка (альпини) - не понятно, в эти части он не переводился. Возможно, просто одолжил для фото.
21 мая 1916 г., во время прорыва австрийцами итальянской обороны на плато Азиаго остатки роты, в которой служил Карло Ступарич, вместе с другими разрозненными группами итальянских войск оказались отрезаны от своих близ форта Корбин. Младший лейтенант Ступарич был одним из офицеров, которые сумели возглавить и воодушевить деморализованных солдат. Несколько дней они вели тяжелые бои в окружении и даже переходили в контратаки. 30 мая, после гибели или тяжелого ранения почти всех своих товарищей, Карло Ступарич застрелился - по одним сведениям, чтобы избежать плена, по другим - потому что сильно страдал от раны - М.К. Форт Корбин, у стен которого младший лейтенант Ступарич принял свой последний бой.
Карло Ступарич. КАРТИНА. (На фронте, 20 марта 1916) Сегодня земля дымится, и весна, одеваясь, рада целомудренному туману. Впрочем, он мне не мешает представить ее розовато-лазурную плоть. Сквозь брешь в стене ранняя эта весна выглядит много нежнее. В зубчатой каменной раме пролома мне предстает пробуждающаяся природа с мягкой ее палитрой. *** Над склоном горы Кобилек, Недалеко от Баверки, Рачительно рассыпает Шрапнель свои фейерверки. Новое небо Италии Нынче невообразимо Без флагов, наскоро сшитых Из разноцветного дыма. Поет пулемет в лесочке под боком, Грозный напев смакуя, Свист каждой пули кажется чмоком Прощального поцелуя. Если б не это чертово копошенье Неприятеля, сулящее близкую мясорубку, Можно было бы в раскисшей от солнца траншее Закурить – кто цигарку, кто трубку, И за этим мирным занятьем Верить наперекор шрапнельным разрывам В милость смерти к солдатам, больше, чем братьям, — К нам, молодым и красивым.
Литература Великой войны пережила свое время, став частью истории. В поле зрения Кортелессы – десятки авторов, творчество которых отразило военную страду. Это, наряду с Унгаретти и также упомянутыми уже Клементе Реборой, Карло Эмилио Гаддой, Умберто Сабой, Массимо Бонтемпелли и Карло Ступаричем, – Арденго Соффичи, Дино Кампана, Пьеро Жайе, Камилло Сбарбаро, Артуро Онофри Коррадо Альваро, Альберто Савинио, Курцио Малапарте, Джованни Комиссо… Как многое в поэзии Монтале, строка "Светлые ночи были единым рассветом", выбранная Андреа Кортелессой в качестве заглавия антологии, допускает не одно прочтение. Возможно, это метафора осветительных ракет, висевших до рассвета над окопами, в которых рождались изданные позже или оставшиеся неизданными книги поэтов, доживших и не доживших до конца Великой войны. (...)
Нарядные все. Если среди них появится модель в подиумном платье и макияже, они идеально впишется, никто внимания не обратит. В Италии же все ходили в кутюрных шмотках, если верить тем, кто любит выкладывать фотографии парижских моделей в СССР.
Утром 7 августа 1917 года в 7 милях к W-у от острова Бриони, у морской базы Пола, во время маневров, подводная лодка „F-14" была в погруженном состоянии протаранена миноносцем „Миссори".
Операцией по поднятию затонувшей лодки руководил адм. Фашини на крейсере „Бриндизи". Благодаря помощи гидрофона место гибели лодки было быстро найдено и, несмотря на неблагоприятные атмосферные условия и скверное состояние моря были спущены водолазы. Лодка затонула на глубине 40 метров. После многочисленных попыток, водолазам удалось заложить цепи и через 34 часа кошмарной работы, лодка в горизонтальном положении была поднята на поверхность.
Командир подлодки „F-14" Исидор Виль
Но... 27 человек экипажа лодки погибли за 3 часа до подъема, задохнувшись хлористым газом.
«Missori»
Газета „Cour. Mar. N. A." приводит интересный разговор по радиотелеграфу, имевший место между затонувшей подлодкой „F-14" и другой, „F-15", назначенной в операцию для её спасения. Привожу его почти дословно, как он записан в вахтенном журнале подлодки „F-15". 10ч.50м. — „F-14", отвечая на вызов, телеграфирует: „Мы слышим, старайтесь приблизиться". Через минуту она снова говорит: „Двигайтесь вправо и больше вперед... вы очень влево, продвигайтесь медленно". 11ч.05м. — „F-14" сообщает: „Я вас очень хорошо слышу; мы находимся в кормовом отсеке ; лежим на грунте; крен 70°; нас 24 человека, все живы и здоровы; три человека находятся в другом отсеке, затопленном водой; погибли во славу Родины". Переговоры становятся более частыми. Командир „F-15" отвечает затонувшей лодке: „Я понял. Опорожните ваш резервуар с горючим и маслом". „F-14": „Наши кормовые батареи совершенно залиты водой. Выбросили весь балласт". В 12ч.25м.; „Приблизьтесь, мы вас плохо слышим. Прибудет ли помощь?". „F-15" отвечает: „Морская база в Поло отправила 3 понтона, в том числе и 240 тонный, с водолазами, которые немедленно же найдут ваше место. Будьте спокойны, мы делаем все, что необходимо, чтобы поднять вас как можно скорее".
В 13ч.00м. „F-14" телеграфирует: „Я вас слышу хорошо. Если вы меня не слышите — приблизьтесь. Мы все себя хорошо чувствуем; только действуйте быстрее; спасите нас!". В 13ч.10м. „F-15" спрашивает: „Сообщите, с какой стороны слышно „Jessender" (название радиоаппарата, принятого в Итальянском флоте). В 13ч.20м. „F-14" отвечает: „Его слышно с левого борта по направлению в б5°. Определили ли вы наше место?". „F-15": „Вы на глубине 40 метров. Мы приближаемся. Сейчас найдут ваше место. Мужайтесь! Спокойствие! Находим, что вы в хорошем положении". В 15ч. „F-14" сообщает: „Мы услышали звук цепи, скользящей по корпусу лодки". „F-15" отвечает: „Цепь, которую вы слышали, должна быть от водолазного катера. Мы сейчас вам подтвердим это". С этого момента вопросы и ответы чередуются беспрерывно.
„F-15" „Слышите ли вы шум?" „F-14" „Нашли ли вы наше место?" „F-15" „Да, мужайтесь!" „F-14" „Видели ли вы нас?" „F-15" „Да мы нашли вас!" „F-14" „Действуйте быстрее, крен уменьшается ". „F-15" „Водолазы совсем около вас" В 15ч.50м. „F-14": „Мы вас слышим слева". В 16ч.00м. „F-14": „Я вас слышу слева от нас. Будьте у приёмника. Если вы будете приближаться — мы скажем „да", если удаляться то — „нет". „F-15" вызывает в свою очередь: „Будьте у приёмника и слушайте. Приближаемся ли мы к вам или удаляемся?". „F-14" отвечает: „Вы над нами". Некоторое время после этого гидрофон принимает и отправляет только короткие вопросы и ответы на них. В 18ч.00м. „F-14" сообщает: „Вы очень приблизились. Но действуйте быстрее: здесь умирают!" „F-15" отвечает: „Мужайтесь! Понтоны уже на виду! Крепитесь!"
„F-14": „Скорее! Скорее! Действуйте быстрее! Бросьте здесь буек. Именно бросьте здесь!" В 18ч.20м. „F-14" сообщает: „Вы точно над нами, действуйте быстрее!" „F-15": „Не падайте духом. Здесь сам адмирал Фашини. Он делает невозможное, чтобы только ускорить вам помощь. Адмирал шлет вам свои ободрения". „F-14": „Мы исполним наш долг до конца". „F-15": „Передали адмиралу. Водолаз спустился, чтобы дать вам воздуха. Вы слышите? Нашел ли вас водолаз?"
После этого, сообщения „F-14" становятся слабыми и малоразборчивыми. Трудность разборки получаемых со дна моря телеграмм с каждой минутой увеличивается. Трагический конец приближается...
В 19ч.49м. „F-14" посылает последний смертельный крик: „Мы больше не можем выдержать. Мы слышим водолазов, работающих над нами. Мы крепимся, но мы больше выдержать не в состоянии!" „Мы больше не в состоянии!" — телеграфируют еще раз с затонувшей лодки, и затем наступает молчание.
Все вызовы „F-15" остаются без ответа.
Телеграфист „F-15" бесполезно старался расшифровать несколько непонятных и едва уловимых букв, которые кажутся ему посланными с „F-14". Он предполагает, что последнее слово, состоящее из этих неразборчивых букв, есть „Viva!", но не уверен в этом. Еще два каких-то неразборчивых звука и все смолкло...
Через 3 часа „F-14" была поднята на поверхность. Весь экипаж в числе 27 человек был мертв и тела их были найдены в самых разнообразных положениях.
В вахтенном журнале командир сделал последнюю запись в 21ч.00м. За этим следует еще несколько неразборчивых слов. Очевидно, затопленные водой аккумуляторы погрузили лодку во мрак и прекратили работу телеграфа. Командир пробовал еще записывать, но... смерть сделала свое дело.
На переднем плане линкор ВМФ Италии "Джулио Чезаре" — будущий "Новороссийск". Рядом с ним его близнец — линкор "Граф Кавур". Линкор "Джулио Чезаре" пережил обе мировые войны, став трофеем СССР и войдя в состав Чeрноморского флота в качестве флагмана под названием "Новороссийск" в 1947 году. В 1955 году он был взорван, предположительно итальянскими диверсантами. Линкор "Граф Кавур" был потоплен англичанами во время битвы при Таранто в 1940-м году.
"Муж, заподозрив жену в неверности, нанял частного сыщика для слежки за ней. Тот докладывает ему о результатах: - Ваша жена встретилась с мужчиной на городской площади, они сели в машину и выехали на загородную виллу. Вошли в дом, сели за стол, выпили вина, разделись
и легли в постель и погасили свет. Больше я ничего не видел. Муж: - Опять эта проклятая неизвестность!)" 8 октября 1084 года в Венеции был освящен Собор Святого Марка. В Венеции я была в 2012 году, внутрь Собора мы тогда не попали, он был закрыт. Но около собора и по площади Св. Марка нам гид дала погулять, рассказывала что и как. Несмотря на то, что был январь, погода тогда была хорошая, днем было +16. Венецианские купцы все тянули в дом, считая что в хозяйстве все сгодится: Святого Марка они вывезли из Александрии в 829 году. Вывезли они его не легально, завалив корзину с его мощами свиными тушами, что бы сарацины не трогали. Они так поступили, потому что в Александрии разрушались христианские храмы, а апостол Марк проповедовал в городах Венецианской лагуны. Так апостол Марк стал небесным покровителем Венеции, а символом города стал его знак - крылатый лев. Собор Святого Марка в Венеции был построен в византийском стиле. Строился он с 1063 по 1094 год, на месте первой церкви поврежденной пожаром. При постройке смешались разные стили, потому что венецианцы привносили в украшение собора то, что было добыто в крестовых походах и при разграблении Константинополя. После разграбления крестоносцами Константинополя в 1204 году много древних реликвий попали в собор : это квадрига на западном фасаде, "золотой алтарь" византийской работы, образ "Мадонна Никопея". Так же ценные предметы, привезённые венецианцами в качестве добычи после разграбления Константинополя в 1204 году, находятся в сокровищнице, в помещениях соединяющих храм с дворцом дожей.
1.Вход в собор: видны мозаики, которыми он славиться. Крупным планом:"Явление Христа Судии", над лоджией - квадрига лошадей из Константинополя
2.Мозаика
3.Лоджия с квадригой и мозаика, апостол Марк и его знак - крылатый лев.
4. панорама собора
5.главный фасад собора с центральным входом
6.Южный фасад,который ведет к сокровищнице
7.Вывезенная из Константинополя скульптура четырёх тетрархов: Статуя была изготовлена в первой половине IV века и являлась частью константинопольского Филадельфейона, построенного рядом с колонной Константина (современная площадь Чемберлиташ).
"Муж, заподозрив жену в неверности, нанял частного сыщика для слежки за ней. Тот докладывает ему о результатах: - Ваша жена встретилась с мужчиной на городской площади, они сели в машину и выехали на загородную виллу. Вошли в дом, сели за стол, выпили вина, разделись
и легли в постель и погасили свет. Больше я ничего не видел. Муж: - Опять эта проклятая неизвестность!)" 8 октября 1084 года в Венеции был освящен Собор Святого Марка. В Венеции я была в 2012 году, внутрь Собора мы тогда не попали, он был закрыт. Но около собора и по площади Св. Марка нам гид дала погулять, рассказывала что и как. Несмотря на то, что был январь, погода тогда была хорошая, днем было +16. Венецианские купцы все тянули в дом, считая что в хозяйстве все сгодится: Святого Марка они вывезли из Александрии в 829 году. Вывезли они его не легально, завалив корзину с его мощами свиными тушами, что бы сарацины не трогали. Они так поступили, потому что в Александрии разрушались христианские храмы, а апостол Марк проповедовал в городах Венецианской лагуны. Так апостол Марк стал небесным покровителем Венеции, а символом города стал его знак - крылатый лев. Собор Святого Марка в Венеции был построен в византийском стиле. Строился он с 1063 по 1094 год, на месте первой церкви поврежденной пожаром. При постройке смешались разные стили, потому что венецианцы привносили в украшение собора то, что было добыто в крестовых походах и при разграблении Константинополя. После разграбления крестоносцами Константинополя в 1204 году много древних реликвий попали в собор : это квадрига на западном фасаде, "золотой алтарь" византийской работы, образ "Мадонна Никопея". Так же ценные предметы, привезённые венецианцами в качестве добычи после разграбления Константинополя в 1204 году, находятся в сокровищнице, в помещениях соединяющих храм с дворцом дожей.
1.Вход в собор: видны мозаики, которыми он славиться. Крупным планом:"Явление Христа Судии", над лоджией - квадрига лошадей из Константинополя
2.Мозаика
3.Лоджия с квадригой и мозаика, апостол Марк и его знак - крылатый лев.
4. панорама собора
5.главный фасад собора с центральным входом
6.Южный фасад,который ведет к сокровищнице
7.Вывезенная из Константинополя скульптура четырёх тетрархов: Статуя была изготовлена в первой половине IV века и являлась частью константинопольского Филадельфейона, построенного рядом с колонной Константина (современная площадь Чемберлиташ).
Вильфредо Федерико Дамасо Парето (1848-1923) — итальянский инженер, экономист и социолог. Один из основоположников теории элит. Он разработал теории, названные впоследствии его именем: статистическое Парето-распределение и Парето-оптимум, широко используемые в экономической теории и иных научных дисциплинах.
Кстати о распределении Парето.
"Каждый может быть успешным! Мы все можем этого добиться!"
Это ложь.
Распределение Парето диктует, что большинство потерпит неудачу и только меньшинство добьется успеха.
Говорят: Ленивцы, ленивцы.." Да ленивцы просто труженики рядом с людьми, выбравшими лень как образ жизни
Недавно газеты сообщали о смерти одной англичанки, проведшей последние 15 лет своей жизни в постели исключительно ради удовольствия. Но, как оказывается, явление это не единичное и чаще всего повторяется в Америке.
Так, например, в окрестностях Кларкенвеля проживает пожилой господин, который уже более 30 лет не встает с постели, причиной чему послужил его неудачный брак. Недавно в Тейгенмуте скончалась очень богатая старая дева, пролежавшая в постели, по собственной фантазии, 39 лет. Она была очень веселого характера и окружала себя постоянно гостями. Многие приезжали даже из соседних городов, чтобы посмотреть на этого странного маньяка. В Камбридгешире, в 1852 году, некая мисс Кларк, в то время очень молоденькая и хорошенькая девушка, разочаровавшись в чем-то, легла в постель и с тех пор больше не вставала. Таким образом, она лежит уже 45 лет и чувствует себя весьма недурно. Один из обитателей г. Кетли проводит уже 60-й год в кровати, а некая мисс Елисавета Гиль из Больтона, скончавшаяся в прошлом году, пролежала в кровати целые 64 года. «Самарская газета», №207, 1897 год..
Впрочем, не с них эта страсть к лежанию в постели началась. Самый яркий представитель семейства постельных обитателей, конечно, Джан - Гастоне Медичи, последний из Медичи
В 23 года отец решил его женить. И не нашел другого варианта для этого слезливого субъекта, кроме богатой и знатной немецкой вдовы, которая пугала Джан Гастоне одним своим видом: она была огромная, толстая, ругалась как солдат, не следила за собой, и в жизни любила только охоту и своих лошадей. Замуж второй раз выйти она отчего то согласилась, но вот в Тоскану ехать отказалась - она была уверена, что все Медичи убивают своих жен, и ей в их владениях тоже не выжить.
Молодой Джан Гастоне поселился с этим монстром в ее баварских поместьях, и пришел в такой неописуемый ужас от семейной жизни, что на женщин вообще больше смотреть не мог. А чтобы никто не приставал с рождением наследника, парень начал пить
Затем, одинокий в чужих краях, окруженный чужими людьми, не понимающими его тонкой натуры, Джан Гастон привязался к своему лакею, по имени Гвилиано Дами, который был человеком низкого происхождения и широких взглядов. Дами стал сперва его любовником, потом сводником, и на всю жизнь - главным доверенным лицом.
Лиха беда начало. Младший Медичи бросился, как говорится, в бездну разврата. Он шлялся по кабакам , выбирая себе всё новых и новых любовников.
Такую жизнь, в разврате и алкоголизме, он благополучно вел до 52 лет. Затем из жизни ушел его отец, понимая, что оставляет герцогство последнему из Медичи. А Джан Гастон стал великим герцогом. Кстати, герцогом он оказался просто замечательным. Он отменил религиозно заточенные законы своего отца, и хорошо подобрал министров, так что жизнь в Тоскане стала более легкой и приятной.
С некоторого времени герцог вообще перестал выходить из своей спальни и жил в кровати. Он сидел в ней в грязной сорочке, весь в подушках, в окружении любимых собачек, там же ел, там же принимал посетителей. Вокруг стояли ведра со льдом и бутылками, и стаканы.
Герцог практически постоянно находился в разной степени опьянения. Там же регулярно устраивались дикие оргии. Для этих целей верный Дами выискивал на дне общества нищих красавчиков и красавиц, и приплатив им, поставлял ко двору герцога. Таких особей при дворе было, по свидетельствам современников, около 370. И они принимали участие во всех непристойных и извращенных развлечениях Джан Гастона.
В комнате было грязно, страшно воняло, герцог был тоже грязным и вонючим, в простынях роились паразиты... Восемь лет герцог провел в кровати в таких условиях, совершенно опустившись и деградировав.
Главное, что ему всё нравилось, и менять свой "постельный" образ жизни герцог не хотел. И правильно, пусть подданые радуются, что он в кроватке. Как бы встал, на начал наводить порядок железной рукой... Был бы ужас-ужас.
Собственно, вот так, в полной деградации последнего представителя, завершилась великая династия Медичи по прямой мужской линии. Сик, как говорится, транзит глория мунди
lj_foto_history
