Ранним апрельским утром 1920 года неприметная повозка выехала из одного из московских переулков. Четыре вооруженных бойца Красной Армии, получивших приказ от заместителя народного комиссара иностранных дел СССР Карахана, сопровождали экипаж. На месте кучера сидел мужчина азиатской внешности, впоследствии оказавшийся чрезвычайным посланником Временного правительства РК в Шанхае Пак Чин Суном. Он перевозил семь сундуков золота весом 350 кг, выделенных Лениным в поддержку корейских борцов за независимость Республики Корея.
Вскоре повозка покинула окрестности Москвы и направилась к границе с Монголией. Пак Чин Сун и его напарник Хан Хён Гвон выбрали маршрут через Монголию, чтобы избежать встреч с войсками белой армии. Путь, пролегавший через Улан-Батор, Дальний Восток, Владивосток и Шанхай, оказался наиболее оптимальным. Прямая дорога через Новосибирск и Читу была слишком опасна, потому что на ее территории действовали белогвардейские войска, разбойники и японские шпионы.

Экипаж, проехав 8 тыс. км, прибыл во Владивосток
Пак Чин Сун выполнял особое поручение Временного правительства Республики Корея в Шанхае и Коминтерна. Накануне отъезда из Москвы он провел личную встречу с Лениным, во время которой обсудил вопросы дальнейшего развития движения за независимость РК и помощи со стороны советского правительства. По окончании октябрьской революции Ленин призвал колониальные державы вернуть захваченные ими территории. Борцы за независимость в Корее, Вьетнаме, Индии и на Филиппинах с радостью восприняли заявление вождя мирового пролетариата.

Переговоры Ленина и Пак Чин Суна проходили в дружественной обстановке. Владимир Ильич задал вопрос, сколько денег необходимо фонду борьбы за независимость РК. Пак Чин Сун растерялся и назвал сумму в 100 тысяч рублей. В ответ Ленин посмеялся и добавил, что данной суммы будет недостаточно и дал распоряжение о выдаче 2 млн рублей. Пак Чин Сун потерял дар речи, потому как был очень удивлен такой щедрости.
В то время экономика СССР находилась в состоянии продолжительной инфляции, в связи с чем российский рубль не котировался в качестве международной валюты. Вместе с этим в сельскохозяйственных угодьях бассейна рек Волга и Дон отмечался неурожай. Несмотря на экономические трудности в стране, решение выделить столь огромную сумму заслуживает внимания. В то время 2 млн рублей равнялись 220 млн долларов. Данная сумма позволила бы решить проблему денежного довольствия пяти тыс. борцов за независимость РК в течение 10 лет, что помогло бы изменить ситуацию в борьбе с Японией на Дальнем Востоке. Таким образом, подобный жест советского правительства можно расценивать как реализацию решения Коминтерна о помощи рабочим других стран и борцам революции.

На следующий день после встречи с Лениным Пак Чин Сун поручил своему напарнику Хан Хён Гвону положить 200 тыс. рублей на счет в московский банк, а остальные 400 тыс. – обменять на золото. Путь из Москвы до Шанхая неблизкий и небезопасный. Расстояние занимает порядка 8 тыс. км. Было принято решение ехать в Шанхай через Монголию и Владивосток. Линия фронта военных действий красной и белой армий постоянно менялась, что создавало дополнительные трудности для корейского экипажа.
Спустя два месяца Пак Чин Сун прибыл в тайное убежище в Чите, где его ждал главный секретарь государственного совета Временного правительства РК Ким Лип. Стоит добавить, что согласно договоренностям, Ким Лип должен был сопровождать груз из Читы до Шанхая, однако планам помешал раскол между борцами за независимость РК. Ким Лип заявил, что денежные средства необходимо использовать для нужд социалистического движения. Сопровождавший Пак Чин Суна Хан Хён Гвон также выразил согласие в отношении мнения Ким Липа. Еще по дороге в Читу его не оставляли сомнения о том, как поступить с большевистским золотом. Получив поддержку со стороны Хан Хён Гвона и Ким Липа, Пак Чин Сун изменил маршрут и направился во Владивосток, где спрятал золото в одном из корейских поселений.
Пак Чин Сун, Хан Хён Гвон и Ким Лип в течение полугода раздавали денежные средства корейской социалистической партии, корейской коммунистической партии и другим десяти организациям. Большая сумма была передана партизанскому отряду Хон Бом До (награжден орденом за заслуги в создании государства, имеет заслуги перед отечеством). Другая часть средств была передана в поддержку революционеров в Китае и Японии, которые сыграли большую роль в борьбе с империалистской Японией. Особое внимание следует уделить борцу за независимость Кореи Ли Тхэ Чжуну, который вел активную деятельность на территории Северной Манчжурии, а в последствии был взят в плен и казнен.

Временное правительство РК: Спор вокруг финансовой помощи Ленина
Вскоре Временному правительству РК в Шанхае стало известно о судьбе золота. По этому поводу было проведено экстренное собрание, на котором лидеру национально-освободительного движения, премьер-министру Ли Дон Хи было предъявлено требование доложить о том, как используется золото, полученное из СССР. Ли Дон Хи отказался выполнять требование и заявил о том, что Временное правительство не имеет никакого отношения к данному золоту. Причина проста: Ли Дон Хи считал, что финансовые средства, выделенные РСФРС, являются помощью для социалистов. Стоит отметить, что президент Временного правительства Ли Сын Ман также не стал передавать денежные средства борцов за независимость, собранные комитетом по внешним связям Временного правительства РК.

Руководство Временного правительства не смогло ничего противопоставить Ли Дон Хи. Начальник полицейского ведомства Ким Гу (награжден орденом за заслуги в создании государства, имеет заслуги перед отечеством) активно выражал протест по данному поводу. В то же время министр внутренних дел Временного правительства Ан Чхан Хо (награжден орденом за заслуги в создании государства, имеет заслуги перед отечеством) отстаивал мнение Ли Дон Хи, говоря о том, что денежные средства посланы социалистическим государством борцам-социалистам за независимость РК. Таким образом, Ан Чхан Хо рассматривал коммунистическое национально-освободительное движение РК как отдельную силу, а Ким Гу – считал подобные организации нижестоящими учреждениями Временного правительства РК.

Спустя несколько дней после спора вокруг денежной помощи из Советского Союза неизвестные распространили слух о том, что Ким Лип использует данные средства в личных целях. Уже через несколько месяцев все корейское общество знало об этом. После этого было проведено собрание социалистической партии Кореи, по результатам которого Ким Лип был признан невиновным. В конечном итоге это ничего не решило.

В декабре 1921 года Ким Лип был застрелен во французском районе Чжабэй города Шанхай. Как оказалось, начальник полицейского ведомства Ким Гу приказал О Бён Чжику и Но Чжун Гюну ликвидировать Ким Липа. Организацию похорон Ким Липа на себя взял Ким Чхоль Су (награжден орденом за заслуги в создании государства, имеет заслуги перед отечеством), который отвечал за коммунистическую партию Корё в Кёнсоне (прежнее название Сеула).

Позднее в своей автобиографии Ким Гу писал, что убийство Ким Липа стало справедливым для него наказанием. Данное мнение закрепилось в сознании общественных масс и господствовало на протяжении 50-ти лет после обретения РК независимости в 1945-м году. Однако в 1990-м году был рассекречен приказ делегата первого конгресса Коминтерна Куусинена, который вызвал полемику вокруг убийства Ким Липа. Профессор Сеульского университета Хангук Пан Бён Рюль в своей книге под названием «Ким Лип и народное антияпонское движение» ставит под сомнение правильность выражения «справедливое наказание» по отношению к убийству Ким Липа. Он выдвигает тезис о том, что Ким Лип стал жертвой борьбы за власть между приверженцами идей социализма и демократии. В подтверждение своей теории профессор Пан Бён Рюль приводит содержание доклада, посвященного расследованию ситуации вокруг финансовой помощи Советского Союза. В докладе говорилось, что Ким Лип не имел никакого отношения к растрате средств, полученных от советского правительства.

Раскол движения за независимость РК и изменение позиции советского правительства
Убийство Ким Липа стало шоком для корейской общины в Шанхае. Лидер либерально-национального движения Ан Бён Чхан, прибывший в Кёнсон для участия в похоронной церемонии Ким Липа, также погиб неожиданным образом. Смерть Ан Бён Чхана послужила поводом к тому, что участники либерально-национального движения решили ликвидировать Ким Гу. Руководство либерально-национального движения призывало к завершению внутреннего конфликта, однако это не помогло. Вскоре советское правительство предприняло меры.

В начале 1922 года Владимир Ильич Ленин дал распоряжение главе народного комиссариата иностранных дел провести расследование в отношении участников Корейской социалистической партии, осуществлявших деятельность на территории Дальнего Востока и Шанхая. Несколько десятков человек, включая Ли Дон Хи, Пак Вон Сун, Хан Хён Гвон, Ким Чхоль Су, были вызваны на допрос с целью выяснить куда были потрачены денежные средства, выделенные советским правительством. Расследование длилось три месяца. В докладе от 18 августа 1922 года сказано, что никаких доказательств незаконной растраты выделенных денежных средств не было выявлено.
Противники Ким Гу настаивали на том, что источником денежных средств, выделенных Лениным, является Коминтерн, поэтому раздача денег организациям либерально-национального движения не является преступлением. Вместе с этим они потребовали серьезного наказания для Ким Гу. Министр внутренних дел Временного правительства РК Ан Чхан Хо для урегулирования ситуации предложил компромиссное решение в виде принесения извинений от имени полицейского ведомства Временного правительства. Однако подобный шаг не принес результатов.

В январе 1923 года состоялся съезд народных представителей организаций, боровшихся за независимость РК. В мероприятии приняли участие представители 120 организаций, действовавших на территории Корейского полуострова, Шанхая, Манчжурии, Пекина, Приморья и США. В итоге стороны разделились на две группы: одна придерживалась мнения об избрании нового состава Временного правительства РК, другая – лишь его реформации. Часть денег (200 тыс. рублей), которые Пак Чин Сун оставил на хранение в московском банке, была использована в качестве денежного фонда съезда, который продолжался на протяжении пяти месяцев. В конченом итоге съезд представителей организаций, боровшихся за независимость РК, не привел к консолидации Временного правительства. Движение за независимость РК разделилось на два течения: демократическое и социалистическое, что позднее привело к ослаблению его влияния.

Изначально Временное правительство РК являлось представительным органом движения за независимость РК, однако после всех событий оно начало терять свое влияние. За этим последовало прекращение финансирования движения за независимость РК. Даже президент Временного правительства Ли Сын Ман не стал помогать Временному правительству. Японский генерал-губернатор на Корейском полуострове в своем докладе министерству иностранных дел писал о бедственном положении Временного правительства РК, говоря о том, что большая часть его сотрудников не получает заработную плату.

На момент убийства Ким Липа основная власть Временного правительства РК была разделена между комитетом по внешним связям Временного правительства РК Ли Сын Мана, Корейской социалистической партией Ли Дон Хи и молодежной корейской академией Ан Чхан Хо. В ноябре 1919 года Ли Сын Ман вступил в должность президента Временного правительства. За все время пребывания на данном посту он ни разу не останавливался в Шанхае более чем не шесть месяцев, и принимал важные решения, находясь на территории США. Предложение Ли Сын Мана о подмандатном управлении США над Кореей было воспринято с возмущением. Такие личности как Син Чхэ Хо, Пак Ын Шик, Ким Чхан Сун (награждены орденом за заслуги в создании государства, борцы за независимость РК) и другие считали Ли Сын Мана народным героем, однако подобное решение было бы позором для национально-освободительного движения РК. В конце концов в 1926 году Ли Сын Ман был смещен с президентской должности. Это свидетельствовало о противоречиях среди борцов-демократов за независимость РК.

Корейские борцы за независимость не забыли помощь Ленина
Стоит отметить, что Владимир Ленин испытывал особые чувства по отношению к корейскому народу. В частности, корейским борцам за независимость РК оказывалась большая поддержка по сравнению с другими странами, такими как Китай, Вьетнам, Филиппины, Монголия и Индия. Это способствовало тому, что сторонники либерально-национального движения за независимость РК собрались в Москве. Немаловажный факт, что даже Ан Чхан Хо пытался заручиться поддержкой Ленина для подготовки основы движения за независимость РК. К сожалению, он не смог реализовать свой план, столкнувшись с протестом Ли Сын Мана.
1 июля 1922 года в Москве состоялся конгресс народов Дальнего Востока, в котором приняли участие 144 делегата из Кореи, Китая, Монголии, Бурятии и других стран. Со стороны Кореи в конгрессе приняли участие Хон Бом До, Ли Дон Хи, Ё Ун Хён, Чжо Бон Ам, Ким Дан Я и другие участники либерально-национального движения за независимость. Корейская делегация в составе 56 человек оказалась самой большой. Во время Вашингтонской конференции 1921 года США и Великобритания не упомянули о колониальном режиме Японии на Корейском полуострове. Поэтому Ким Гю Шик и другие борцы за независимость отправились в Москву в надежде на помощь. Корейским гостям был оказан радушный прием. Председатель исполкома Коминтерна Григорий Зиновьев выразил слова поддержки корейским патриотам и недоумение по поводу отсутствия упоминаний о Корее во время Вашингтонской конференции.
Примерно за месяц до начала конгресса народов Дальнего Востока генерал Хон Бом До, герой сражения в лесистой местности в восточной Манчжурии под названием «Qingshanli», прибыл в Москву. Хон Бом До не ожидал, что революционный деятель, создатель пятимиллионной Красной армии и великолепный тактик Лев Троцкий будет встречать его. Троцкий радушно встретил Хон Бом До и сопроводил его до места встречи с Лениным. Владимир Ильич выразил Хон Бом До благодарность за вклад в борьбу с Японской империей. По окончании встречи Ленин передал Хон Бом До ценный подарок: трофейный пистолет с инициалами Ленина и Хон Бом До, специально изготовленный военный мундир и 100 рублей. Такой теплый прием Хон Бом До еще раз свидетельствует об особом отношении Ленина к Корее.

Пять лет спустя, в 1927 году, Хон Бом До (награжден орденом за основание государства, борец за независимость РК) вступил в коммунистическую партию СССР. Он пошел на такой шаг ради обретения Кореей независимости и построения общества, в котором власть принадлежала бы народу. Особое отношение Ленина к Корее способствовало тому, что большое количество борцов за независимость РК из Сеула, Шанхая, Дальнего Востока собралось в Москве. Многие из них прошли обучение в международной ленинской школе и всю жизнь помнили вклад Владимира Ильича в движение за независимость РК.

https://foto-history.livejournal.com/17654862.html

Из книги Б.В. Дубина "Стихи о Первой мировой войне", М., Иностранная литература, 2014.

Джузеппе Унгаретти.
Стихи из книги "Погребенный порт" (перевод с итальянского и вступление Петра Епифанова).

Джузеппе Унгаретти (1888-1970) встретил Первую мировую на учебе во Франции, с вступлением Италии в войну в мае 1915 г. вернулся на родину и поступил добровольцем в 19-й пех. полк бригады "Брешиа" (19º Reggimento di fanteria della Brigata "Brescia"). Как "грамотный солдат", он был произведен в капралы, участвовал в боях на передовой, среди боевых товарищей имел репутацию "более храброго, чем разумного". В свободные минуты писал стихи, сотрудничал в солдатской "траншейной" газете. В 1918 г. был отправлен во Францию в составе II итальянского армейского корпуса, уже как младший офицер. Ему повезло: он выжил... чтобы по возвращении в Париж 9 ноября 1918. найти на своей квартире тело своего друга, поэта и героя войны Гийома Аполлинера, умершего от "испанки" и последствий тяжелого ранения.

Джузеппе Унгаретти (третий слева во втором ряду - ?) среди солдат и офицеров 19-го пех. полка, 1916 г.

Джузеппе Унгаретти прожил долгую жизнь, уже к 1930-м гг. став признанным классиком итальянской литературы. Возможно поэтому, несмотря на активную поддержку Унгаретти режима Муссолини, после Второй мировой войны он избежал серьезного наказания и смог вернуться к писательской и преподавательской деятельности - М.К.

23 мая 1915-го, когда Италия, после жарких внутриполитических баталий, вступила в мировую войну, для Джузеппе Унгаретти пробил час решающего в его жизни поступка. Броситься во фронтовую мясорубку, вслед за миллионами, спешили художники и интеллектуалы со всех концов Европы. Однако выбор Унгаретти был продиктован особыми обстоятельствами и переживаниями.
Унгаретти, родившийся в Египте в семье итальянских эмигрантов, провел детство и юность в космополитической Александрии, на границе пустыни и моря. Здесь же сделаны и первые творческие шаги: настоящим проводником на пути поэзии для него становится Константинос Кавафис. В возрасте двадцати пяти лет перебравшись в Италию, Унгаретти чувствует себя чужаком, пришельцем и, более того, не находит простора для своего творческого роста. Он уезжает в Париж, культурную столицу Европы. Здесь, в художнической среде, в общении с Пикассо, Аполлинером, Браком, Модильяни, прошло два бесценных, насыщенных впечатлениями года. Унгаретти утвердился в своем призвании поэта. Не удалось обрести лишь самое для него важное: Бога и Родину (с большой буквы, как идеал). Католический Бог горячо верующей матери, детских молитв был утрачен, казалось, безвозвратно; для того чтобы вернуть родину, простой натурализации было мало. Обе темы – поиск Бога и родины – определят характер первой поэтической книги Унгаретти "Погребенный порт", вышедшей осенью 1916 года, тиражом 80 экземпляров, в прифронтовой полосе. Стихи сборника записывались день за днем, иногда прямо на огневой позиции: "Ночь напролет / в окопе прижатый / к убитому другу / чей рот / скалился / на полнолунье / и окоченелые руки / в мое проникали молчанье / я писал / письма, наполненные любовью…" "Письма, наполненные любовью", среди грязи и крови, подчас короткие, как телеграммы, где особое звучание и смысловой вес обретали даже самые небольшие элементы текста – вплоть до предлогов и союзов. А между этими короткими, как выстрелы, сгустками речевой энергии – паузы пустоты…
Оглядываясь со стороны на обстановку этой "экзистенциальной лаборатории", нелегко говорить о творческой и жизненной стратегии поэта; но она, однако, была. Автор стихов, поставив на кон жизнь, шел на фронт не затем, чтобы умереть. Читая "Погребенный порт", книгу-поиск, и даже не зная биографию автора, видишь, что поиск лишь начат, что впереди еще долгий путь: настолько велика в этих стихах жажда жизни. Впрочем, военный "анабасис" Унгаретти был поиском не только цельности души, но и социальной реализации. Человек с обрубленными корнями, почти чужак, он ставит перед собой задачу получить признание на исторической родине, за которую теперь воюет. И стать поэтом не только национальным – для Италии, раздробленной на местные культурные мирки, задача почти нереальная, – но и поэтом европейским. Недаром стихи этого периода он записывает в двух вариантах – на итальянском и французском. "Я знаю, чего стою: надо вернуться к Вийону, чтобы найти такую же сгущенность смыслов, такую же точность слов и ритма – в эти времена охов и ахов, во времена поэзии, мнящей себя теологической, когда она всего лишь болтовня картежной гадалки, в эти времена прилагательных!" (письмо к Дж. Папини, февраль 1919-го). Слава придет к Унгаретти позже, уже в начале тридцатых, когда сыграет свою роль и внешний фактор – симпатии к нему со стороны Муссолини. Но стержневой книгой для творчества поэта навсегда останется сборник военных стихов.
Внешне стихи Унгаретти выглядели разрывом с классической итальянской метрикой, с тональностью, с самим словарем, свойственным поэзии XIX века. При этом автор решительно заявлял о себе как о человеке традиции. В самом деле, от внимательного слуха не могли утаиться интонации Джакомо Леопарди; да и сама главная тема – человек перед лицом вечности-бездны, вечности-круговращенья, не озаряемой никакой эсхатологической надеждой, – восходила непосредственно к автору "Ночной песни пастуха" и "Последней песни Сафо". Впрочем, у Унгаретти тема вечности обогащена таким острым чувством мгновения, какое мог дать только опыт XX века и, особенно, опыт новой войны с ее орудиями "крупных оптовых смертей". А найти художественные средства для отражения этого опыта поэту также помогла традиция, хотя и весьма далекая от его родной культуры: только что открытая Европой традиция японских хайку.

Давным-давно…
Высота 141, 1 августа 1916 г.
У леса,
на склоне пологом,
как в кресле уютном -
бархат зеленый.
А мне бы вздремнуть
ненадолго
в том далеком кафе,
в тиши приглушенного света,
такого, как эта
луна.

Мироздание.
Деветаки, 24 августа 1916 г.
Из моря
я себе смастерил
свежий прохладный
гроб.

Одиночество.
Санта-Мария-Ла-Лонга, 26 января 1917 г.
…Но крики мои,
молниями
ударяя
в глухой колокол
неба,
Оттуда свергаются
в ужасе.

Преображение.
Верса, 16 февраля 1917 г.
Спиною прилег
к кургану
обронзовелого стога.
Острою мукой
пышет, вскипая,
жирная борозда.
Чую как голос земли
в моих откликается венах.
Чую себя
в следящих за переменами неба
осторожных глазах
человека с лицом иссеченным,
точно кора шелковицы,
что руки его обрезают.
Чую себя
под мальчишескими глазами,
плодом,
рдеющим горячо,
в саду оголенном.
Чую себя тучей,
солнца пронзенной лучом.
Чую себя растворенным
в поцелуе,
что меня испивает
и усыпляет.

Итальянские солдаты, погибшие в предгорьях Альп.

"Светлые ночи были единым рассветом"
Евгений Солонович об антологии "Первая мировая война в стихах итальянских поэтов".
Книга вышла в Италии к восьмидесятилетию окончания Великой войны. Заглавие подсказала составителю, известному критику Андреа Кортелессе, строчка Эудженио Монтале из сборника "Раковины каракатиц". Успевшая за двадцать лет стать библиографической редкостью, уникальная эта книга приобрела в нынешнем году актуальность, на какую Андреа Кортелесса и автор предисловия Марио Изненги, едва ли рассчитывали. Можно по-разному относиться к тематическим собраниям литературных текстов, но антология "Первая мировая война в стихах итальянских поэтов", заявленная в подзаголовке книги, обещала встречу с участниками кровопролитных сражений, чьи имена успели прогреметь до войны (Габриеле Д’Аннунцио, Филиппо Томмазо Маринетти) или уже по ее окончании, не всегда сразу, пополнили список самых известных европейских писателей (Джузеппе Унгаретти, Клементе Ребора, Карло Эмилио Гадда).
Чтобы представить масштаб более чем пятисотстраничной книги, достаточно привести заголовки лишь части ее разделов: "Предыстория. Ожидаемая война", "Война-праздник", "Война-единение", "Война-осмысление", "Война-безумие", "Война-трагедия", "Война-скорбь".
Многие из поэтов уходили на фронт добровольцами, движимые патриотическим порывом и отчасти подготовленные к этому шагу воинственными манифестами футуристов, воспевавших войну как "единственную гигиену мира". Если бы только манифестами! "Война прекрасна! – писал в предвоенные месяцы поэт Коррадо Говони. – Да здравствует война!" Чтобы отразить тогдашние настроения в стране, Андреа Кортелессе, казалось бы, достаточно было процитировать в книге эти строки, но он не ограничился ими, приведя в своей антологии полный текст стихотворения, в котором falci-atrici (комбайны) рифмовались с mitragliatrici (пулеметами), в котором поэт призывал людей отказаться от "ханжества" и не горевать по поводу "сотен разрушенных домов" и, обращаясь к будущему солдату, цинично спрашивал:

И что с того, что завтра,
что скоро ты умрешь?

Дать ответ на этот вопрос предстояло вскоре тем, кто свои стихи о войне напишет в солдатском окопе или на госпитальной койке и о ком спустя десятилетия вспомнит Андреа Кортелесса, отбирая тексты для своей антологии. То, что это не обязательно будут авторы с громкими именами, только приблизит их строки к не очень искушенному в поэзии читателю.
К числу таких авторов принадлежит Джулио Барни, знавший цену жизни уже хотя бы потому, что смотрел смерти в глаза:

Запомни: если жить
ты потерял охоту,
путь у тебя один, один
лишь путь – в пехоту.

Итальянская пехота Первой мировой. Разведчики бригады "Кальяри" 35-й дивизии (35a divisione, brigata "Cagliari").

О Барни Кортелесса вспомнил на первой же странице вступительного эссе, приведя слова Умберто Сабы, одного из крупнейших итальянских поэтов XX века: "Самое значительное из того, что нам оставила в поэзии та война, колеблется между двумя полюсами. На одном из них – Унгаретти… Унгаретти был поэтом, который участвовал в войне… Барни, находящийся на противоположном полюсе, – был солдатом, которого война ненадолго и, можно сказать, случайно сделала поэтом".
Чем дольше правительство Италии медлило с решением о вступлении в войну, тем стремительнее ширилось в стране интервенционистское движение, одним из активных участников которого был Джузеппе Унгаретти.
Италия объявила войну Австро-Венгрии 23 мая 1915 года, а в декабре Унгаретти уже на фронте, и первое его фронтовое стихотворение датировано 22 декабря. Не пройдет и года, как свет увидит и его первая книга "Погребенный порт" – поэтический дневник солдата, с непременным указанием не только даты стихотворений, но и места их написания (например "Высота 4, 23 декабря 1915", "Верса, 27 апреля 1916", "Мариано, 27 июня 1916" и т. д.). Отдельные стихотворения этого цикла (пятнадцать из тридцати пяти) претерпели при переизданиях когда более, когда менее значительные изменения, оставшись при этом страницами дневника. Так стихотворение "Солдат" со временем не только поменяло название на "Братья", но и стало короче на пять строк, что прибавило ему трагичности. Именно в этой послевоенной редакции оно входит в полный свод стихотворений Унгаретти, объединяющий все написанное им в стихотворной форме общим заглавием "Жизнь человека":

БРАТЬЯ
Мариано, 25 июля 1916
Из какого полка вы,
Братья?
Дрожащее слово
в ночи,
Новорожденный лист
В мучительном воздухе,
невольный бунт
человека, свидетеля собственной
хрупкости.
Братья.

Андреа Кортелесса включил в свою антологию девять стихотворений Унгаретти, посвятив им и их автору немало строк в эссе, открывающих тот или иной из ее разделов. Поэт не случайно указывал время и место создания каждого стихотворения не под ним, а перед ним, сразу после заглавия, – ему это было важно, на что справедливо обратил внимание Кортелесса: "Очень часто это траурные стихи, – пишет критик. – Даты их написания играют ту же роль, что и даты на мемориальных досках".
Война разделила жизнь солдата на "до" и "после". Послевоенное будущее, если он до него доживет, рисуется ему потерянным до поры или навсегда раем, который и раем-то был зачастую относительным. О том, как он, этот рай, теперь далеко, сокрушаются в перерыве между боями солдаты-поэты, отложив винтовку и взяв в руку карандаш:

Давным-давно были земля и небо.
Их больше нет. Мир – бездонная
черная яма.
(Массимо Бонтемпелли)

Массимо Бонтемпелли (1878-1960), в 1917 г. призван офицером в артиллерию, служил в артиллерийской разведке, награжден двумя медалями за храбрость (Medaglie al valore) и тремя военными крестами (Croci di guerra). Также получил известность как военный корреспондент, благодаря ярким репортажам с позиций в военную газету Il Montello.
В 1920-30-е г. резко выступал в прессе против пришедших к власти фашистов, за что был запрещен к печати и отправлен в ссылку. После 1945 г. продолжал бороться против возвращения бывших приспешников Муссолини в политическую и культурную жизнь Италии. - М.К.

Среди тех, кому не суждено было познать плоды победы, – Карло Ступарич, добровольно ушедший на войну и не вернувшийся с нее. Посмертно награжденный золотой медалью "За воинскую доблесть", он оставил память о себе как надежда итальянской литературы и по праву вошел стихами в антологию Кортелессы.

Карло Ступарич (1894-1916, по отцовской линии - хорват из Далмации, мать - еврейка из Триеста) с началом войны вместе со старшим братом и лучшим другом, своими единомышленниками по поэтическому сообществу, поступил добровольцем в элитный 1-й полк сардинских гренадер (1st Regiment "Granatieri di Sardegna"). В военных документах братья Ступаричи были записаны под фамилией Сартори, чтобы их случайно не приняли за дезертиров из Австро-Венгеркой армии, в которой служило много славян - дезертирам веры не было. Карло Ступарич/Сартори участвовал в боевых действиях в Альпах и зарекомендовал себя как умелый и инициативный солдат, за что был произведен в младшие лейтенанты и назначен командиром взвода. Кстати, вернули ему и природную фамилию - тоже своего рода награда за доблесть.

Карло Ступарич (второй слева) на позициях в Альпах. Почему он носит шляпу альпийского стрелка (альпини) - не понятно, в эти части он не переводился. Возможно, просто одолжил для фото.

21 мая 1916 г., во время прорыва австрийцами итальянской обороны на плато Азиаго остатки роты, в которой служил Карло Ступарич, вместе с другими разрозненными группами итальянских войск оказались отрезаны от своих близ форта Корбин. Младший лейтенант Ступарич был одним из офицеров, которые сумели возглавить и воодушевить деморализованных солдат. Несколько дней они вели тяжелые бои в окружении и даже переходили в контратаки. 30 мая, после гибели или тяжелого ранения почти всех своих товарищей, Карло Ступарич застрелился - по одним сведениям, чтобы избежать плена, по другим - потому что сильно страдал от раны - М.К.

Форт Корбин, у стен которого младший лейтенант Ступарич принял свой последний бой.

Карло Ступарич.
КАРТИНА.
(На фронте, 20 марта 1916)
Сегодня земля дымится, и весна, одеваясь,
рада целомудренному туману.
Впрочем, он мне не мешает представить
ее розовато-лазурную плоть.
Сквозь брешь в стене ранняя эта весна
выглядит много нежнее.
В зубчатой каменной раме пролома мне предстает
пробуждающаяся природа с мягкой ее палитрой.

***
Над склоном горы Кобилек,
Недалеко от Баверки,
Рачительно рассыпает
Шрапнель свои фейерверки.
Новое небо Италии
Нынче невообразимо
Без флагов, наскоро сшитых
Из разноцветного дыма.
Поет пулемет в лесочке под боком,
Грозный напев смакуя,
Свист каждой пули кажется чмоком
Прощального поцелуя.
Если б не это чертово копошенье
Неприятеля, сулящее близкую мясорубку,
Можно было бы в раскисшей от солнца траншее
Закурить – кто цигарку, кто трубку,
И за этим мирным занятьем
Верить наперекор шрапнельным разрывам
В милость смерти к солдатам, больше, чем братьям, —
К нам, молодым и красивым.


Литература Великой войны пережила свое время, став частью истории. В поле зрения Кортелессы – десятки авторов, творчество которых отразило военную страду. Это, наряду с Унгаретти и также упомянутыми уже Клементе Реборой, Карло Эмилио Гаддой, Умберто Сабой, Массимо Бонтемпелли и Карло Ступаричем, – Арденго Соффичи, Дино Кампана, Пьеро Жайе, Камилло Сбарбаро, Артуро Онофри Коррадо Альваро, Альберто Савинио, Курцио Малапарте, Джованни Комиссо…
Как многое в поэзии Монтале, строка "Светлые ночи были единым рассветом", выбранная Андреа Кортелессой в качестве заглавия антологии, допускает не одно прочтение. Возможно, это метафора осветительных ракет, висевших до рассвета над окопами, в которых рождались изданные позже или оставшиеся неизданными книги поэтов, доживших и не доживших до конца Великой войны.
(...)

https://foto-history.livejournal.com/17416423.html