..НЕЖНОСТЬ - ВОТ ЧТО ЗНАЧИТ ДЛЯ МЕНЯ ЛЮБОВЬ!
Желание подойти со спины, обнять, прижавшись, и замереть так на долго-долго...
Невзначай, мимоходом, не совладать, с откуда -то взявшейся тягой, и взъерошить его волосы... Читать далее
Любовь.
Что это?..
Неужели слова, которые произносятся наугад?
В порыве, не думая...
Нет. Это то, что ощущается без слов,
даже, если нет ни улыбок, ни объятий...
Может - это, вроде, как со своим ребёнком -
один раз к груди прижмёшь, и уже ни с кем не спутаешь... Для чего и зачем нужна внешность, модные одёжки, понтовый антураж, если ты его на ощупь помнишь? И плевать тебе на его достоинства, изъяны. Читать далее
Возможно, всё пройдёт - и боль, и гнев, и слёзы,
а яростный прибой залижет все следы.
Возможно, в тот покой уйдут стихи и проза,
свечой заполнив мрак предвечной темноты.
Возможно, будет так...те, кто ушли, не скажут,
мы можем лишь гадать - не нам срывать печать.
А мойры тянут нить из колкой звёздной пряжи,
и чей подходит срок, не вправе сообщать...
Пожалуй, нет нужды в вопросах и ответах,
поскольку наш - лишь день, сегодня и сейчас,
и если нужен смысл - он в этих вот моментах,
пока горит свеча и согревает нас.
Не знаю, вправе ли просить?
Почти не верю, что услышишь...
Ночь, прикорнув на снежной крыше,
Неспешно и неслышно дышит,
и очень хочется курить, пуская дымные колечки
в бездонный и холодный мрак.
Искать свой путь в огромном Млечном
и звёзд мерцающие свечи считать - с ленцою, кое-как... Читать далее
Всех нас, зашедших далеко за край мифического счастья,
вскормили тёплым молоком с добавкой нежного участья.
И были мы тогда малы, носили майки и колготки,
ломали механизм юлы, лупили в днище сковородки.
Мир был огромен и открыт и для познания доступен,
и не был вычерпан лимит чудес и макаронин в супе,
а гормональный дикий шквал дремал тихонечко под спудом,
и ты в семь вечера зевал, и я спала лохматым чудом. Читать далее
Смешные "может" одной из "белых ворон"
Она свободна — уже настолько, что летом не носит бельё,
Пьёт кофе покрепче — такой, чтоб горько, и скользкое слово «моё»
Не любит с детства… Её мужчина — тот ещё индивид, Читать далее
Вот бывает же так — отыщет тебя невзначай,
мимоходом в ладошку у самой земли подхватит
и посадит на палец, во взгляде тая печаль,
а момент обретения — по-болливудски закатен.
Он, конечно, полюбит тебя — как любили всех до тебя,
упасённых от боли птенцов-подранков,
и в саду, где шальные сирени и львиный зев,
в багровеющих нитях цветущего амаранта,
обустроит гнездо и научит искать зерно
в многотонных и пыльных завалах чужого смысла.
Ты многое можешь и многим не веришь,
уже не стучишься в закрытые двери,
пьёшь сумрачный кофе за чашкою чашку
и чистишь до блеска ката`лог "входящих",
не ищешь причину и побоку повод -
ему не прорваться в заслон блокировок.
Ты многое можешь и многим не веришь,
уже не стучишься в закрытые двери,
пьёшь сумрачный кофе за чашкою чашку
и чистишь до блеска ката`лог "входящих",
не ищешь причину и побоку повод -
ему не прорваться в заслон блокировок.
Устав от сухих угловатых цифр, засматриваюсь в окно на яркий июньский мир, слегка запылившийся к концу бездождевой недели. Он изменчив, вещен, осязаем, он полон целеустремлённого движения. И он есть иллюзия. Майя? Морок? Фантазия одного из неспящих богов? Не важно. Можно дать любое имя — уверенность, что названное соответствует сути, как правило, тоже иллюзия.
Времени нет. Это твердят все мои знакомые физики, и я верю им. Физики вообще очень убедительны, особенно теоретические. Впрочем, математики, отдадим им должное, способны свести с ума не менее ярко. Химики резки и взрывоопасны. Лингвисты хорошо владеют языком, это так, но им не хватает лёгкой сумасшедшинки, присущей жрецам точных наук, которые раз за разом, вооружённые только тростинками гипотез, уходят в темноту неведения, окружающую крохотный костерок наших представлений о мире.
Итак, времени нет. Во всяком случае, для меня. Лучшее свидетельство тому — дискретность моего присутствия в мире. Кажется, одно смыкание ресниц назад сухой горячий полдень спешил за окном по неотложным делам, а сейчас — прохладный вечер приглушённо гудит голосами соседских бабушек, разбирающих по домам внуков. Изменились вид за окном и среда обитания, но всё, что я делала в промежутках между осознаниями себя, не имеет значения. Как, да и зачем, мне измерить время своего неприсутствия?
Скорость, с которой год от года всё быстрее летит моя жизнь, поражает. Когда мне было два года, с высоты моего небольшого роста жизнь представлялась бесконечной и поэтому текла так медленно, что день мог вместить в себя три глобальных открытия, два дневных сна и одно сотворение мира. К семи годам жизнь немного ускорилась, и только это позволяло выносить пытку обязательного школьного образования, не оставлявшего шансов узнать что-нибудь действительно стоящее. К девятнадцати годам, когда я впервые влюбилась, несуществующее время освоило аллюр, но это было мне на руку — иначе как бы я выносила разлуку с Ним? (Почему-то в девятнадцать всё, что связано с мужчиной, принято писать с прописной буквы и произносить с придыханием). Начиная с тридцати пяти, жизнь, видимо, пересела на сверхзвуковой самолёт. Я до сих пор не могу понять, когда успели вырасти мои дети?
Сейчас мне сорок. Жизнь безжалостно демонстрирует по утрам свои дизайнерские находки. Я вооружаюсь волшебными кистями и вступаю в бесплодную битву с неизбежным. Это помогает отвлечься от колючей мысли: кто я и чего достигла к сакраментальным сорока?
Чего стоит скорость, если нет цели?
Расстояние — иллюзия не меньшая, чем время и скорость.
Смотрю на свой лакированный красным ноготь и думаю: между атомами любого физического тела, да хотя бы этого пальца, или ногтя, или слоя лака, покрывающего ноготь, существуют огромные — в рамках микромира — расстояния, не заполненные ничем. Значит ли это, что они не являются частью целого?
Закрываю глаза. Последняя мысль, уловленная перед приходом темноты: между людьми может быть расстояние всего в один сантиметр, но значит ли это, что между ними — близость?
Она наденет его рубашку,
и станет юной, смешной и нежной,
он очень любит летящий запах
её духов на своей одежде —
прозрачный, тонкий, чуть уловимый,
с едва заметной горчащей нотой,
он очень любит в ней запределье
и то, что кратко зовут «породой».
Он сам не знает, как получилось,
что вдруг сменились приоритеты:
ещё недавно хотел свободы
и тех — холёных, почти раздетых,
и брал — на месяц, ну, два, от силы,
платил по счёту и ставил точку.
А тут… пропал в ней, и потерялся,
и не нашёлся, и это — очень.
И это — очень, и в этом — пламя,
и это — страшно, и в этом — счастье.
… Рукав рубашки сползёт немного,
откроет узость её запястья —
и он вдруг остро и беспощадно поймёт,
что лёгкость исчезнет скоро:
осталась только одна неделя
её свободы — потом укором
меж ними встанет тот, кто имеет
права на эти глаза и губы.
И он торопится быть с ней нежным,
и он так хочет быть с нею грубым,
и он так хочет с ней в запределье,
где нет законов, устоев, рамок.
И это — очень.
И он — зависим.
И это — страшно.
И это — ранит…
Она свободна — уже настолько, что летом не носит бельё,
Пьёт кофе покрепче — такой, чтоб горько, и скользкое слово «моё"
Не любит с детства… Её мужчина — тот ещё индивид,
Он всё надеется (беспричинно), что скоро её приручит.
Напрасно это — в ней дремлет кошка, и ласки грубой руки
Не будят сердце… бывает тошно. Бывает так, что ни зги,
Ни капли света на дне бокала — одна лишь седая муть.
Давно не девочка. Да, устала. Порой не может уснуть,
Когда он крепко её сжимает, чтоб даже в туманном сне
Ловить её близость… наверно, знает, что в гаснущей тишине
Она не с ним, она просто рядом. Но очень нужна — одна,
Такая, с неукрощенным взглядом. В её тупике стена
Прочна и надёжна, оттенка стали, и смысла рубить окно
Она не видит — все вертикали всегда параллельны, но…
Нет, «но» не будет: рецепт на чудо, что выписал Айболит,
Давно просрочен. Пора дебюта прошла — остался гастрит
Да плюс изжога от комплиментов и аллергия на лесть,
Хотя неотмерших рудиментов ещё, пожалуй, не счесть.
Вот из-за них она смотрит в бездну и гладит ветер рукой
И верит слепо, что где-то между ещё найдётся такой,
Во многом близкий и с ней похожий, и этот унылый сон
Прервётся разом… Смешные «может» одной из «белых ворон»
Она… запахом свежих булочек в маленькой частной пекарне,
Она рисунком этническим /четким/ на деревянных ставнях.
Она в морозы — вкусным пирожным_в пакет /пекарский/, шурша так приятно,
Она тебе о семейных ценностях /на раз/ все по местам и внятно…
Она морской свинкой /смешною/… на коленях клубочком сворачивалась
Она … носками /из шерсти теплыми/ грела и меланжевым шарфиком оборачивала.
Она — капучино в озябших ладонях, /вливалась в тебя горько-сладкой/- бродила по телу,
Защищала от черного помысла посторонних… Оголялась… и грела_ собою_ грела…
Она — Понимала на полуслове, на полу взгляде ловила, молчаньем /общаясь словами/-
любовью лепила_ в мыслях,/одиноко ночных/ отражалась своими стихами
Она тебя п е р е м о л о л а… /твой никотин, твои вредные полу_привычки/
Все твои «виски без коллы», все твои «марихуаны», все твои драки и стычки.
Она … Бутонами самыми нежными первых февральских подснежников
Она изо дня в день /в тебя/ по капле перебирается /полу праведницей — полу грешницей/
Незаметно ты исчезаешь… А раньше была неприступной твоя /металлопрофильная/ душа…
Она превращает тебя в человека, теперь ты умеешь чувствовать и… глубоко дышать…
Кофе?
— это видеозапись снегопада в раю.
Кофе?
— это заплетённый в косичку зрачок.
Кофе?
— это варенье из джазовых пластинок.
Кофе?
— это водопад изнутри.
Кофе?
— это свет, Который можно размешивать ложечкой.
Кофе?
— это монолог одного из многих пятнышек луны.
Кофе?
— это начинка упавшего в лужу дождя.
Кофе?
— это архипелаг причудливостей.
Кофе?
— это Застывший эпизод негритянской скульптуры.
Кофе?
— это воспалённое молочное язычество.
Кофе?
— это врата восприятия ночного пейзажа.
Кофе ?
— это оркестровая ямка с тишиной озарения.
Кофе?
— это лоскуток укорочением головокружения.
Кофе?
— это немой вымысел радуги.
Кофе?
— это гигантская Веснушка.
Кофе?
— это мокнущая полночь ручья.
Кофе?
— это холмик, из горькой влаги октября.
Кофе?
— это захлебнувшийся голос брюнетки.
Кофе?
— это заштопанный огонек.
Кофе?
— это морщинка многоточия.
Кофе?
— это Полуденный сон сдобного фавна …
Кофейную тему можно продолжать бесконечно, мешая её с любовью, дождём, сдобной булочкой и самой жизнью... Но сегодня я хотела выразить признательность моей первой подруге на ЛиРу....
-
- пусть твоя любовь к жизни, красоте, Лиру... и, конечно,
Такие, как она.., всегда уходят за две минуты до банального финала. В ней эхо неуслышанных мелодий, но главная.. еще не прозвучала... Улыбка, флер духов,слегка горчащих... всегда по эксклюзивному заказу.. Оставь надежду всяк, ее просящий... под этим антрацитовым атласом не дремлет зверь безжалостный и нежный...и зов его ей не дает покоя. Такие, как она, уходят прежде, чем лечь под приручившею рукою. Она сойдет в зовущие туманы, неся в себе не гаснущее сердце, а ветер, на мгновенье ставший пьяным, метелью листьев вслед за ней рванется. Такие,как она, всегда приносят - но забирают... больше, чем дают. ...В ней от рожденья прописалась осень. Ей нужен... блюз... молчание... и брют...
Ты судишь меня, мой ангел? Вижу...опять отвернулся.
Знаю - сама большая, и про мораль я в курсе
И про бесперспективность, и про реальные цели,
И про жильё в районе, где сосны, клёны и ели,
Про прочность прямых дорожек и про кружные тропы,
Те самые, что заводят лишь в непролазные топи. Читать далее
Это осень, хороший мой, просто осень
без притворства, то бишь, без волшебства.
Здесь к вискам, как боль, прилегает проседь,
и один плюс полночь не значит два.
Но и то, что сложено, без остатка
исчерпало смыслы и глубину:
и гордиться глупо ничейным взятком,
и пчелой осенней в меду тонуть
означает, в общем, одно и то же —
у бессильной гордости много лиц.
Впрочем, всякий повод печаль умножить
не даёт возможности разделить.
Наблюдаю осень, бродя по саду,
что и цвёл недавно, и пел пчелой,
а сейчас строжает, соблазны спрятав,
без недели ветра уже сквозной.
Пауки так истово верят в сети,
что готовят нити в недолгий лёт,
но на тонких струнах к дремотной смерти
их сентябрь задумчивый отнесёт.
Так проходит осень, как всё проходит,
а в конце распада — опять вода.
Пусть не вечны мы, но, в каком-то роде, —
навсегда.
У меня не осталось желаний — так будут целее болиды.
Если я преуспею, эпоха нежгучих объятий
перейдёт незаметно порог ледниковой обиды
и сойдёт, как ручьи ошалевшей воды по грачиному марту.