На трамвае по старой Москве.

Четверг, 19 Марта 2015 г. 00:30 + в цитатник

Отрада все записи автора

Давно мы с вами не гуляли по старой Москве, а тут как раз и погода располагает. Перенесемся примерно на 100 лет назад и представим себе стандартную ситуацию: Прибываем на Ярославский вокзал, у нас есть несколько часов город посмотреть, себя показать, а затем с другого вокзала, Брестского, он же Белорусско-Балтийский, он же Белорусский, едем дальше.

Вопрос не стоит, на чем передвигаться по городу сто лет назад, практически безальтернативно к нашим услугам старый московский трамвай. Итак, надеваем парадный костюм-тройку, канотье, не забываем про изящную трость и вперед, Москву посмотреть, себя показать.

Выходим на площадь перед Ярославским вокзалом. В общем-то, ничего не изменилось: та же толпа, беспорядок, извозчики в три ряда и сезонные рабочие в ожидании заработка:

Прыгаем в трамвай и со звоном и лязгом трогаемся.

Еще до революции на Каланчевской площади постоянно случались заторы, что и привело в конечном итоге к строительству метро, первая ветка которого в 1935 году соединила три вокзала с центром города. При этом даже во время строительства метрополитена в 1930-х трамвайное движение на площади не прекращалось:

Нашим гидом сегодня будет Константин Паустовский, работавший одно время на трамвае:

Меня назначили на линию # 8 – проклятую вокзальную линию, считавшуюся еще хуже, чем «Б». Линия эта соединяла Брестский вокзал с Каланчевской площадью, с ее тремя вокзалами – Николаевским, Ярославским и Казанским. Проходила восьмая линия через Сухаревскую площадь и по обеим Божедомкам.

Часто случалось, что у Ярославского вокзала вагон, как говорили кондукторы, «попадал под поезд» из Троице-Сергиевской лавры. В трамвай набивались богомолки-салопницы. Пробирались они в разные московские церкви, города не знали, были бестолковы, как куры, и всего боялись.

И вот изо дня в день происходила одна и та же канитель: одной салопнице надо было к «Николе на курьих ножках», другой – к Троице-Капелькам, третьей – к Георгию на Всполье. Нужно было терпеливо объяснять им, как проехать к этим церквам, после чего старухи вытаскивали из карманов в нижних юбках платки с завязанными по уголкам деньгами. В одном уголке были копейки, в другом – семишники, в третьем – пятикопеечные монеты.

Салопницы долго развязывали зубами тугие узелки и скупо отсчитывали деньги. Впопыхах салопницы часто ошибались и развязывали не тот узелок. Тогда они снова затягивали его зубами и начинали развязывать другой.

Для нас, кондукторов, это было несчастьем. До Красных ворот мы должны были раздать все билеты. Старухи нас задерживали, билеты выдавать мы не успевали, а у Красных ворот нас подкарауливал сутяга-контролер и штрафовал за медленную работу.

Трамвай неспешно проходит сквозь Красные ворота (снесены в 1927 г.) на одноименной площади.

Пересекаем Садовое кольцо, с линией «Б»

«Медной линией» называлась линия «Б», проходившая по Садовому кольцу. Кондукторы не любили эту линию, хотя москвичи и называли ее с умилением «Букашкой». Мы предпочитали работать на «серебряной» линии «А» – на Бульварном кольце. Эту линию москвичи называли тоже ласково «Аннушкой». Против этого ничего возразить было нельзя, но называть «Букашкой» линию «Б» было просто нелепо.

Проходила она около многолюдных вокзальных площадей, по пыльным обочинам Москвы. Вагоны на линии «Б» были с прицепами. В прицепы разрешалось садиться с тяжелыми вещами. Пассажир на этой линии был больше с окраин – ремесленники, огородники, молочницы. Расплачивался этот пассажир медяками, серебро же припрятывал и не очень охотно вытаскивал его из своих кошелей и карманов. Поэтому эта линия и называлась «медной».

Линия же «А» была нарядная, театральная и магазинная. По ней ходили только моторные вагоны, и пассажир был иной, чем на линии «Б», – интеллигентный и чиновный. Расплачивался такой пассажир обыкновенно серебром и бумажками.

За открытыми окнами вагона линии «А» шумели листвой бульвары. Вагон медленно кружился по Москве – мимо усталого Гоголя, спокойного Пушкина, мимо Трубного рынка, где никогда не умолкал птичий свист, мимо кремлевских башен, златоглавой громады храма Христа Спасителя и горбатых мостов через обмелевшую Москву-реку.

Неподалеку шумит Сухаревская площадь с одноименной башней и рынком, занимавшим всю проезжую часть, да так, что транспорту еле удавалось продираться:

Трамвай с трудом продирался сквозь крикливые толпы покупателей, перекупщиков и продавцов. У самых колес зловеще шипели граммофоны, и Вяльцева зазывно пела: «Гайда, тройка, снег пушистый, ночь морозная кругом!» Голос ее заглушали примусы. Они нетерпеливо рвались в небо синим свистящим пламенем. Победный их рев перекрывал все звуки.

Звенели отсыревшие мандолины. Резиновые чертенята с пунцовыми анилиновыми щеками умирали с пронзительным воплем: «Уйди, уйди!» Ворчали на огромных сковородах оладьи. Пахло навозом, бараниной, сеном, щепным товаром. Охрипшие люди с наигранной яростью били друг друга по рукам.

Гремели дроги. Лошадиные потные морды лезли на площадку вагона, дышали густым паром.

Фокусники-китайцы, сидя на корточках на мостовой, покрикивали фальцетом: «Фу-фу, чуди-чудеса!» Надтреснуто звонили в церквах, а из-под черных ворот Сухаревой башни рыдающий женский голос кричал: «Положи свою бледную руку на мою исхудалую грудь».

Карманные воры с перекинутыми через руку брюками, вынесенными якобы для продажи, шныряли повсюду. Глаз у них был быстрый, уклончивый. Соловьями заливались полицейские свистки. Тяжело хлопая крыльями, взлетали в мутное небо облезлые голуби, выпущенные из-за пазухи мальчишками.

Невозможно рассказать об этом исполинском московском торжище, раскинувшемся почти от Самотеки до Красных ворот. Там можно было купить все – от трехколесного велосипеда и иконы до сиамского петуха и от тамбовской ветчины до моченой морошки. Но все это было с червоточиной, с изъяном, со ржавчиной или с душком.

Это было всероссийское скопище нищих, бродяг, жуликов, воров, маклаков – людей скудной и увертливой жизни. Воздух Сухаревки, казалось, был полон только одним – мечтой о легкой наживе и куске студня из телячьих ножек.

То было немыслимое смешение людей всех времен и состояний – от юродивого с запавшими глазами, гремящего ржавыми веригами, который ловчится проехать на трамвае без билета, до поэта с козлиной бородкой в зеленой велюровой шляпе, от толстовцев, сердито месивших красными босыми ногами сухаревскую грязь, до затянутых в корсеты дам, что пробирались по этой же грязи, приподымая тяжелые юбки.

Но у нас нет времени по рынку ходить, нам в центр, где на Мясницкой перед Лубянкой уже стоит пробка

Обратите внимание сколько частного транспорта и сколько общественного:

Увы, Лубянка, бывшая некогда одной из красивейших площадей города изменилась совершенно. Нет уже трамваев, вместо них стоит пробка, снесли стену Китай-города, а с ней и большую часовню Св.Пантелеймона. Ну, хотя бы Никольскую сделали пешеходной.

Двигаемся в сторону Охотного ряда, здесь, как видите, также кипит жизнь. На месте сталинского здания Госдумы еще стоит храм Параскевы Пятницы, а на месте гостиницы «Москва» можно видеть те самые торговые ряды, давшие название улице.

Торопимся, лишь мельком смотрим на Кремль с непролазной грязью на дороге и двигаемся по Тверской вверх.

Тверская до середины 1930-х по ширине была совсем как одна из центральных улиц типа Арбата или Пятницкой. Вот, например, угол с Камергерским:

А вот по тем временам огромная площадь перед нынешней мэрией:

На месте сталинского дома с книжным магазином «Москва» стоит небольшой домик с аптекой и кондитерской.

На этом фоне, конечно, Елисеевский магазин выглядел просто огромным торговым домом

Наконец-то доходим до Страстной (ныне Пушкинской) площади, где проходит какое-то мероприятие и еле-еле можно пробраться через толпу.

Вместо Пушкина стоит огромная колокольня снесенного в 1938 г. Страстного монастыря, а сам Пушкин стоит на Тверском бульваре.

После войны решили, что он будет красивее смотреться на противоположной стороне и аккуратно по рельсам перевезли его туда.

А мы, тем временем, отсюда снова имеем возможность запрыгнуть в трамвай и продолжить наше долгое путешествие от вокзала до вокзала.

Чего только не приходилось испытать пассажирам до введения метро! Порой кондукторы начинали откровенно халтурить. Снова слово Паустовскому:

Мы, молодые кондукторы, придумали очень удачный, как нам сгоряча показалось, способ, чтобы немного передохнуть среди суматошного дня. Мы сговаривались с вожатым и уходили с конечной станции минуты на две, на три раньше, чем полагалось по расписанию или, как говорили трамвайщики, «не выдерживали интервала».

Вожатый давал полный ход, мы быстро догоняли передний вагон той же линии и веселились. Передний вагон подбирал всех пассажиров, а мы шли порожняком. В вагоне было пусто и тихо, можно было даже почитать газету.

Способ этот казался нам безукоризненным. Но мы, конечно, как это часто бывает, «поскользнулись на апельсиновой корке», начали пересаливать и носиться порожняком по Москве по три-четыре рейса подряд. Выручка у нас стала меньше, чем у остальных кондукторов. Начальство тотчас заподозрило неладное. В конце концов нас накрыли на этой хитрости и жестоко оштрафовали.

Тверская еще не застроена сталинскими домами и мы проезжаем церковь Благовещения, также не пережившая советского времени, при этом переулок, ведущий от Тверской к Патриаршим до сих пор называется Благовещенским

Выезжаем на Старотриумфальную площадь (сейчас просто Триумфальная), которую и совсем не узнать:

Отдельно выделяется здание с башенками – кинотеатр Ханжонкова, который даже не снесли, а просто встроили в нынешнее административное здание

И опять же вид Тверской-Ямской без сталинских зданий абсолютно неузнаваем, проезжаем храм Св.Василия Кесарийского, и уже вдали вырисовываются Триумфальные ворота на площади Белорусского вокзала

До революции не зря сооружение именовалось именно воротами, а не просто аркой, смотрите, как изящно были проложены трамвайные пути:

В 1936 г. ворота демонтировали, по изначальной идее их хотели восстановить на этой же площади после ее капитальной реконструкции, но что-то пошло не так и, в результате, воссоздали ворота только в середине 1960-х на Кутузовском проспекте, движения через них пускать не стали, поэтому ныне воротами ни у кого язык не поворачивается называть это сооружение – теперь Триумфальная арка.

Вот и доехали до финальной точки нашего маршрута – Белорусского вокзала.