***

Многие современные исследователи желают видеть в этих каменных конструкциях «пригоризонтные обсерватории». Создана целая наука – археоастрономия. На Стоунхендже проводятся тщательные измерения и вычисления, чтобы доказать, что тем или иным углом тот или иной его камень указывает на «точку восхода луны в летнее солнцестояние» или нечто в этом роде. А под камнем – свежая цементная заливка. Чтó, собственно, измеряют эти энтузиасты? Результаты деятельности фонда English Heritage, в ведении которого находится известнейший неолитический алтарь; реставрация проводилась по указаниям научного консультанта, который хотел сделать все «как лучше» и, разумеется, в соответствии с уже имевшейся у него «календарной» концепцией. Джон Констебль писал Стоунхендж с натуры в 1835 году: камни покосившиеся, некоторые попросту лежат в траве. Как они стояли на самом деле? Никто не знает. То же – на фотоснимках 1900 года: царство хаоса.

Многие вопросы просто не возникают у сторонников концепции «пригоризонтной обсерватории». Была ли у этого храма крыша? «Лишенный в наши дни кровли...», – написано о Стоунхендже в энциклопедии «Кельтская мифология». Мальтийское мегалиты – это установлено – были перекрыты исчезнувшими ныне крышами. Были ли между каменными блоками глинобитные или турлучные стены? Или, может быть, в промежутках между камнями росли терн, шиповник и ежевика? Помните «Спящую красавицу»? «А вокруг замка стала мало-помалу вырастать непроницаемо густая изгородь из терновника, и каждый год поднималась она все выше и выше...» Уже в Трипольской культуре мы обнаруживаем сливы и алычу; не на таких ли оградах шла их селекция из терновника? И не здесь ли из шиповника были выведены первые розы? Джон Лайтфут в «Flora Scotica» отмечает обширные заросли рябины близ древних мегалитических конструкций.

***

Земледельцам для начала сева или уборки точные астрономические даты просто не нужны. Эти сроки зависят от состояния почвы и погоды, они меняются от года к году, иногда весьма значительно, и с астрономическими датами связаны слабо. А наблюдения Луны? Чтобы определить ее фазу (растущая, убывающая) обсерваторий не требуется. А тщательные и систематические наблюдения точек ее восхода и захода никак не связаны ни с охотой, ни с земледелием. Если и были в неолите палеоастрономы (а они были, ниже мы коснемся этого вопроса), то как им удалось убедить свое племя в необходимости ворочать десятки неподъемных каменных глыб, затрачивая на возведение невообразимой конструкции сотни и сотни тысяч, а в отдельных случаях – десятки миллионов (!) человеко-часов?

Дж. Марингер писал: «Самым удивительным <...> была, кажется, сила их веры. Хотя сами они вне всяких сомнений ютились в жалких хижинах из плетеных циновок, которые вскоре разрушались и исчезали без следа, они возводили громадные храмы, циклопические стены которых сохранились и по сей день».

Мегалитические конструкции формой соответствуют женским гениталиям. Обратите внимание на комплекс, обведенный кружком: хорошо видно, что он повернут почти на 45º в сравнении с соседними, и не потому, что строителям не хватило места. Просто им была важна не ориентировка по сторонам горизонта: в первую очередь это машины для возрождения покойников, и лишь затем – не все и не всегда – «пригоризонтные обсерватории»

Ответ уже дан, но не всем он нравится. «Хотя эти сооружения могли иметь и другие функции, большинство из них использовалось в качестве мест упокоения», – утверждает К. Ренфрю в работе «Социальная археология мегалитических памятников». Эти скопища камней служили в качестве «центров для помещения трупов... обширных, зловонных, открытых кладбищ, молчание которых нарушалось только назойливым криком воронья», – вторит ему Р. Мерсер из Эдинбургского университета.

Зачем же наши прапредки стаскивали трупы под защиту каменных колец? Чем, собственно, были мегалиты в глазах их строителей? Э. Перкс, профессор кафедры акушерства и гинекологии в одном из канадских университетов, заявил, что наши прапредки видели в них «машину для возрождения покойников» и выкладывали ромбы из камней, дабы изобразить женские гениталии.

Камни служили для целей не только практических, ограничивая место погребения, но и магических, выделяя сакральное пространство на холме, делая некую часть пространства священной. В быту к этой территории относились как к кладбищу, в ритуале – как к святилищу, но в мифе она выступала как потусторонний мир, еще не получивший определения «небесного» или «подземного».

Святилища-некрополи часто располагаются на запад от поселения, как правило, на другом берегу реки, чем реализовывалась концепция заглатывания вечернего Солнца хтоническим чудовищем (камни на фоне заката напоминали зубы). К этим временам восходит идея «vagina dentata», зубастой вагины, символа всепожирающего хаоса, из которого благодаря мужскому началу рождается и человек, и четко оформленный мир, Вселенная.

Каким бы образом люди ни пришли к этой идее, вскоре явилось и окрепло убеждение, что племени, не имеющему собственного «воскресителя», рассчитывать не на что: оно вскоре вымрет. И проверять, так это или не так, на собственной шкуре никто не желал. Каждое племя строило собственный сакральный мегалитический круг. И в чем-то они были правы: племя, у которого не было этой сплачивающей силы, действительно имело гораздо меньше шансов выжить. Раз появившись, «Мать-Земля» стала племенным богом.

 «Братство кольца»

Ю.А. Шилов считает, что по северной границе земледельческого региона в конце V – начале III тыс. до н. э. имелась прочно связанная благодаря жреческим контактам система святилищ-обсерваторий, протянувшаяся «от английского Стоунхенджа до украинских Казаровичей». Позже он пополняет этот список: добавляются Карнак (Франция), Фрибритц (Австрия), Кийовица (Чехия), Бурты (Украина), Чаш-тепе (Таджикистан), Аркаим (Россия). Список легко пополнить: армянский Мецамор, туркменская Алтын-Депе, хорезмская Кой-Крылган-Кала… На деле весь земледельческий регион был покрыт такими кольцами – и каменными, но прежде всего деревянными.

Остатки бревенчатого кольца

В русских сказках постоянно встречаются человеческие черепа, вздетые на жерди (этимологически родственные слова – «ограда, город»). Это не были черепа врагов или принесенных в жертву военнопленных – нет, это были черепа гр – героев, хр – храбрецов, павших при защите рубежей Отчизны. Их и устанавливали на рубежах – на кольях оград, чтобы они в новом качестве продолжили службу по защите и охране соплеменников. В те времена люди не считали смерть концом существования и умели бороться не только до конца, но и после него.

«Только под углом зрения бессмертия возможно культурное, т. е. духовное, творчество. Утрата идеи бессмертия – признак падения и смерти культуры», – утверждает Я.Э. Голосовкер в работе «Логика мифа». Кому-то эта логика может показаться наивной и первобытной; однако она, несомненно, представляет собой один из важнейших архетипов нашей собственной души, звучащий и в строках современного поэта:

И даже мертвые, казалось,

Уже б не сдали ни за что

Ту пядь, что с кровью их смешалась

На отвоеванном плато...

Впоследствии настоящие черепа были заменены их имитациями из камня или дерева. Всем известны «скифские бабы», или деревянные изображения с вырезанными лицами, вроде знаменитого «збручского идола». Звучание имени хранителя границ донес греческий язык: в Греции на межах пашни устанавливали «гермы» – камни с условным изображением человеческих лиц, хранителей грани. Для нас здесь важно подчеркнуть это гр, отчетливо звучащее в именах и Геракла, витязя в львиной шкуре, и Гермеса, хранителя договоров и земельных участков, и Геры, супруги Зевса, хранительницы дома и очага. Сюда же нужно отнести и египетского бога-хранителя Гора.

***

«Белые кости, скрепленные одними только жилами, долго еще не убирались и висели как предостерегающий пример».

Дж. Боккаччо. Декамерон. День 2, новелла 9.

Древнейший культ мощей и костей по сей день сохранился в нашей культуре. Вспомним великолепного знатока традиций русской старины Ф.М. Достоевского: «И если обрящутся кости желты, как воск, то вот и главнейший знак, что прославил господь усопшего праведного...». Н.Р. Гусева протягивает ниточку от санскритского слова мокша, т.е. освобождение от пут материального мира, истекание души из тела, освобождение ее от плоти, – к славянскому Мокошь, божеству, которое в этом случае символизирует не чашу зерна, как полагал Б.А. Рыбаков, и не влагу, как считают многие исследователи, а смерть. Ма-кощь – это «мать костей».

Аль-Масуди, путешествовавший в X в., рассказывает в книге «Золотые луга и рудники драгоценных камней» о славянском храме на Черной горе, где идол в образе старца с палкою в руках «разгребал могильные кости»; под правой ногой его ползали муравьи и иные насекомые, под левой – собирались плотоядные птицы...