«Выглядит он, как молодой Рудольф Нуреев, а поет, как Павел Лисициан», — написал английский оперный критик Алан Блайт, увидев Дмитрия Хворостовского в 1989 году на конкурсе «Певец мира» в Кардиффе. Это была высшая похвала: невозвращенец Нуреев числился тогда эталонным танцовщиком, а виртуозный Лисициан, в 1960-м первым из отечественных певцов после Шаляпина выступивший на сцене Метрополитен-опера, — примерным русским вокалистом. Рослый и атлетичный Хворостовский — тогда ему было двадцать шесть — вышел на сцену во фраке, купленном в долг, спел на чистейшем итальянском Генделя с Верди — и победил. После первого тура у него уже был западный профессиональный агент, на следующий день после финала — контракт со звукозаписывающим гигантом Philips. Дебюты в Лондоне, Нью-Йорке случились в течение года. Так началась самая стремительная карьера в классическом вокале последнего двадцатилетия. В 1991 году, сняв Хворостовского в черной коже и с прищуром Марлона Брандо, американский журнал People так и формулировал: настоящая рок-звезда.