См. предыдущую Часть 1
 

Наугольник и циркуль

 

Вплоть до своего отречения от русского престола император Николай II воспринимал масонство как од­ну из серьезных угроз государственному устройству России – монархическому строю. Начавшиеся изы­скания внутри департамента полиции привели на пер­вом этапе к сбору сведений, которые очерчивали круг тех, кто в той или иной мере был причастен к ма­сонской тематике, так интересовавшей царя. 
В поле зрения политической полиции попал и жур­нал «Море», страницы которого пестрели сюжетами о вольных каменщиках.

 

Масонский запон (фартук) 
степени Шотландского мастера

 

Своих адресов редация не скрывала, указывая в журнале, где можно было найти ее сотрудников, саму редакцию и близкие по духу ей организации. Среди них Императорское русское техническое общество (Пантелеймоновская, дом № 2) – здесь помещалось Бюро Лиги обновления флота, и Музей изобретений и усовершенствований (Мойка, дом № 12). 

Два этих адреса весьма любопытны для отечествен­ных историков культуры, политики и масонства. Вот почему интересно остановиться на них.

 

Соляной городок. Фото 2000-х годов.

 

На Пантелеймоновской, в доме № 2, размеща­лось находившееся под императорским покровительст­вом крупнейшее научно-техническое общество доре­волюционной России, имевшее множество отделений (около двадцати) во всех частях огромной страны. Из этого здания, входившего в комплекс Соляного город­ка, координировалась работа научных, промышлен­ных, финансовых и общественных провинциальных центров, тех деятелей и лиц в губерниях и провинци­ях, которые интересовались вопросами научно-техни­ческого развития национальной промышленности по всем известным тогда отраслям народного хозяйства. Императорское Русское Техническое общество бурлило идеями, объе­диняя в своих рядах личности самые разнообразные по темпераментам, политическому весу и капиталам, знаниям и жизненному опыту, социальному проис­хождению и общественному влиянию. 

 

Набережная реки Мойки, дом № 12,  где в начале 1900-х годов располагалось Санкт-Петербургское охранное отделение. Фото 2000-х годов.

Другой адрес (Мойка, дом № 12) знаменит сегодня тем, что здесь находится неоднократно изменявший свой внешний облик и внутренний вид дом, где, как изве­стно, находилась последняя квартира поэта А.С.Пуш­кина. Приходящие сюда многочисленные любители Пушкина в подавляющем большинстве не знают, что в начале XX века здесь размещалось Петербургское ох­ранное отделение Департамента полиции Министерства внутренних дел. Именно от­сюда велся оперативный политический сыск – филер­ское наблюдение за экстремистами и террористами, политическими и общественными деятелями, чинов­ным и государственным людом, а также политически­ми проходимцами всех мастей.  Значительна роль Пе­тербургского охранного отделения в плавном подавле­нии революции 1905 года, в предотвращении политических убийств, актов террора в Северной столице России… 
       

Первая и последняя страницы статьи Н.Н.Беклемишева
«Значение франк-масонства для флота». («Море», 1907, № 11-12, март).

Адрес дома на Мойке, 12 в начале века был хорошо известен, ибо от разместившихся в нем жандармов во многом зависело спокойствие как в столице, так и в других городах и губерниях империи, зависела жизнь обывателей, крупных сановников, членов император­ского дома, да и самого царя. 
 

Обложка брошюры Тиры Соколовской «Устав вольных каменщиков (XVIII - XIX вв.) Из материалов для истории русского масонства». С.-Петербург, 1907.

Именно здесь в помещении, где ранее находились жандармы, мирно суще­ствовал Музей изобретений и усовершенствований, бывший одним из подразделений Лиги обновления флота. В стенах музея проходили собрания Лиги, уст­раивались вечера, здесь читались доклады и сообще­ния, сюда шли письма, сюда приносили рукописи для публикации в журнале «Море». Здесь, в этом доме, трудился Н.Н.Беклемишев, редактор и издатель «Мо­ря», бессменный председатель Лиги обновления флота (радевший о возрождении флота вместе со своими то­варищами по Лиге) и в то же время – директор коми­тета Музея изобретений и усовершенствований.

 

Сотрудники
Санкт-Петербургского охранного отделения
во главе с начальником Охранного отделения 
Александром Васильевичем Герасимовым.
Фото 1900-х годов.

 

Получив приказ Николая II разобраться по ма­сонскому вопросу, департамент полиции начал изучать деятельность лиц, к данному вопросу причастных.  
Среди тех, на кого обратили внимание спец­службы того времени, был и «его превосходитель­ство» Н.Н.Беклемишев, отставной генерал-майор, что соответствовало четвертому классу чинов «Табели о рангах», редактор «Моря», страницы которого пест­рели франк-масонством. 
 

Обложка книги «Вселенское масонство
и обновленное розенкрейцерство». Доклад делегата Ордена Рыцарей Филалет
Варвары Архангельской-Авчинниковой. Санкт-Петербург, 1911.   

Личность и дела Н.Н.Беклемишева, изучавшиеся политической полицией, как и другие фигуры, причастные к масонской теме, суммировались в некие груп­пы, за которыми установили наблюдение.  Выйдя на Беклемишева, стали досматривать его корреспонден­цию, то есть вскрывали ее для прочтения, копировали наиболее интересные места и собирали копии для то­го, чтобы сделать выводы. 
Выводы относительно Николая Николаевича Бек­лемишева утешительными не были. Если бы он в то время смог прочитать в «масонском деле» то, что о нем пи­шут сотрудники тайной полиции!   
Писалось же много интересного. В недрах поли­тического сыска, наблюдавшего за масонами, в мае 1911 года была составлена обширная записка, в кото­рой относительно редактора журнала «Море» мы чита­ем:  «Все петербургские масоны группируются около Н.Н.Беклемишева, Т.О.Соколовской и В.В.Архангельской-Авчинниковой. Главным местом их собраний является помещение Музея изобретений и усовершен­ствований (Мойка, 12), где почти ежедневно происхо­дят обсуждения всевозможных тем, касающихся ма­сонства».  В записке также отмечалось: «Устраиваемые в этом помещении собрания не являются, однако, со­браниями в стиле «лож», а представляют собою подго­товительную инстанцию вербования адептов ма­сонства, выражающуюся в чтении тенденциозных лек­ций и докладов». 
Так и писали! 
Но тылы у редактора «Моря» были крепкие, тылы имелись! 
 

Великий князь Александр Михайлович с супругой великой княгиней Ксенией Александровной. Фото 1910-х годов.

За спиной редактора «Моря» Н.Н.Беклемишева, председателя Лиги обновления флота (впоследствии–Морской лиги), стоял великий князь Александр Ми­хайлович, курировавший торговое мореплавание и Морской музей в Санкт-Петербурге. Родственник царя по крови, великий князь скрепил свои отноше­ния с императором, женившись на великой княгине Ксении Александровне, сестре Николая II. 
Добавим: Александр Михайлович (род. в 1866 г.) был сыном великого князя Михаила Николаевича, в 1892 году командовал миноносцем «Ревель», в 1909 го­ду – броненосцем «Ростислав», в 1905-м – начальство­вал над отрядом минных крейсеров; являлся активным деятелем, требовавшим значительных ассигнований на военно-морской флот. Он один из инициаторов создания воздушного флота империи. Таким образом, Александр Михайлович был не только накрепко свя­зан с флотом морским, но и завязывал связи с флотом воздушным. 
  

Хиромант. Иллюстрация XVIII века.

В высших сферах государственного управления, при дворе, да и в широких кругах общественности знали о склонности его императорского высочества великого князя к оккультным секретам, мистицизму, спиритуализму, розенкрейцерству, разгадке тайн поту­стороннего мира. 
Александр Михайлович возглавлял ложу русских филалетов, ведшую свои истоки из XVIII века от ок­культного французского общества, распространившего свою деятельность на ряд европейских стран, а на ру­бежах XIX и XX столетий и в самой России развивше­го свои работы. 
Нина Николаевна Берберова пишет: «В ложу фи­лалетов принимали всех, кто хотел, никаких анкет и рекомендаций не требовалось. К 1916 г. в ложе оказа­лось около тысячи человек. Никого не исключали и никого никакими взносами не облагали». 
 

Великий князь Георгий Михайлович. 
Фото 1900-х годов.

   
Мистиком был и брат Александра Михайловича, великий князь Георгий Михайлович, входивший в другое масонское послушание – орден мартинистов. 
Мистицизм, как сегодня хорошо известно, при русском императорском дворе пользовался особым вниманием, был в почете. 
Время выхода журнала «Море» (1905-1917 гг.) и, следовательно, пропагандировавшиеся и шедшие к чи­тателю с его страниц идеи явились во многом продук­том Русско-японской войны 1904–1905 годов, а также активных революционных выступлений 1905 года. 
 

Алексей Алексеевич Брусилов (1853-1926). Фото 1916 года.

Касаясь наступивших после 1905 года в России событий, бывший Верховный главнокомандующий русской армией А.А.Брусилов писал в мемуарах, изданных в годы «советской власти»:   
«А между тем было о чем подумать: революция, хотя временно и погашенная, указала ясно, что теперь кре­стьянство уже не то, что все слои общества крайне не­довольны, интеллигенция почти вся революционна, и нетрудно было догадаться, что созданием так называе­мого «Союза русского народа», составленного притом из подонков, ограничиться никак нельзя. Весьма ха­рактерно, что к этому же времени вылезли разные проходимцы, которые, пользуясь мистическим настроением психически больной императрицы, стали играть серьезную роль в жизни царской четы и тем влиять на управление государством, что восстановило все серьез­ные круги общественных и государственных деятелей, окончательно изолировав самих царя и царицу, остав­шихся в среде так называемой дворцовой камарильи.  Тут выступает на сцену Распутин, начинающий играть серьезную роль в управлении Россией. Во многом это напоминало последние годы царствования Людо­вика XVI и Марии-Антуанетты во Франции. Это очень понятно, ибо одинаковые причины вызывают немину­емо такие же действия, а за ними и следствия. 
В такой-то обстановке началась давно предвиден­ная, неизбежная всемирная война». 
 

Григорий Распутин  

Жорж Морис Палеолог  (1859–1944)

 

Сюда надо добавить весьма нейтральные к русской действительности мемуары в форме дневниковых за­писей Жоржа Мориса Палеолога, посла союзной по Антанте республиканской Франции. Палеолог ставил вопрос и отвечал на него в дневнике:  «Откуда явилось у вели­кой княгини Елизаветы Федоровны и у ее сестры, им­ператрицы Александры, это удивительное преоблада­ние мистических черт? Мне кажется, что оно унасле­довано ими от их матери, принцессы Алисы, дочери королевы Виктории, бывшей замужем с 1862 г. за на­следным принцем Гессен-Дармштадтским и умершей в 1878 г. в возрасте 35 лет. 

Воспитанная в самом строгом англиканизме, прин­цесса Алиса испытала вскоре после замужества стран­ного рода страсть, вполне духовную и интеллектуаль­ную, к великому тюбингенскому богослову-рациона­листу, знаменитому автору «Жизни Иисуса» Давиду Штраусу, умершему четырьмя годами раньше ее. Он тотчас же приобрел над ней большое влияние. Глубо­кая тайна окутывает еще этот роман двух умов и двух душ, но нельзя, тем не менее, сомневаться, что он сильно смутил ее в ее верованиях, и что она пережила ужасные потрясения.  

Ее дочери могли от нее унаследовать склонность к религиозной экзальтации. Быть может, нужно также видеть в них действие атавизма, гораздо более древне­го, так как я нахожу в числе их предков по женской линии имена святой Елизаветы Венгерской и Марии Стюарт». 

И несколько ниже в тех же воспоминаниях Мориса Палеолога читаем: «Я уже отметил в этом дневнике болезненные наклонности, которые Александра Федо­ровна получила по наследству от матери и которые проявляются у ее сестры Елизаветы Федоровны в бла­готворительной экзальтации, у ее брата, великого герцога гессенского, в странных вкусах. Эти наслед­ственные наклонности, которые были бы незаметны, если бы она продолжала жить в положительной и уравновешенной среде Запада, нашли в России са­мые благоприятные условия для своего полного раз­вития». 

Продолжая мистический мотив в мемуаристике, мы обращаемся к другому автору. Павел Григорьевич Курлов – один из высших сановников империи по полицейской и жандармской части. Генерал замечает в воспоминаниях: 

«Конец XIX и начало XX века знаме­нуются упадком религии не только в высшем обще­стве, но даже в народе. Неизбежным спутником такого падения является мистицизм, который незаметно, да­же для искренно верующих людей, перемешивается с чистой религией. Государь Император был несомнен­но глубоко религиозным человеком. Тяжелые события царствования не могли пройти для него бесследно и не направить Его духа, по-моему, почти непроизволь­но в сторону мистицизма».

 

Павел Афанасьевич Бурышкин

Павел Афанасьевич Бурышкин, кстати, масон послушания «Великий Восток Народов России», с горечью отмечал: 

«До революции сравнительно мало знали о действительном положении дел, о том роко­вом влиянии, которое на императорскую семью ока­зывали всякие проходимцы, вроде предшественника Распутина французского целителя Филиппа или небе­зызвестного доктора Папюса. Некоторые наивные ис­торики революции, вероятно, добросовестно не подо­зревали, говоря о жидомасонских ее корнях, что един­ственным моментом несомненного масонского влияния на судьбы российские была мартинистско-масонская деятельность Папюса и создание в недрах Царского Села мартинистской ложи «Крест и звезда». О придворных оккультистских похождениях Филиппа и Папюса в Петербурге в начале текущего столетия много говорили. Об этом свидетельствуют дневники А. А. Половцева и Н.А.Бобринского, а также воспо­минания Витте».

О мистицизме Николая II пишет и крупнейший знаток «внутренней» политической истории, ее непос­редственный творец, уже цитировавшийся нами жан­дармский полковник, ставший генералом, А.В.Гера­симов: 

«Как известно, Государь Николай II отличался сильной наклонностью к мистицизму. Ее он унасле­довал от своих предков. В начале его царствования многие питали надежды на то, что под влиянием своей жены – образованной женщины, одно время даже, кажется, слушавшей лекции в Оксфорде, – царь излечится от излишнего мистицизма. Жизнь не оправ­дала этих надежд. Не царь под влиянием недавней оксфордской студентки повернул от мистицизма к трезвому реализму, а, наоборот, царица под его влия­нием вдарилась в такой мистицизм, равного которому мы не найдем в биографиях членов нашего царствен­ного дома. Не оказали благотворного влияния на нее и события эпохи 1904–1906 годов. Наоборот, вместо того чтобы заставить его серьезно заняться вопросами необходимого переустройства русской государственной жизни, тревоги, пережитые во время революции, толь­ко еще дальше толкнули ее в область мистических на­строений. Надо сказать, события этих лет вообще вы­зывали сильный рост мистических увлечений в вы­сших классах общества. В петербургских салонах, игравших в придворных кругах такую заметную роль и наложивших свою роковую печать на общие судьбы России, наперебой занимались спиритизмом, вертели столы, вызывали духов и т. д.».

 

Писательница Нина Николаева Берберова

 

Суммируя отмеченный материал, предоставим сло­во Н.Н.Берберовой: 

«Параллельно в эти же годы (1905–1906) в России оживилась деятельность марти­нистов с помощью двух шарлатанов, Папюса и Фи­липпа (предшественников Распутина при русском дво­ре). Вскоре граф Мусин-Пушкин стал у них Великим Мастером. Говорили, что в молодости Николай II был мартинистом, по примеру своих английских, герман­ских и датских родственников. Николай II вышел, од­нако, очень скоро из тайного общества. Но его дядя, вел. кн. Николай и Петр Николаевич (внуки Николая I и двоюродные братья Александра III), а также вел. кн. Георгий Михайлович остались мартинистами высоких степеней и время от времени, в специальном храме в Царском Селе, собирались для ритуала. Это продолжа­лось до 1916 г., когда мартинистам пришлось прекратить свое существование. Великих князей, конечно, не тронули...».

Возвращаясь к Лиге обновления флота, зададимся вопросом: кто же содействовал ее развитию, проводи­мым ею мероприятиям? Это были отец и сын – великие князья Ми­хаил Николаевич и Александр Михайлович, а также великая княгиня Ксения Александровна, поддержи­вавшие Н.Н.Беклемишева, создателя Лиги обновле­ния флота, ее бессменного председателя, редактора, издателя и автора статей в журнале «Море» (органе Лиги), видного и активнейшего члена Императорского Русского Технического общества, директора комитета Музея изобретений и усовершенствований (одно вре­мя Музей подчинялся Лиге, затем стал составной час­тью Общества военной, морской и сельской техники). 
Великий князь Александр Михайлович избежал участи иных членов императорской фамилии, ликви­дированных летом 1918 года. За границей, в Париже, в 1933 году им выпускаются в трех частях воспомина­ния, в которых он сообщает о своем руководстве тай­ным обществом филалетов, здесь же говорится о его помощнике по делам этого общества Беклемишеве... 
 

Итак, мы подходим к проблеме двух идейных тече­ний в русском масонстве начала XX века, к так назы­ваемым мистическому и политическому его направле­ниям. Беклемишев и близкий ему круг лиц, безуслов­но, принадлежали к направлению первому, что, однако, не исключало его контактов и с политически­ми масонами. Их организация, пройдя стадии возник­новения и реорганизации, к началу 1910-х годов ста­ла быстро расширяться территориально и численно. Н.Н.Беклемишев, причастный к деятельности Импе­раторского Русского Технического общества (ИРТО), не мог не ощущать проявлений деятельности политиче­ских масонов, контролировавших к началу Февраль­ской революции 1917 года многие отделы и местные организации ИРТО.

 

Екатерина Дмитриевна Кускова (1870-1958)

 

Здесь не место выяснять, почему сотрудники Де­партамента полиции не вышли, а следовательно, и не подавили политических масонов, сгруппировавшихся в «Великом Востоке народов России», который после отречения Николая II от престола и за­хватил власть в мартовские дни 1917 года и удерживал ее до октябрьского переворота. Но ясно одно: Импе­раторское Русское Техническое общество было одним из оплотов масонской структуры, носившей надпар­тийный и межпартийный характер. 

О масонах – членах РТО вспоминала Екатерина Дмитриевна Кускова, входившая в число принятых членов действовавшего в России ордена и являвшаяся женой Сергея Николаевича Прокоповича – будущего министра Временного правительства. Последний, напомним, был принят в масоны во время своей учебы в Брюссе­ле еще в 1898 году и вошел в состав русского братства вольных каменщиков с 1908 года, после вывода масон­ских лож на территории самой империи. Кускова пи­сала: «Такие общества, как вольно-экономическое, техническое, были захвачены (масонами – С.Л.) це­ликом. Это – рецепт Союза освобождения. Ведь еще во время его действия в вольно-экономическом обще­стве прочно уселись его члены: Богучарский, Хижняков (секретари); С.Н. (Прокопович – С.Л.) – предсе­датель экономической секции. То же и в техническом обществе: Лутугин, Бауман – в центре».

 

      
Сергей Николаевич Прокопович (1871-1955)

 

Таким образом, налицо констатация двух легаль­ных структур, в одну из которых входил редактор «Моря» Н.Н.Беклемишев... 
И если есть течения внутри единого потока, то они обязательно конфронтируют друг с другом. Публика­ции о масонстве на страницах журнала «Море» в опре­деленной мере отразили борьбу мистических и по­литических масонов, самих являвшихся продуктом развития национальной общественной мысли – части мысли мировой. 

 

(См. следующую Часть 3)