Цитата сообщения торрио Интернет против процесса познания. Бой начат.

«Вселенная — некоторые называют ее Библиотекой — состоит из огромного, возможно, бесконечного числа шестигранных галерей…» (Борхес «Вавилонская библиотека»)

Борхес ошибся в одном: Вселенную называют Интернетом. «Вавилонская библиотека» — не столько рассказ, сколько мысленный эксперимент, облеченный в художественную форму. Что произойдет, если человечество получит доступ ко всему теоретически возможному количеству информации? Настоящий ответ на этот вопрос мы получаем при осмыслении последствий появления Интернета. Можно сказать, что за последние 10 лет Интернет изменил не мир, он изменил большее: стиль человеческого мышления. Постольку, поскольку для всякого мышления ключевым процессом является поиск информации и формулирование знания.

Я сам прекрасно помню то ощущение восторга от безграничных информационных возможностей. Стоит набрать слово в поисковике, как тебе вываливается вся мудрость мира. Вся ли? Инет разрастается. Очень скоро он станет огромной информационной помойкой, где вероятность найти точную информацию будет постепенно стремиться к нулю. Ровно так же, как в рассказе Борхеса: на каждый истинный текст существуют миллионы ложных, в том числе — опровергающих истинный. Как никогда остро встает вопрос критерия истинности. Если принять за таковой, к примеру, частоту упоминаний, то мы можем зайти весьма далеко: посчитайте соотношение ссылок, утверждающих существование инопланетян и опровергающее их. Зеленые человечки должны бегать по улицам табунами.

Интернет крайне опасен для известного и привычного нам процесса познания по трем причинам:

1) Он создает ощущение универсальности.

2) Он создает ощущение правды.

3) При его размерах и естественной лености человека реально влиять на процесс познания будет лишь ничтожная часть публикаций.

По первой причине мы постепенно приходим к заключению, что если информации нет в Инете — ее нет в принципе. Беря книгу в руки, как правило, не знаешь, на какой странице найдешь нужную цитату — и найдешь ли вообще. С Интернетом все гораздо проще: каким бы объемным ни был текст, нахождение нужного абзаца — дело техники. Человек все больше склонен доверять поиск знания search engine (механизм поиска, — англ.). То же самое можно наблюдать в книжных магазинах: хрестоматии, скажем, по философии, занимают уже больше места, чем первоисточники. Человечество переходит к потреблению опосредованного — часто неоднократно — знания. Уже сейчас многие «непреложные факты» в публикациях — не более чем миф, однако раскопать это становится все сложнее. А самое главное — желающих это делать все меньше и меньше.

Всякое упрощение техники ведет к потере навыков. Понимание и чувство источника стремительно исчезает. В студенческих работах (соц. факультет МГУ) легко можно встретить абсолютно безмысленное перемежение цитат из, скажем, М. Вебера и какого-нибудь малозаметного сетевого писателя. Беда не в том, что они в принципе могут сопоставляться — в истории человеческой мысли, безусловно, есть недооцененные и незаслуженно игнорируемые идеи. Беда в том, что сопоставление, явно вдохновляемое сетевыми поисковиками, делается чисто текстуально: у Вебера про протестантскую этику и у — извините — Васи Пупкина про нее же, значит, ссылаемся на обоих, нисколько не озаботившись выяснением качества текстов одного и другого.

В разрушении авторитетов можно увидеть и положительный момент: у нас появляется шанс переосмыслить сущность каждой теории и каждого автора и отсеять такие факторы, как мода, паблисити, литературная яркость, прикрывающая пустоту, и т.п. Однако для того чтобы произвести такую операцию в реальности, каждый человек должен обладать почти бесконечным временем на чтение, восприятие и сопоставление источников. В отсутствие такого временного ресурса нам все равно необходимы способы придать каждой мысли некий вес относительно других. Интернет и здесь предлагает очень простые инструменты: индексы цитируемости, облака тегов и т.п. То есть те самые мода и паблисити не только не исчезают, наоборот — де-факто становятся главным источниковедческим инструментом.

Вторая причина еще опаснее: мы знаем, что Интернет не цензурируется и доступен всем. То, что в нем написано, должно представлять все мыслимые точки зрения — т.е. быть объективным. Так ли? Кто поручится, что настройки Google не обеспечивают приоритета нужным кому-то ссылкам? А если это не так сейчас, то кто мешает реализовать это в будущем? Фантазия Оруэлла или Хаксли померкнет перед следующим сценарием: перенастроив индексацию 2-3 ведущих поисковиков, некая сила гарантирует, что подавляющее большинство веб-серферов никогда не «домотает» до «ненужных» ссылок. Ничтожное количество маргиналов, начавших просмотр ссылок с конца и обнаруживших альтернативную точку зрения, будут восприниматься как сумасшедшие — примерно так сейчас относятся к людям, видевшим НЛО. В такой модели революция невозможна: ложь не может быть разоблачена, т.к. сам критерий истинности становится объектом манипуляции. Внутренняя слабость тоталитарных режимов прошлого состояла в попытке ограничить поток информации — это было чрезвычайно легко разоблачить. Тоталитарный режим будущего станет порождать информацию — все возможные точки зрения, оставляя за собой лишь контроль за процессом поиска. Власти Китая поступили крайне неуклюже, добившись от Google закрытия ссылок на правозащитные сайты. Куда изящнее было бы наплодить 10 000 страниц с официальной и полуофициальной точкой зрения и мягко попросить индексировать их с приоритетом.

Собственно, сейчас уже некоторые блогеры спокойно сотрудничают на коммерческой основе с различными компаниями, продвигая продукты или бренды. Восторженный отзыв о новом гаджете может исходить от человека, которому он действительно понравился, или от человека, которому за него (отзыв) банально заплатили. Использование тех же инструментов в политических целях афишируется меньше (по вполне понятным причинам), но значит ли это, что оно менее распространено? «Если у тебя паранойя — это еще не значит, что за тобой не следят».

Здесь мы подходим к третьей причине опасности Инета: познавательные способности человечества не расширяются пропорционально накапливаемой информации. С течением времени отношение знания (т.е. осмысленной, поставленной в контекст и обладающей практической ценностью информации) к общему объему «инфы» будет только уменьшаться. Причем только это знание будет реально влиять на мысли и поступки людей. Я уже цитировал в другой статье У. Джеймса: «События, воспринимаемые как реальные, реальны в своих последствиях». Инет уже сейчас дает возможность сделать практически любое событие «воспринимаемым как реальное».

Мышление «человека Интернета» на самом деле беззащитно — тем беззащитнее, чем больше он верит во всемогущество Всемирной паутины. Все те механизмы сопротивления манипуляции общественным мнением, которые передовая часть человечества нарабатывала веками, сейчас рушатся. Казалось бы — за ненадобностью. Но эта ненадобность на поверку оказывается чистой иллюзией.

Не Инет создал «новое» мышление, это оно создало Инет. Еще весьма недавно человек, составивший себе представление о мировой философии (экономике, литературе) исключительно по словарю, не считался компетентным. В «старой» системе каждый не просто имел право, но был обязан в глазах собеседников вынести самостоятельное суждение об источниках, используемых в качестве оснований для логического построения. С чисто инструментальной точки зрения это нерационально: зачем читать, сворачивая мозги, четыре тома «Эстетики» Гегеля (бр-р-р), если можно получить их вполне внятное резюме? Однако «старая» система отдавала себе отчет в том, что всякое — сколь угодно добросовестное — изложение и сокращение есть интерпретация, т.е. результат субъективного взгляда. «Новая» система начисто игнорирует эту проблему (точнее — в упор ее не видит). Еще до Интернета развилась довольно забавная американская привычка воспринимать научные книги как рекламные тексты, оставляя в памяти лишь «слоганы». «Чистота — чисто Тайд», «Эйнштейн — mc2» (сомневаюсь, что хотя бы половина знающих эту формулу способна объяснить, при чем тут относительность), «Всегда Кока-Кола», «Маклюэн — глобальная деревня» (кто теперь вспомнит, что автор ввел термин в резко отрицательном значении, описывая всеобщее падение письменной культуры?) и т.п. Недавно мне попалась очень смешная — чрезвычайно говорящая — ошибка перевода. Термин «бритва Оккама» переводчик транскрибировал как имя собственное — «Разор (по-английски — «бритва») Оккам». В таком мироощущении философия неожиданно конвергирует с гангстерским рэпом: «Бритва» Оккам — очевидно, афроамериканец в золотых цепях.

Предсказуемым результатом такого фрагментарно-слоганного чтения в американской традиции является бесконечное топтание мысли на месте. Научная или публицистическая дискуссия рассыпается на множество мелких споров, которые быстро сходят на нет, потому что слишком мелки, чтобы быть интересными. Это создает невероятный комфорт для автора любой концепции, но совершенно не развивает понимание предмета.

В подобной парадигме можно очень легко манипулировать микроидеями, создавая моду и истерику (как это было на Западе перед натовскими бомбардировками Югославии), не заботясь о том, чтобы предложить альтернативную общую картину мира. Именно на попытках создания «глобальной альтернативы» рано или поздно прокалывались манипуляторы прошлого, т.к. в какой-то момент концы не сходились с концами. Теперь барьер требования «логической стройности» может оказаться окончательно снятым.

«Когда было провозглашено, что Библиотека объемлет все книги, первым ощущением была безудержная радость. Каждый чувствовал себя владельцем тайного и нетронутого сокровища. Не было проблемы — личной или мировой, — которая не нашла бы убедительного решения… Вселенная обрела смысл, вселенная (именно с маленькой буквы!) внезапно стала огромной, как надежда… На смену надеждам, естественно, пришло безысходное отчаяние».
©