В колонках играет - Avenged Sevenfold/Turn the Other Way
Был такой советский двухсерийный чёрно-белый детектив 1970 года -- "Кража". Некий сотрудник музея (и сам заядлый коллекционер по совместительству) купил где-то на каком-то блошином рынке панагию за какие-то 50 руб., но при внимательном изучении вопроса внезапно выясняется, что в цивилизованном мире за эту штучку можно выручить не одну сотню тысяч долларов. Поскольку действие происходит в СССР, нельзя просто так взять и продать куда угодно историческую и художественную ценность, зато её можно сдать в музей и прославиться, но тов. Буров как страстный коллекционер подобным желанием не горит и даже отказывается от сделанного анонимусом по телефону предложения продать артефакт аж за 5 тысяч рублей. И тут ему подворачивается забугорная командировка в Гранбретанию... В общем, у зрителя достаточно быстро появляется подозрение, что Буров таки вывезет панагию за бугор, продаст её за бешеные бабки и ещё не факт, что вернётся. Но надо же так случиться, что из музея пропадает шпага XVIII века -- и кто первым оказывается под подозрением? Правильно -- страстный коллекционер товарищ Буров: характер нордический, спокойный, но неустойчивый, да и примерным семьянином его не назовёшь, т.к. при живой жене и дочке он завёл себе любовницу -- юную, наивную и ещё не испорченную жизнью студентку Наташу. Но стряслось ужасное: пока любвеобильный товарищ тусовался с любимой девушкой, обокрали уже его собственную квартиру. Естественно, пропала панагия. Естественно, приехала милиция и не совсем естественно нарыла... украденную из музея шпагу. "Ша," -- подумал охреневший Буров, -- "это жопа, уже никто никуда не летит..."

Абсолютно положительных героев в фильме крайне мало, чуть ли не у каждого -- свой скелет в шкафу. Ну разве что тов. Орефьев, полковник угрозыска, но зато у него в наличии недостаточно восторженный образ мыслей по отношению к социалистическим реалиям: мол, да, после Гражданской ещё и не то было, но вы всерьёз считаете, что в стране победившего социализма нет прикидывающихся добропорядочными гражданами воров и бандитов, нет женщин лёгкого поведения, нет убийц? Они есть, но у части народа прочно засело в головах отношение к милиции, как к царским опричникам и сатрапам, не только лишь все готовы сотрудничать, мало кто может это делать, опасаясь быть зачисленным в сексоты, а потом эти же люди требуют обеспечить им порядок и защиту. И только столкновение с реальными смертями от рук бандитов способно встряхнуть и поставить на место чересчур свободолюбивые мозги.

Есть в деле и свои нюансы: так, например, жена Бурова Ольга никак не может определиться, выгораживать ей мужа или топить. И её можно понять: в перспективе маячит развод, любви нет уже давно, дочка-подросток тоже всё видит и понимает, так не отомстить ли напоследок этому похотливому козлу за всё? Коллега Бурова тов. Ребров подозревает своего недруга, уже укравшего у него Наташу, в готовности на всякость, в т.ч. и на кражу материальных ценностей вроде той же шпаги или панагии, а посему считает своим долгом сообщить о своих подозрениях следователю. Аргументов и фактов, подтверждающих виновность Бурова, в принципе достаточно, чтобы влепить ему приличный срок, с чем вполне согласны и сослуживцы тов. Орефьева, так что, казалось бы, нечего тут думать, зло должно быть наказано, бери да сажай.

Но постепенно начинают вырисовываться и другие детали, поначалу не столь очевидные, но ломающие стройную картину. И тогда...

Не-а, спойлеров не будет, 8-) но будут некоторые размышления об условиях человеческого существования. Конец 60-х и начало 70-х вполне могут считаться тучными годами: страна уже отошла от войны, люди успокоились, насытились и захотели большего, причём некоторые подобно крокодильчикам начали считать мелкобуржуазный вариант сытого счастья (см. "идеального человека" или "гения-потребителя", созданного проф. Выбегалло у Стругацких) само собой разумеющейся платой Мироздания за сам факт их, крокодильчиков, существование, а окружающих -- быдлом и пылью под ногами светлоликих представителей Новой Элиты (см. т.н. "новое русское дворянство" -- из грязи в князи, а сколько понтов!), тогда ещё скрывавшейся и выползшей наружу только в горбачёвскую перестройку. Ох, как же им хотелось бьющей в глаза роскоши, вызывающей у быдла жгучую зависть, а приходилось скрепя сердце не выставлять своё "боhатство" напоказ. Но зато уже потом, когда социальное расслоение стало считаться нормой, подобная "элита" и пустилась во все тяжкие: не зря же т.н. "новорусский шик" -- это торжество эклектичного кича, свойственное, строго говоря, не только "новым русским", т.к. мольеровская пьеса "Мещанин во дворянстве", собственно, о том же самом.

Вот я и думаю: когда чаще появляются человеческие особи, готовые на всё ради излишеств -- в тяжёлое время или в сытое и спокойное? Не ради выживания (это совсем другая история), а именно ради излишеств. Считающие себя настолько выше всех остальных, что не останавливаются ни перед чем, будь то простое убийство одного-двух или неподсудное по нынешним законам фактическое уничтожение "не вписавшихся в Рынок". Зато как яростно готовы они обличать "бесчеловечную жестокость тоталитарного советского режима", поставившего целью улучшение жизни широких народных масс -- любо-дорого послушать. А всё потому, что клятые коммуняки отдавали какому-то эгоистичному быдлу то, что по праву должно быть уделом исключительно избранных, светлоликих и рукопожатных, на которых это самое быдло должно смотреть снизу вверх с чувством глубокого восхищения недостижимым величием.

"Эгоист -- человек, интересующийся собой, а не мной" (Амброз Бирс, "Словарь сатаны")