В колонках играет - Cradle Of Filth/The Twisted Nails Of Faith
Как-то так исторически сложилось, что "Утопия XIV" Курта Воннегута в детстве прошла мимо меня. Помню, что беглое пролистывание томика "Библиотеки зарубежной фантастики" не дало ничего, за что бы могло зацепиться внимание (как-то всё слишком обыденно для фантастики в отличие от, например, Хьюго Гернсбека) -- ну, и всё. Это уже потом были "Колыбель для кошки", "Сирены Титана" и "Бойня номер пять", а вот до "Утопии XIV" руки дошли только сейчас.

Книга, конечно, мрачноватая, несмотря на шаха Братпура и его переводчика Хашдрахра Миазму. А с другой стороны что вообще у Воннегута весёлого? Так и тут: прекрасный послевоенный мир, Америка, Сияющий Град На Лужке Холме, победила и пользуется заслуженным счастьем для всех, и практически даром, только люди почему-то ходят обиженными. Не все, конечно, но многие -- всякие там кррахи, например, хотя им-то с чего беситься? Работа -- не бей лежачего, карманных денег на всякую мелочь хватает, а жильём и бытовыми удобствами всех обеспечивает государство -- в меру разумения ЭВМ, фактически управляющих этим миром. Ну разве можно давать людям самим решать, кто из них чего стоит и чего кому не хватает? С такими вопросами гораздо лучше справится способный быстро и эффективно перерабатывать тонны информации ЭПИКАК XIV (прозрачный намёк на ЭНИАК с одной стороны и на Людовика XIV с другой).

Так что не случайно братпурский шах именует "маленького среднего американца" словечком "такару", означающим "раб": как там у них далёком Братпуре существуют лишь элита и рабы, так и тут в США по сути та же фигня, как бы и что бы не говорил о патриотизме и общественной сознательности шаху и его переводчику Холъярд. Зато пафос и гордыня власть предержащих взлетают до самых небес, и описание тимдилдинга духоподъёмной поездки на Лужок, в т.ч. пропагандистской пиесы о сияющей корпоративной звезде (как там называл своё идеальное общество некий Муссолини?) -- просто великолепная социальная сатира.

Главный герой, не лишённый способности думать и сопоставлять, в конце концов решает изменить свою катящуюся по привычным рельсам жизнь раз и навсегда. Сойти, так сказать, с "Жёлтой стрелы" в старый добрый мир, где мужчины занимаются мужским трудом, женщины -- женским, а машины покорно служат людям. Есть, правда, один маленький нюанс: в данном случае в отличие от мира "Терминатора" не машины сами по себе практически поработили людей, но сами люди передали машинам власть над собой, причём до такой степени, что и на самом верху никто не застрахован от перерасчёта своего индекса -- со всеми вытекающими, в т.ч. и понижением статуса. И поддерживается этот Новый Порядок тоже людьми, а не искусственным интелектом. А раз так, то люди могут и сокрушить опостылевший режим, который уже готов рухнуть, как перезревшая груша. По крайней мере так кажется членам Общества Заколдованных Рубашек.

"Заколдованная рубашка" -- прежде всего, конечно же, символ. Когда-то давным-давно индейцы, понявшие, что их удел -- в лучшем случае стать белыми людьми второго сорта, решили дать последний бой понаехавшим "цивилизованным", чтобы или победить, оставшись собой, или погибнуть, превратившись в символ Сопротивления для будущих поколений. И в этот бой они пошли в заколдованных шаманами рубашках, которые должны были стать непреодолимой защитой от пуль. Кстати, подобные истории случались и в Африке, когда уверовавшие в свою неуязвимость (шаман врать не будет) негры с ассагаями шли в атаку на пулемёты. Разумеется, все погибли. Эту историю и рассказал главному герою идеолог Общества некто Лэшер, проведя определённую параллель.

"— Неужто вам не понятно, доктор? — сказал Лэшер. — Машины практически для всех и каждого превратились сейчас в то, чем были белые люди для индейцев. И люди вдруг обнаруживают, что все большее и большее количество прежних ценностей уже не годится для жизни, потому что машины именно таким образом изменяют мир. И у людей нет иного выбора, как превратиться самим во второстепенные машины или стать слугами этих машин."

(Кстати о чувстве свободы как осознанной необходимости, лежащем в т.ч. в и основе т.н. "культуры BDSM":
"Он вдруг понял, что его ничуть не поразил предложенный ему сейчас выбор между жизнью и смертью. Ему было сделано совершенно недвусмысленное предложение, и оно очень резко отличалось от всего, с чем ему приходилось сталкиваться ранее. Тут перед ним все было четко окрашено в черную и белую краски, и это никак не походило на те пастельные тона, в которые были окрашены его отношения с окружающей действительностью в прошлом. И это предложение, такая именно постановка вопроса «делай, как тебе сказано, или будешь убит» — произвела на него освобождающее действие, как и наркотик, который он проглотил несколько часов назад. Он был лишен возможности принимать самостоятельные решения по причинам, которые ясны любому.")

Собственно, вот в чём и заключается основной конфликт "Утопии XIV":
"Человек переносил все муки ада в расчете на ожидающее его райское блаженство вечного мира, но, обретя его наконец, он обнаружил, что все то, что он рассчитывал обрести в царстве божьем — гордость, человеческое достоинство, уважение к себе, достойный труд, — все это объявлено для него запретным плодом."

Именно поэтому обитатели т.н. "Усадьбы" часто вспоминают о войне, когда человеку было где проявить себя и свои лучшие качества. Вот, например, что говорит о войне парикмахер:
"Есть в войне что-то такое, что позволяет выявить величие. Страшно неприятно это говорить, но это действительно так. Конечно, возможно, это происходит только потому, что тут очень легко быстренько стать великим в военных условиях. Какая-то дурацкая вещь происходит с тобой в течение нескольких секунд, и вот пожалуйста — ты велик. Я, может быть, самый великий парикмахер в мире, вполне возможно, что я и являюсь им, но мне это нужно доказывать всю жизнь, совершая великие стрижки, но этого никто так и не заметит. Так вот идут дела в мирное время, вы меня понимаете?

Но ведь того же Элма Уиллера — его-то уж никак нельзя было не заметить, когда он взбесился после письма, где сообщалось, что жена его родила в то время, как он не видел ее уже два года. Прочел он это письмо и прямо бросился на пулеметную точку, перестрелял и перебил гранатами там всех так, что жуть нас взяла, а потом бросился к другой точке и переколошматил их там всех просто прикладом, а потом уже, совершенно озверев, он бросился к минометной позиции, прихватив просто по камню в каждую руку, тут-то они и хлопнули его осколочным. Дайте хирургу хоть тысячу долларов, но он не сможет лучше справиться с работой. Ну вот, дали Элму Уиллеру Медаль Конгресса за все это, и медаль эту просто положили к нему в гроб. Просто положили, и все тут. Вешать ее ему на шею было невозможно, а если бы они решили пришпилить ее ему к груди, то, я думаю, им пришлось бы припаивать эту медаль к ней, до того он был нашпигован свинцом и осколками.

Но он ведь действительно был великим, и тут уж никто не станет спорить, а вы думаете, что он был бы таким великим сейчас, в наши дни? Уиллер? Элм Уиллер? Да знаете вы, кем он был бы сейчас? Кррахом, и все тут. Война сделала его человеком, а такая жизнь его просто убила бы.

И вот еще одна интересная вещь про войну — я не говорю, что вообще все на войне было хорошо, — чего нет, того нет, — но раз уж идет война и ты умудрился попасть на нее, то тебе уже нечего заботиться о том, что ты что-то не так сделал. Понимаете? Находясь на фронте, сражаясь там и прочее, ты уж и не можешь поступать правильнее, чем поступаешь. Дома ты мог быть самой последней дрянью, и многих сделать несчастными, и быть просто тупым и жалким типом, но, попав на фронт, ты король — король для каждого, а особенно для себя самого. В этом-то вся суть, будь справедлив по отношению к себе, и ты никого этим не обманешь, вот тебе и все правила — в тебя стреляют, и ты сам стреляешь в других.

Когда сейчас ребят берут в армию, то это просто дают им место, чтобы они не болтались по улицам и не наживали себе неприятностей, потому как больше нечего делать. И единственная для них возможность хоть когда-нибудь выбиться в люди, так это если начнется война. И это единственный их шанс показать всем и каждому, что они живут и умирают не зря, а ради чего-то, клянусь вам."

А теперь, в сытое мирное беспроблемное время от человека требуется только послушание и способность не хотеть странного. И только внизу, в Усадьбе, неприкаянные люди слоняются без дела, без смысла и своего места в жизни: кто вербуется в декоративную армию на 25 лет (кто там что-то сказал о петровских временах и рабском русском менталитете?) или становится кррахом в Корпусе Реконструкции и Развития в ожидании момента, когда наконец-то надо будет хоть делать что-то полезное. Потому-то жена Пола и ненавидит обитателей Усадьбы, что их жизнь могла бы стать и её жизнью, если бы ей внезапно не повезло удачно выскочить замуж:
"Если бы Полу захотелось когда-нибудь проявить по отношению к ней исключительную жестокость, он знал — самое жестокое, что он бы мог сделать, это объяснить ей, почему она ненавидит их такой лютой ненавистью: если бы он на ней не женился, она жила бы именно здесь и она была бы одной из них."

Короче говоря, суть в том, что человеку фактически отводятся сугубо представительские функции для себе подобных, и даже президент -- тоже всего лишь декоративная фигура:
"Холъярду вдруг стало ясно, что подобно тому как столетия назад правительство и религия были отделены друг от друга, так теперь благодаря машинам политика и управление страной живут рядом друг с другом, но почти ни в чем не соприкасаются. Он поглядел на президента Джонатана Линна и вдруг с ужасом представил себе, что было бы со страной, если бы какой-нибудь чисто американский дурень благодаря сегодняшнему положению вещей смог бы стать действительно президентом, но в условиях, когда президенту и в самом деле приходится править страной!"

Кстати к вопросу, откуда берутся дурни в условиях Новой Утопии, приравнивающих человека к машине:
"— Да, профессиональные актеры и телевизионные передачи значительно улучшили дело образования, сэр, — сказал Бак.
— А экзамены! — сказал Холъярд. — Сейчас это очень здорово, сами знаете, подбираешь ответы, а затем тут же узнаешь, сдал ты или нет. Милый мой мальчик, нам-то ведь приходилось писать столько, что просто руки отваливались, а потом еще надо было дожидаться целыми неделями, пока профессор примет у тебя экзамен. И часто получалось так, что они еще и ошибались в отметках."
(Напоминаю: книга написана в 1952 году. 8-)

"— От всех остальных животных человека отличает его способность создавать орудия труда, — сказал Пол. — Честь ему и слава за это. И поэтому шаг назад после неверно сделанного хода является шагом в правильном направлении."

И грянул гром. Восстание, участники которого разряжены как актёры какого-то нелепого спектакля (индейцы, пармезанцы, шотландцы, какие-то рыцари Кандагара), выглядит (да и является по сути) полубезумным шоу. Тут мне вспомнился пелевинский "S.N.U.F.F.", где точно таким же шоу была война людей с орками: вампиры, марсиане и прочие капитаны Америка, и только смерть была настоящей. Новые луддиты вышли на бой против Машины как воплощения расчеловеченного мира Нового Порядка, как в старые добрые времена. И полыхнуло по всей стране, и торжествовал Майдан, расколдовывающий землю:
"— Лу, дорогой, мы совсем позабыли про пекарню. А она все продолжает выпекать хлеб как ни в чем не бывало.
— Так не должно быть, — сказал Лу. — Пошли вышибем из нее все печенки.
— Послушайте, погодите, — сказал Пол. — Нам ведь будет нужна пекарня.
— Она машина, не так ли? — спросил Лу.
— Да, конечно, но ведь нет смысла…
— Тогда пошли и вышибем из нее дух. И клянусь богом, старик Ал отправится с нами. Где ты пропадал, старый бандит?
— Мы взорвали городскую канализацию, чтоб ее черти взяли, — гордо заявил Ал.
— Вот это дело! Верните чистый мир чистым людям."

Творческая страсть к разрушению, вышедшая из-под контроля -- страшная сила. До основанья, а затем...
"Их обоих охватило чувство глубокой грусти сейчас, когда они сидели среди разбитых и исковерканных шедевров, среди блестяще задуманных и не менее великолепно выполненных машин. Значительная часть их жизни, их способностей была вложена в создание их, в создание всего того, что при их же помощи было разрушено в течение нескольких часов."

Казалось бы, старый новый мир рухнул. Но тут же, на его развалинах, появляются люди с горящими глазами, упоённо ремонтирующие всё то, что они сами только что крушили, не жалея сил. Просто сейчас они наконец-то нашли возможность показать всем и себе самим, что и они тоже на что-то способны, что их руки тоже могут создавать. Делать мёртвое живым, как сказали бы славные подруги из Леса. Лишнее доказательство того, что вредна не машина сама по себе, а тот общественно-политический строй, который находит не самое лучшее применение этой машине. И летит автоматический вертолёт, предлагающий окружённым повстанцам сдаться и получающий пулю в борт, и наступает горькое похмелье после упоения бунтом, и Лэшер говорит о том, что сознание обречённости не означает бессмысленность, ибо ты уже вошёл в анналы Истории и стал символом, и звучат последние слова: "Конца нет и быть не может, даже если и наступит Судный день".

Пожалуй, всё-таки "Утопия XIV" не может считаться пессимистичной, ибо утверждает, что у Истории нет и не может быть конца. И это главное.