Маленький, хрупкий светловолосый мальчик смотрел на морскую звезду, растянувшуюся на песке.
Он решительно не понимал, что я пыталась ему сказать. Я объясняла ему, что у нас на планете люди слышат очень мало. Они так много думают, что совершенно не успевают слушать, смотреть и чувствовать. Я объясняла ему, что мы, люди, не слышим и сотой части движения мира, поэтому у нас совсем нет слов для описания некоторых звуков. Люди называли словами, все, что знали, а если они сталкивались с чем-то чего они не знали, они спешили придумать этому имя. Главное, чтобы было слово, которым человек мог бы думать. Именно это было особенно трудно растолковать мальчику. Он не понимал, что у нас нет таких слов, которыми можно было бы выразить то, что слышал он на морском берегу. Он не понимал, что у нас уже так много слов, что мы думаем
ими даже во сне и потому, нам не нужны новые, а значит не должно быть на свете ничего неизвестного, чему потребовалось бы новое имя.
Он не понимал, что у нас было множество слов для всякой чепухи, и совсем не было слов для чудесных звуков. А просто слушать, не думая, люди не умели. Человеческие мысли были настолько громкие, что люди не слышали даже биения собственных сердец.
Он задумчиво глядел в море.. И вдруг он понял. И я увидела, что ему стало страшно.
-А как же это? А как же.. когда дышит морская звезда?
Мы оба посмотрела на сиреневую морскую звезду.
И стало так тихо-тихо.
И мы услышали как она дышит..
Маленький Принц ( может это и не тот самый мальчик, которого в пустыне встретил Экзюпери, но несомненно мальчик с планеты маленьких принцев) остался на берегу. А я проснулась в своей постели и ночь напролет слушала звуки нашего мира. Их было удивительно много, невообразимо больше, чем я когда-нибудь могла себе представить. Шел дождь. Я думала звуки. Не слова. Слова не имеют запаха, вкуса, цвета. Слова очень нужны, когда ты хочешь сказать что-то другому человеку, но не когда ты хочешь слушать дождь. Я думала дождь.
Утром я думала вкус вареных яиц и запах зеленого чая, думала тепло кружки и цвет неба.
И никак не могла понять почему я и все остальные беспрерывно думаем слова, вместо того, чтобы думать свою жизнь? Вместо того, чтобы думать мир?
И я почувствовала, что счастлива и принялась рисовать песочный берег, розовое небо, морскую звезду, женщину и крохотного мальчика...

Красное солнце сквозь синий-синий дым.
Точь-в-точь такое же, как солнце, сидевшее вчера с нами в волшебном саду.

(Клод Моне "Впечатление. Восход солнца" 1872 год, холст, масло)

Сегодня ночью я заблудилась в простыне. Я просто шла по тёмному коридору на запах стирального порошка. И оказалась в лабиринте из чистых мокрых простынь.

Мне семь. У нас во дворе в деревне на бельевых верёвках сохнут чистые простыни. Я заворачиваюсь в них и кружусь, кружусь.. Простынь так много и они похожи на стены лабиринта. Кремовые, бежевые, белые стены. Я бегаю внутри них, чтобы потеряться.
Я переживаю всё новые и новые счастливые воспоминания. Мне кажется, это мой личный способ очистить себя от шелухи. Мой личный способ вспомнить себя.
Сегодня я вспомнила, что люблю теряться в висящих простынях.

Утром я пекла маленькие блинчики с корицей для бабушки и дедушки. Я вспомнила, что люблю запах сырого теста и опускать руки в муку.

Целый день я прибирала их дом.
...Ковёр, где я рассыпала маленькие пластмассовые шахматы - я играю в Королевство. Зеркало.. это зима и мы идём кататься с горки, а дома будет горячий чай и два бабушкиных пуховых платка - белый и шоколадный; и я нечаянно порву её стеклянные бусы...

Я храню в себе не только свои, но и все их воспоминания. Я мою комнаты и думаю о том, как бабушка выбирала эту мебель для мамы, когда та была ещё маленькой, и как однажды купила ей радиоприёмник.
Сегодня бабушка подарила мне свои серебряные серёжки, а я рассказала ей как она их купила много лет назад - она уже не могла вспомнить откуда они у неё.

С большой нежностью и бережностью я храню внутри себя её, дедушку, маму, папу...
Но однажды моя память ослабнет, и я тоже стану совсем старенькой. Потом однажды я умру.

Мне кажется, всё это удивительно красиво. Наше рождение и наша смерть. Наша старость. Старость - удивительно красива.
Мне кажется, во мне становится всё меньше личного.
И ещё мне кажется, что только отказавшись от личного мы можем перестать чувствовать боль. Только отказавшись от личного, мы можем увидеть как много вокруг красоты.

Я думаю о дверях "Беспокойной Анны" .. Caоtica Ana..
Я думаю о женщине, нарядившейся птицей .. " Бог одну тебя оставил посреди большого света, ты не женщина, а птица, посему - летай и пой" ( Е. Фролова )

Я думаю о своих дверях и о том, как было бы прекрасно, за одной из этих дверей обернуться птицей.

( Jocelyn Pook - Song of the white dove )

6 слушали 0 копий [+ в свой плеер]

losing my religion

"А я хочу тянуться в небо,
Я хочу тянуться в небо,
Я хочу тянуться в небо,
Не потому, что я лучше других деревьев,
Нет...А просто, просто я - другое дерево,
Я - другое дерево, другое дерево.
Я - другое дерево.
Такое дерево..."



( "Я такое дерево" музыка М.Таривердиева,исполняет Е.Камбурова )



" Тянуться в небо", "быть как солнце, жечь как пламя", "разговаривать не словами" и, все это "не потому, что я - лучше других деревьев. Нет! Я этого не говорю. Просто я - другое дерево. Другое."
С новым летним днем, девочка. Никогда не забывай, как сильно тебе хочется быть белой-белой.
.....
"Это снова душа со своею тревогой. Может быть ей удастся дотянуться рукою...до Господа Бога..?" ( Е.Фролова )

В это воскресенье мы создали маленький июньский мир на асфальте. В нём живут: семейство отчаянных зайцев, плавающих по морю в туфле под зонтом, добрый кит, непростая жёлтая рыба, белая мышь, индейцка майя, два прекрасных существа, рождающих всё тепло мира, и дон Хуан, пускающий коричневые табачные кольца. 



А ещё, обязательно, там живём мы с Амоккой.
И Амокка там ест пиццу с помидорами и совсем не грустит.

"Джанис, научи меня быть как солнце, жечь как пламя,
Джанис, научи меня разговаривать не словами.."

Однажды кто-то разбил банку с белой акварелью и весной у нас родился большой черёмуховый куст.
Когда я качалась на качелях, я подлетала высоко-высоко и касалась краешка куста ботиночком.
Мне было пять лет и мне нравилось, как куст шуршал.

 "Джанис, научи меня тратить сердце зря, ошибаться,
Джанис, научи меня и в костре горя, улыбаться.."

С тех самых пяти, ничего не любила я больше того момента, когда наступал вечер: трава пахнет мёдом и можно кататься по росе.
Каждый вечер я бегала на дорогу смотреть закат и каждый вечер это была новая красно-сиреневая фантасмагория. Это был юг России и закаты там были похожи на салюты, а звёзды были серебряные, круглые и висели совсем низко. Но маленькую меня особенно волновал момент, когда солнце гасло - конец дня был для меня новым рождением. Давным - давно я заметила, что с уходом солнца, не уходит свет. Свет меняется. Он становится голубовато-серым. Голубиным.
Я ждала рождения голубиного света. Это был новый, преображённый мир. Совсем скоро серый переродится в чёрный. Но я любила и чёрный мир. Просто чёрный мир жил целую ночь, а серый - сгорал за час.
Пройдёт много лет, а я так и буду ждать каждый вечер рождение серого мира.

 "Джанис, научи меня быть такой, как все, даже хуже,
Джанис, научи меня видеть океан даже в луже."

В это время к качелям всегда приходила моя бабушка. Она приходила, чтобы мы пели песни серому миру. Качели летели высоко-высоко, шуршал черёмуховый куст, а мы с бабушкой звенели. - Колокольчик, - говорили соседи, но пройдёт много лет и я забуду, как это - петь песни вечернему голубиному миру. Я оставлю белый куст, серую кошку и чёрную курицу, оставлю большое говорящее дерево, оставлю малиновый костёр, собаку по кличке Жучок, свою реку-оберег и огромные стога сена, над которыми днём висела луна. Я оставлю мир, тайнам которого я причастна, чтобы однажды вновь обрести его в своём сердце. Я никогда не вернусь туда, потому, что места, где всё это было, больше нет.
Я - большая, как Кэтрин Эрншо, которая всю свою жизнь бредила вересковыми полями, по которым в детстве бегала маленькой дикаркой. Её полей, её грозового перевала давно уже не существовало и вернуться туда можно было только через свою память. Такие Большие Миры даются нам на чуть-чуть, чтобы взрослыми мы либо сошли с ума, либо научились туда возвращаться.

 "Джанис, где душа твоя? Отлетев, вершит революцию.
О, Джанис, так поёт Земля, тишину твою, экзекуцию."

А мой голос летел. Я была маленькая и очень мудрая. Я пела сумеркам, пела времени, пела бабушке.
Я пела, я ничего не боялась. Я была частью древнего мира. Того мира, что сотворил Господь, того мира, которого он никого не хотел лишать, просто люди не сумели.. Я была душою этого мира.

 "Джанис, не тебе покой, голос врезался прямо в сердце,
Джанис, для другой такой Бог уже открыл в небо дверцу."

Я была душою того мира, которого Господь вовсе не хотел меня лишать..
Просто я ..не сумела...

 "Джанис, научи меня быть как солнце .."
Е.Фролова (блюз, посвещенный Джанис Джоплин)

 

Один день сменяет другой. А у меня всё уходит в кончики пальцев. Я проживаю совершенно другую жизнь, о которой никто не знает.
Я вся - внутри себя. В детстве у меня была такая игрушка: круглое мохнатое жёлтое существо с глазами и хвостом; его можно было вывернуть наизнанку и оно превращалось в розовую шапку с фиолетовым помпоном. А ведь никто и не знал, что у этого существа внутри была шапка.
Может быть у меня тоже внутри шапка?
Я глажу стволы деревьев и кирпичные дома. Они уходят в меня через кончики пальцев. Они остаются там. Они и ещё сандаловые палочки, ромашка аптечная, ванильная свечка, клетчатый шерстяной плед, книга Костанеды, хот-дог с кетчупом и горчицей, немного вермута, голубой сарафан в белый цветочек, рюкзак для приключений, музыка Пако де Люсии и моя рыжая собачка.
А всё остальное рождается внутри и проживается так тихо-тихо.. Всё остальное приходит в мои сны:
Там я - дочка Круглого короля. Он на моих глазах рвёт шёлковые зелёные платки и превращает их в изломанные спички. А потом он просит меня запомнить, что суть вещей невозможно знать наверняка, что платок - это спичка, а может баобаб, а может платка и вовсе нет, а может быть вовсе нет Круглого Короля, а может и меня самой.
Но днём я смотрю на сирень и вижу только сирень, хотя знаю, стоит мне повернуться к ней спиной, и она превратится в голубя. Или каштан.
Иногда в мои сны приходит кошка и я кормлю её шоколадом из рук, потому что она принесла мне пуговицу, оторвавшуюся днём от серой рубашки. Но я забываю спросить кошку где она её нашла, поэтому утром у меня по-прежнему нет пуговицы. А дальше ко мне в сон приходит толстый человек и, я бегу от него по лестницам, которые складываются в лица. Лестницы-лица. Пуговки-пуповины.
В своих снах я прихожу к метро, но не захожу внутрь, а сажусь на перевернутый там-там и жду ветер. Мы с ним собираемся послушать концерт для флейты. В своих снах я могу лечь прямо на разделительную полосу и чувствовать как дрожит дорога от проносящихся мимо машин. В своих снах я могу сесть в экспресс и уехать в серый дождливый Париж, найти на вокзале двух грязных бродяжек и изучать с ними древние астрологические карты. В своих снах, я могу украсть из церкви чарочку, потому, что это вовсе не чарочка, а самый настоящий ключ, который нужно лишь вставить в подходящий замок и там непременно будет Солнце Мира.
Это всё внутри, это лишь изредка приходит во вне молочной пыльцой на кончиках пальцев. Это внутри.
Мне бы хотелось встать на цыпочки посреди весенней улицы и вывернуться наизнанку. Мне бы хотелось показать прохожим Круглого Короля у меня внутри.
Иногда мне становится неизмеримо грустно, что я никогда никому не смогу его показать.
Но он существует.
Он также реален, как лимонное дерево, превращающееся за твоей спиною в скрипку. 

Иногда у меня нет рта.
А иногда они смотрят на меня и им кажется,что глаза у меня пустые.
А у меня просто все там, внутри - за глазными хрусталиками.
Они упорно вглядываются в них, но не видят ничего, кроме отсутствия зимнего солнца, нарисованного серой пастелью.
Просто у меня нет рта.
Иногда они смотрят на меня, а у меня замерзают руки.
Ими бы ловить тени полуденного солнца, или ласкать сигаретный дым.
Правда я совсем не курю. Потому, что у меня нет рта.
Иногда они смотрят на меня и им кажется,что я молчу.
И в самом деле, как они могут знать, что там, за сомкнутыми губами, у меня на языке пляшет маленькая саламандра.
Она чешет свой красный хвост о небо моего нёба и где-то глубоко в горле рождаются золотые комочки звуков.
Они не знают, что у меня нет рта.
Да и в самом деле, откуда им знать, что я - китайский тростник и мой стебель зарос песнями.

Земля.
Земля мягкая! Земля мнётся! Земля мнётся под подошвами кроссовок!
Земля мнётся! Земля мягкая! Земля!
Солнце! Солнце греет кожу!
Ветер! Ветер свежий! Я даже забыла такое слово "свежий"...
Мир... свежий.

Из кастрюльки норовит убежать какао, мои волосы пушатся, как попкорн,
и, ничто не в силах остановить весенние метаморфозы - сама вселенная дышит глубже.
Я чувствую свои корни.
Я расцветаю чем-то очень прекрасным.
Например, цветком китайского османтуса.
Или огромным сиренево-золотым деревом в самом сердце Вселенной.
И во мне очень много любви.
И немножечко флейты.