Парящие в небе Галапагосские острова - вещь, которую можно увидеть воочию, надышавшись запахом камышей. Меняет ли этот запах то, что принято у нас называть сознанием, или меняет он нечто иное - на сей вопрос не ответит нам никто, ни один, даже самый просвещенный тибетский старец.
Какие предположения мы бы не строили по поводу всего этого, ветер все шумит и шумит, гремит полыми стеблями, раскачивает неряшливые метелки, кое-где украшенные набалдашниками полосатых пауков, которые, выпуская по ветру куски паутины, ждут нужного момента, чтобы взмыть в небо и покинуть наше с вами общество в пользу дальних тенистых рощ, где свет и тень чередуются самым неожиданным образом. Пауки любят наблюдать за игрой полуденных теней, находя в их мелькании нечто привлекательное для своих внимательных глаз. Возможно, это полезно для их зрения, попробуйте и сами окунуть один глаз в мягкий раствор солнечного света, а другой - в прохладу сумрака, и, возможно, хотя бы на краткий миг вы увидите что-то, лежащее за пределами сегодняшнего дня.
Кстати, к вопросу о дальних рощах - никогда не пытайтесь добраться до них каким-либо иным способом, кроме как пешком. Некоторые умельцы пытались пользоваться даже серебристыми аэростатами, но где они теперь, незадачливые путешественники..? Верно, застряли где-то на половине пути к Туда, да и в Обратно им уже не вернуться, только если ветер переменится, а как мы все знаем, перемены ветра порой приходится ждать всю жизнь.
Ленивый солнечный день шелковой гусеницей отмеряет зеленые часы на поверхности кувшина, в котором плавают наши суденышки. Раскачиваясь на табуретке, я думаю над вопросом, который задали мне сегодня. "Сколько раз в неделю нужно кормить актинию?" - здесь чувствуется какой-то скрытый подвох, словно бы это не настоящий вопрос; настоящий же скрыт между строк, и ответить на него - значит получить ключ от секретного ящика, в котором лежит нечто, такое же недостижимое, как Мешок С Туманной Горы, или горсть колючих семян с одежды капитана Катля, который никогда не бывал в сколько-нибудь густых зарослях, если не считать стесненных обстоятельств.
Если рассматривать подробную карту Мирового океана через призму невыносимой печали, вы отметите тот любопытный факт, что незадачливые картографы пренебрегли указать добрую половину отмелей, подводных хребтов, водоворотов и растопыренных кракенов. Опытный мореплаватель никогда не позволит себе изучать атлас без соответствующего увеличительного прибора, будь то вышеупомянутая призма или обычное увеличительное стекло в оправе из позеленевшей медной проволоки. Поговаривают, некоторые совсем уж опытные морские волки имеют обыкновение прикладывать к поверхности карты свое обветренное ухо и, благодаря этому нехитрому действию, черпают кое-какие дополнительные сведения о силе и направлении глубоководных течений.
К сожалению, не все владеют тонким искусством разгадывания топографических значков, именно поэтому морское дно чрезвычайно богато разнообразными секретами и загадками.
Еще немного о свойствах стихий: смешайте пресную воду с морской, и увидите, как на дне вашей кривопузой колбы вырастут кристаллы магниевой соли - соль эта, будучи употребленной внутрь, вызывает легкое жжение в области сердца, каковое жжение никак не может быть отнесено к разряду явлений физиологической природы. И никогда не вздумайте обращаться по этому поводу к эскулапам, потому что от них вы не услышите ничего путного в свой адрес, кроме слова "дисфункция", истолковать которое не возьмется ни один здравомыслящий человек. Впрочем, один, донельзя искусанный южными мухами зоолог как-то предположил, что это слово является названием одной слепой пещерной рыбы, обитающей на полуострове Ма-Хао, но мы и полуострова то такого не знаем, хотя не раз штудировали карты все с той же проклятой призмой.
Зоологи вообще являются существами, абсолютно непредсказуемыми. Бывало и так, что даже в моменты, когда всеобщее воодушевление достигало своего апогея, и с небес начинала доноситься величественная музыка, какой-нибудь тощий, изнеможденный болотной лихорадкой естествоиспытатель вдруг восклицал "Вот оно! Вот оно!" и размахивая всеми своими многочисленными сачками (оставляющими далеко позади любой набор клюшек для гольфа), врывался на передний план мизансцены, руша и коверкая так благоприятно сложившиеся декорации.
Поэтому о зоологах говорить не будем. Другое дело - ботаники, те имеют совершенно иную природу. Когда поблизости нет ни одного растения, они имеют обыкновение переливать воду из одного сосуда в другой, проводя за этим занятием долгие часы, некоторые еще при жизни становятся глиняными буддами и их аккуратно ставят в наиболее приятные уголки цветущих садов - там они могут достигнуть высшей ступени наслаждения, наблюдая, как одно растительное поколение сменяет другое, следуя по непреходящей дорожке вращающихся вокруг самоё себя времен года.
Некоторые из нас убеждены, что год можно поделить на четыре сезона, некоторые убеждены, что на пять, лично я подозреваю, что их примерно девятнадцать и все они различаются не только по длине, но и по глубине. Некий метеоролог даже написал об этом книгу, но продал рукопись какому-то подозрительному арабу, причем тот расплатился с ним сотней перепелиных яиц, а перепелиные яйца - это такая ненадежная вещь... Только оставил их без присмотра, и вот уже весь дом наполнен хлопаньем мягких крыльев и запахом яблочного жмыха.
Но об этом в следующий раз.
