Стоишь у огромного окна, распахнутого во всю ширь, ветерок поигрывает прозрачными невесомыми занавесками, и наблюдаешь перед собой перспективу столь волнительную, столь напоенную какой-то инородной свежестью, что на ум приходят мысли только о море, и не привычном море, а другом, на странном берегу которого находим мы во сне чудные и красивые раковины, просыпаемся потом, шарим рукой вокруг, все еще надеясь нащупать рядом твердые влажные скорлупки, но нет... остались они там, в глубинах дремотной ночи...
Давно позабытым утром 1269 года спуститься к Эгейскому морю по треснутым мраморным ступеням древней террасы, скинуть одежды, тебя опоясывающие, и с невысокой, нагретой солнцем скалы кинуться вниз, в прохладные лазуритовые толщи воды... в каскадах пузырей ворваться туда, замереть на несколько мгновений, а потом расставить руки в стороны и вращаться вокруг своей оси, наблюдая, как деревянные лица богов по борту затонувшего греческого корабля издают рычащие звуки, исторгая из раскрытых зевов клубы крошечных пузырьков воздуха.

Море - это когда время идет по спирали,
Превращая нас то в обкатанный камень,
То в раковину с обломанным краем
То в дрейфующую рыбью стаю
Море - это история без конца и начала

Вы когда-нибудь пробирались по цянгуйскому лесу, в одной руке держа новенькое ружье, а другой прижимая к боку ягдташ с только что подстреленной куропаткой? Ночевали ли в заброшенной китайской фанзе?
Но самое главное - была ли у вас лайка с разноцветными (один белый, а другой голубой) глазами?

Морская тварь – нет у нее ни головы, ни хвоста, ни туловища, ни единого плавника. Есть лишь светимость настоящего морского осознания – фосфоресцирующие нити в круговороте истинной морской воды, странная и непостижимая игра теней в пронизанной призрачным светом толще океанской воды.

Слышите ли вы бульканье, шорохи, поскрипывание этой удивительной мелководной реки, что несет меня прямо в бескрайний океан? Погруженный в этот шелк я плыву, вращаемый медленным течением, и песчаные берега, поросшие низким редколесьем, вращаются вместе со мной.
Я – тот крохотный человечек с картинки, что шагает по давно забытому берегу навстречу бескрайним водяным просторам, пронизанным зеленоватым светом. Белоснежные фисташковые деревья на белоснежном песке, лазуритовая гладь, слепящая глаза зелень вытекающей из-за беспорядочно накиданных скал реки.
Бесконечный квест среди мерцающих золотых пузырьков, шипящая брызгами нирвана, крепчайший на свете сон, сковывающий тело блаженной пеленой абсолютного бездействия. Какие чудные открытия ждут нас за каждым поворотом этой реки! Словно полусонные батаки на продолговатой своей посудине, будем мы ритмично опускать в воду наши длинные тонкие весла с резными насечками и повторять один и тот же несложный напев.
И все белее и белее будет кругом. Истинный юг будет где-то рядом, в самом центре гигантского водоворота, и наша лодка будет кружить и кружить, все более приближаясь к центру этой непонятной воронки.
В закатанных повыше простецких штанах, как хотел бы я никогда не уходить с этой странной фотографии.

Птица летела из Лапландии
Орел с Северо-Востока

Одно крыло взъерошивало воду
и другое мело по небу.
А хвост скользил по морю

Он порхает, он скользит,
он смотрит и поворачивается.

"Почему, человек - ты среди моря,
Зачем ты, парень, среди волн?"

Осень, проклятая гончая собака, все преследует и преследует меня, и даже если я доберусь до самого экватора, она схватит меня в самый разгар праздника Нептуна.
Помните ли вы изображения Наски? Гигантские такие фигуры, разбросанные на много миль... Хотя, к чему это я...
Давеча обнаружил у себя в шкафу давно утерянную магнитную пленку со странной такой музыкой. Словно бы далеко-далеко дождь барабанит по листьям, растущим у железной дороги, ведущей в какой-то город, каковой я отлично помню, как размытое пятно, в котором ожидает меня существо, с которым мне придется бродить по дорогам вечности.
Коварный торговец, что подсунул ты мне в своем кривобоком пузырьке? Зачем встретил я тебя на грязных улицах города, который забываю каждый раз, когда просыпаюсь.
Зеленый свет внутри меня разгорается все ярче, оставаясь таким же тусклым и сумрачным.
Река все течет и течет, и там, где стояла раньше водяная мельница, теперь задумчиво пускают пузыри лежащие на дне каменные жернова, и на каждом высечена неоконченная история.
Чувствую себя, словно Вождь, придушивший МакМерфи и убегающий в ночные холмы, повторяя про себя "Как гора... как гора..."
"Тяжкая это работа, джентльмены, посмотрим, кто продержится дольше".
И первый удар киркой по золотоносной почве.

Друзья мои, ожидающие меня за чертой сумерек, ваши тусклые фонари и потертые тульи шляп чудятся мне задолго до наступления темноты... Каждую ночь мы продвигаемся все дальше и дальше от дома, и наступит когда-нибудь такое утро, когда я уже не смогу вернуться назад, в свой уютный дом, стоящий на берегу вечности.
Порой мне кажется, что я уже сейчас забрел так далеко по чудесной тропе, что перестал быть собой, и давно умер, расплылся, потерял очертания, превратился в игру теней на листе одинокой старой ивы...

Когда-нибудь, мой трепетный друг, когда-нибудь мы встретимся там, где в Золотое Море впадает самая прекрасная река на этом свете, где все такое зыбкое и нереальное, и даже белоснежное солнце в туманном мареве неба, и рогульки крабов на прибрежных камнях, и шум набегающей воды… Когда-нибудь я улыбнусь твоим следам на песке, и мой голос разнесется над дюнами времени, что протянулись ровно с востока на запад; я обниму тебя нежно, словно охапку бархатных маргариток, и наши паруса наполнит собой ветер с чудным морским названием… Полотняный морской змей запляшет на флагштоке, и потревоженные белоснежные птицы под звон судового колокола поднимутся на восходящих потоках воздуха все выше и выше, насколько хватает глаз.
И окажется тогда, что все настоящие Истории лежат где-то впереди, бесчисленные миры, рассыпанные по ветхой карте окоема, мириады вселенных, дрейфующих вместе с планктоном по дорогам морских течений.
Кое в чем прав был Стивенсон, умирающий на Самоа поздним вечером одного ничем не примечательного дня… «Море превращает людей в истории».

Без силы духа мы в этой жизни ничто. Дух - вот что важно во всех наших поступках. И ничего более.

Сегодня ночью я почему-то много размышлял о соляных кристаллах. Меня удивляет их странная симметрия, они чрезвычайно красивы и чрезвычайно опасны. Что-то в них такое, я бы сказал, космическое. В линиях, пронизывающих крупицы соли, можно угадать орбитальные пути множества галактик, как ныне существующих, так и давно обратившихся в незримые поля тусклой энергии.

Весь день мне снилась гора Вильгельма, туманная и шумящая кронами своих высочайших пальм и иных деревьев, названия которых ветер, бывало, выдувает из грязной воды мутных тропических рек. С вершины этой горы можно увидеть Тихий океан таким, какой он есть на самом деле, а если приглядеться, то заметить медленно плывущую вдоль длинного подводного хребта, опоясывающего почти весь океанический шельф, крохотную ладью...
"Смотри, как Таинуи, Те Арава, Матаатуа, Курахаупо и Токомару -
Все плывут по огромному океану.
Ствол дерева был выдолблен из Гаваики,
И так была построена Такимуку.
Одну ночь провели на Рангипо,
И на заре Аотеа отправилась в море.
Вот челны Уенунку,
Чьи имена отдаются в небесах...
Разве можно забыть их славу,
Если они вечно плывут в волнах нашей памяти"

И с потертой гравюры глядит на меня трехметровой высоты резной нос величайшей маорийской лодки, я слышу песни, пришедшие из самой глубины времен
"Взгляни на мое весло - Те-року-о-уити!
Оно трепещет, как крыло птицы"

То было величайшее из времен, когда татуированные гребцы искали страну густых туманов, а их боги кололи своими узловатыми дубинами острова, создавая волшебные архипелаги...

"Рукоять моего рулевого весла рвется к действию,
Имя моего весла - Кауту-ки-те-ранги.
Оно ведет меня к туманному, неясному горизонту.
К горизонту, который расстилается перед нами,
К горизонту, который вечно убегает,
К горизонту, который вечно надвигается,
К горизонту, который внушает сомнения,
К горизонту, который вселяет ужас.
Это горизонт с неведомой силой,
Горизонт, за который еще никто не проникал.
Над нами - нависающие небеса,
Под нами - бушующее море.
Впереди - неизведанный путь,
По нему должна плыть наша ладья."
Полинезийская морская песня

Жизнь – это мгновение среди рассеянного света, пробивающегося сквозь кожистые листья кустов, окружающих неприметную водную лощину на далеком юге.

Бывает такое утро - когда точно знаешь, что началось лето. Смотришь за окно, а там как будто бы что-то открылось, какая-то дверь, где-то далеко далеко в холмах, за дрожащей полосой раскаленного горизонта, за полянами, рогатыми жуками, перелесками, одинокими лесными протоками, озерцами и чащобами, за полями, за ивняками, за самым краем мира.
И тогда сразу становишься опять десятилетним мальчиком, который на самодельном плоту дрейфует мимо крохотных заиленных островков огромной реки, по воде, залитой солнечным светом... Это не детство овладевает твоей памятью, это нечто большее, то, что забыл когда-то, и уже не вспомнишь никогда, нечто такое, о чем помнят только по ночам, во сне. Или шаманы.

Ранним утром мы увидели, как из тумана, струившегося между сырых унылых сосен, показались чьи то неясные фигуры. Люди, пришедшие из самой глубины веков, медленно шагали по сосновым иглам и щепкам, мы почувствовали запах горящего сырого дерева. Их закованные в потертое железо тела были от нас на расстоянии нескольких метров. Я ощутил на лице дыхание незапамятных времен, когда бесконечная зима бушевала за окнами, затянутыми бычьим пузырем, когда ночь была вечной, а по реке безостановочно двигались через морозную мглу ледяные торосы. По узеньким извилистым тропинкам шагали люди с расплывчатыми лицами, отрешенно приходящие в эту жизнь, отрешенно же из нее уходящие в небытие, в вечность.
Иногда прямо в душном метро нахлынет этот запах мокрых сосновых щепок и гари, перед глазами встает предрассветный осенний лес и ощущается чье то безмолвное присутствие, только звякнет что-то в тишине...
Древние темные времена, сколько всего они укрывают в себе. Под мшистыми кочками лесных болот, под слоем лишайников, сосновых игл, под корнями деревьев таится еще нечто туманное, нечто вечное, подсознательное. Нечто, что заставляет меня пристально вглядываться в темноту ночного леса.
Блуждающие огни зовут меня в Подземную Страну, где льется рекой грибное вино и песни на несуществующих языках отдаются в гулких коридорах извилистых каверн.
Kairos!

Звезда над западным берегом разгорается все ярче; сумерки опускаются на мою комнату, окна которой выходят в пустоту. Воспоминания о никогда не происходивших Историях тревожат меня, яркие картины всплывают перед глазами, сменяют одна другую, этот калейдоскоп странных образов увлекает меня настолько, что я надолго забываю о реальности, отрешаюсь от нее.
За всеми ими стоит что-то странное и существующее наяву – какой-то огромный безграничный мир, которого мы не можем ни наблюдать, ни чувствовать, только улавливать странные его отблески между кронами деревьев.
Белоснежные псы с ярко-красными глазами, разбегающиеся по осенней листве… Вся тьма времен поднимается из-за далеких Карпатских гор, тени, удлиняясь, накрывают собой унылые лачуги у подножий лесистых гор.
Приближается время метелей, время завывающих северных ветров.
Снился ли мне тот заснеженный мост, мелькающие ели, дорога, уводящая за поворот Зимы? Снилось ли мне то черное небо над лесным озером, небо без звезд…
Сколь велика грусть моя, ибо нигде не могу отыскать я дверь в эти долины вечных снегов, в эти загадочные потайные вселенные, спрятанные где-то совсем близко…
В один из прозрачных дней сентября уйдем мы по усыпанной сухой листвой дороге к далеким бухтам, где корабли отчаливают от берега морских сумерек и уходят к неизвестным доселе сторонам света. Раскачивающиеся на палубах медные фонари тают в темноте под скрип старого, изъеденного морскими термитами дерева. Кем мы станем у тех далеких берегов? Одинокими ли героями со странными и пугающими лицами, блуждающими среди бескрайних болотистых чащоб, тусклыми огоньками извилистых уютных пещер или просто полетом выпи над заросшим прудом, затерянным в миллионах проток? Какая книга расскажет о нас на своих потертых рваных страницах, извлеченная на свет ярко-пылающего камина старым библиотекарем, готовящимся уйти вслед за нами…

Что же напоминает нам дно Атлантики?
Сочетание подводных гор высотой в несколько километров и "шрамов", уходящих в глубины также на несколько километров; унылых глубоководных равнин и извергающих лаву подводных вулканов; континентальных склонов, круто обрывающихся к ложу океана, в которые врезаны каньоны, еще более величественные, чем Большой Каньон на суше, и мелководных плоских банок, прибежища кораллов, планктона и косяков рыбы; грандиозного, тянущегося на юг вдоль всей Атлантики срединного океанического хребта и подводных хребтов, секущих ее "поперек"; плосковершинных гор-гайотов и обширных подводных плато...

Город на пороге лета - в это время обычно сердца и разбиваются о его чугунные завитушки. Когда-то я начал свое долгое путешествие по Невскому проспекту - оно длится и теперь, только ботинки слегка запылены, и взгляд чуточку усталый.

День сменяет день, сезон следует за сезоном, лесные горизонты приобретают то оттенок серый, то темно-зеленый, и вечный ветер колышет сосновую шелуху над пропастью предрассветного озера. По темной воде движется серебристая лодка, тишина, тишина над миром...
Из-под травянистых лабиринтов поднимается кверху туман, состоящий из мириадов крохотных галактик, плывет над дымчатыми полянами, зеркальными водами затерянных в безвременье озер и речушек, над верхушками расплывчатых деревьев и перепутанных кустов. Белоснежная птица поднимается на восходящих потоках прохлады все выше и выше, и в ее странных глазах отражаются далекие перелески, подернутые пеленой, рощицы и горбатые холмы на западе.
Воздух наполнен тончайшей кисеей влажных испарений, оседающих на листьях прибрежных деревьев матовой пленкой. Туман... Сколько раз я двигался сквозь него, стоя на носу лодки, теряя связь с миром, оставшимся во вчерашнем дне, со всеми людьми на свете, оставаясь наедине с пронзительным чувством безграничной печали. Купаясь в этом тумане, я ощущал, как проходит он сквозь мое тело, оставляя что-то во мне такое, что не исчезнет никогда, вечные следы на сердце. Вся моя жизнь представлялась мне тропинкой, бегущей вдоль величайшей из рек и упирающейся в обрыв, за которым то ли падение вниз, на камни, то ли стремительный полет над пропастью, то ли золотое море, спрятанное вон за теми дюнами.
Это как будто бы выглядываешь из окон замка, стоящего на болоте - за мутно-зелеными ландшафтами далекий маяк, крошечный, словно звездочка на поверхности августовской ночи. Бесконечно одинокий огонек в самом сердце полночных равнин, тлеющий уголек скрытых от нас непонятных миров, чьи корни скрыты под водой, водой, зовущей нас следовать за своим течением.
Шаг за шагом, по дороге темноты, нас увезет экипаж, освещающий дорогу тусклыми медными фонариками, возничий с птичьим клювом будет самим безмолвием, и луна будет волчьим глазом плавать в сумрачных небесах.
"... бесконечность не впереди нас, она сзади, все ближе и ближе, словно октябрьский шторм, догоняет нас и скоро поглотит..."

Сюда я переношу дневник с другого сайта. Поэтому за один день залью множество старых постов. Думаю, таковым днем будет воскресенье.

Теперь же звезды расположились таким образом, что впору заводить здесь дневник, ибо есть для этого причины столь же веские, сколь и не очень.