На главной площади очередь установилась еще в пять часов, когда за выбеленными инеем полями пели далекие петухи и нигде не было огней. Тогда вокруг, среди разбитых зданий, клочьями висел туман, но теперь, в семь утра, рассвело, и он начал таять. Вдоль дороги по двое, по трое подстраивались к очереди еще люди, которых приманил в город праздник и базарный день.
Мальчишка стоял сразу за двумя мужчинами, которые громко разговаривали между собой, и в чистом холодном воздухе звук голосов казался вдвое громче. Мальчишка притоптывал на месте и дул на свои красные, в цыпках руки, поглядывая то на грязную, из грубой мешковины, одежду соседей, то на длинный ряд мужчин и женщин впереди.
- Слышь, парень, ты-то что здесь делаешь в такую рань? – сказал человек за его спиной.
- Это мое место, я тут очередь занял, - ответил мальчик.
- Бежал бы ты, мальчик, отсюда, уступил бы свое место тому, кто знает в этом толк!
- Оставь в покое парня, - вмешался, резко обернувшись, один из мужчин, стоящих впереди.
- Я же пошутил. – Задний положил руку на голову мальчишки. (Мальчик угрюмо стряхнул ее.) – Просто подумал, чудно это: ребенок, такая рань, а он не спит.
- Этот парень знает толк в искусстве, ясно? – сказал заступник, его фамилия была Григсби. – Тебя как звать-то, малец?
- Том.
- Наш Том, уж он плюнет что надо, в самую точку – верно, Том?
- Точно!
Смех покатился по шеренге людей.
Впереди кто-то продавал горячий кофе в треснувших чашках. Поглядев туда, Том увидел маленький жаркий костер и бурлящее варево в ржавой кастрюле. Это был не настоящий кофе. Его заварили из каких-то ягод, собранных на лугах за городом, и продавали по пенни чашка, согреть желудок, но мало кто покупал, мало кому это было по карману.
Том устремил взгляд туда, где очередь пропадала за разваленной взрывом каменной стеной.
- Говорят, она улыбается, - сказал мальчик.
- Ага, улыбается, - ответил Григсби.
- Говорят, она сделана из краски и холста.
- Точно. Потому-то и сдается мне, что она не подлинная. Та, настоящая, - я слышал – была на доске нарисована; в незапамятные времена.
- Говорят, ей четыреста лет.
- Если не больше. Коли уж на то пошло, никому не известно, какой сейчас год.
- Две тысячи шестьдесят первый!
- Верно, так говорят, парень, говорят. Брешут. А может, трехтысячный! Или пятитысячный! Почем мы можем знать? Сколько времени одна сплошная катавасия была… И достались нам только рожки да ножки.
Они шаркали ногами, медленно продвигаясь вперед по холодным камням мостовой.
- Скоро мы ее увидим? – уныло протянул Том.
- Еще несколько минут, не больше. Они огородили ее, повесили на четыре латунных столбика бархатную веревку, все честь по чести, чтобы люди не подходили слишком близко. И учти, Том, никаких камней, они запретили бросать в нее камни.
- Ладно, сэр.
Солнце поднималось все выше по небосводу, неся тепло, и мужчины сбросили с себя измазанные дерюги и грязные шляпы.
- А зачем мы все тут собрались? – спросил, подумав, Том. – Почему мы должны плевать?
Григсби и не взглянул на него, он смотрел на солнце, соображая, который час.
- Э, Том, причин уйма. – Он рассеянно протянул руку к карману, которого уже давно не было, за несуществующей сигаретой. Том видел это движение миллион раз. – Тут дело в ненависти. Ненависти ко всему, что связано с Прошлым. Ответь-ка ты мне: как мы дошли до такого состояния? Города – груды развалин; дороги от бомбежек – словно пила: вверх-вниз; поля по ночам светятся, радиоактивные… Вот и скажи, Том, что это, если не последняя подлость?
- Да, сэр, конечно.
- То-то и оно… Человек ненавидит то, что его сгубило, что ему жизнь поломало. Так уж он устроен. Неразумно, может быть, но такова человеческая природа.
- А есть хоть кто-нибудь или что-нибудь, чего бы мы не ненавидели? – сказал Том.
- Во-во! А все эта орава идиотов, которая заправляла миром в прошлом!.. Вот и стоим здесь с самого утра, кишки подвело, стучим от холода зубами – новые троглодиты: ни покурить, ни выпить, никакой тебе утехи, кроме этих наших праздников, Том. Наших праздников…
Том мысленно перебрал праздники, в которых участвовал за последние годы. Вспомнил, как рвали и жгли книги на площади, и все смеялись, точно пьяные. А праздник науки месяц тому назад, когда притащили в город последний автомобиль, потом бросили жребий и счастливчики могли по одному разу долбануть машину кувалдой!..
- Помню ли я, Том? Помню ли? Да ведь я разбил переднее стекло. Стекло, помнишь? Господи, звук-то какой был, прелесть! Тррахх!
Том и впрямь словно услышал, как стекло рассыпается сверкающими осколками.
- А Биллу Гендерсону досталось мотор раздолбать. Эх, и лихо же он это сработал, прямо мастерски! Бамм! Но лучше всего, - продолжал вспоминать Григсби, - было в тот раз, когда громили завод, который еще пытался выпускать самолеты. И отвели же мы душеньку! А потом нашли типографию и склад боеприпасов – и взорвали их вместе! Представляешь себе, Том!
Том подумал.
- Ага.
Полдень. Запахи разрушенного города отравляли жаркий воздух, что-то копошилось среди обломков зданий.
- Сэр, это больше никогда не вернется?
- Что – цивилизация? А кому она нужна? Во всяком случае, не мне!
- А я так готов ее терпеть, - сказал один из очереди. – Не все, конечно, но были и в ней свои хорошие стороны…
- Чего зря болтать-то! – крикнул Григсби. – Все равно впустую.
- Э-э, - упорствовал один из очереди, - не торопитесь. Вот увидите: еще появится башковитый человек, который ее подлатает. Попомните мои слова. Человек с душой.
- Не будет этого, - сказал Григсби.
- А я говорю, появится. Человек, у которого душа лежит к красивому. Он вернет нам – нет, не старую, а, так сказать, ограниченную цивилизацию, такую, чтобы мы могли жить мирно.
- Не успеешь и глазом моргнуть, как опять война!
- Почему же? Может, на этот раз все будет иначе.
Наконец и они вступили на главную площадь. Одновременно в город въехал верховой, держа в руке листок бумаги. Том, Григсби и все остальные, копя слюну, подвигались вперед – шли, изготовившись, предвкушая, с расширившимися зрачками. Сердце Тома билось часто-часто, и земля жгла его босые пятки.
- Ну, Том, сейчас наша очередь, не зевай!
По углам огороженной площадки стояли четверо полицейских – четверо мужчин с желтым шнурком на запястьях, знаком их власти над остальными. Они должны были следить за тем, чтобы не бросали камней.
- Это для того, - уже напоследок объяснил Григсби, - чтобы каждому досталось плюнуть по разку, понял, Том? Ну, давай!
Том замер перед картиной, глядя на нее.
- Ну плюй же!
У мальчишки пересохло во рту.
- Том, давай! Живее!
- Но, - медленно произнес Том, - она же красивая!
- Ладно, я плюну за тебя!
Плевок Григсби блеснул в лучах солнца. Женщина на картине улыбалась таинственно-печально, и Том, отвечая на ее взгляд, чувствовал, как колотится его сердце, а в ушах будто звучала музыка.
- Она красивая, - повторил он.
- Иди уж, пока полиция…
- Внимание!
Очередь притихла. Только что они бранили Тома – стал, как пень! – а теперь все повернулись к верховому.
- Как ее звать, сэр? – тихо спросил Том.
- Картину-то? Кажется, «Мона Лиза»… Точно: «Мона Лиза».
- Слушайте объявление, - сказал верховой. – Власти постановили, что сегодня в полдень портрет на площади будет передан в руки здешних жителей, дабы они могли принять активное участие в уничтожении…
Том и ахнуть не успел, как толпа, крича, толкаясь, мечась, понесла его к картине. Резкий звук рвущегося холста… Полицейские бросились наутек. Толпа выла, и руки клевали портрет, словно голодные птицы. Том почувствовал, как его буквально швырнули сквозь разбитую раму. Слепо подражая остальным, он вытянул руку, схватил клочок лоснящегося холста, дернул и упал, а толчки и пинки вышибли его из толпы на волю. Весь в ссадинах, одежда разорвана, он смотрел, как старухи жевали куски холста, как мужчины разламывали раму, поддавали ногой жесткие лоскуты, рвали их в мелкие-мелкие клочья.
Один Том стоял притихший в стороне от этой свистопляски. Он глянул на свою руку. Она судорожно притиснула к груди кусок холста, пряча его.
- Эй, Том, ты что же! – крикнул Григсби.
Не говоря ни слова, всхлипывая, Том побежал прочь. За город, на испещренную воронками дорогу, через поле, через мелкую речушку. Он бежал и бежал не оглядываясь, и сжатая в кулак рука была спрятана под куртку.
На закате он достиг маленькой деревушки и пробежал через нее. В девять часов он был у разбитого здания фермы. За ней, в том, что осталось от силосной башки, под навесом, его встретили звуки, которые сказали ему, что семья спит. Спит мать, отец, брат. Тихонько, молча он скользнул в узкую дверь и лег, часто дыша.
- Том? – раздался во мраке голос матери.
- Да.
- Где ты болтался? – рявкнул отец. – Погоди, вот я тебе утром всыплю…
Кто-то пнул его ногой. Его собственный брат, которому пришлось сегодня в одиночку трудиться на их огороде.
- Ложись! – негромко прикрикнула на него мать.
Еще пинок.
Том дышал уже ровнее. Кругом царила тишина. Рука его была плотно-плотно прижата к груди. Полчаса лежал он так, зажмурив глаза.
Потом ощутил что-то: холодный белый свет. Высоко в небе плыла луна, и маленький квадратик света полз по телу Тома. Только теперь его рука ослабила хватку. Тихо, осторожно, прислушиваясь к движениям спящих, Том поднял ее. Он помедлил, глубоко-глубоко вздохнул, потом, весь ожидание, разжал пальцы и разгладил клочок закрашенного холста.
Мир спал, освещенный луной.
А на его ладони лежала Улыбка.
Он смотрел на нее в белом свете, который падал с полуночного неба. И тихо повторял про себя, снова и снова:
«Улыбка, чудесная улыбка…»
Час спустя он все еще видел ее, даже после того, как осторожно сложил и спрятал. Он закрыл глаза, и снова во мраке перед ним – Улыбка. Ласковая, добрая, она была там и тогда, когда он уснул, а мир был объят безмолвием, и луна плыла в холодном небе сперва вверх, потом вниз, навстречу утру.

"Я… не… хочу… так… больше… жить… Я… задыхаюсь…

Меня окружают живые мертвецы…

Пустые глаза, в которых нет тех бликов радости, счастья, жизни, которые отличают людей от… «не-людей». В них не отражается солнечный свет. Темно и пусто в провалах зрачков. Глаза – зеркало души. В их глазах нет души. Там равнодушие…

Ненасытная утроба… Изнеженные и похотливые тела, которые они ублажают любыми известными и доступными способами… Их сердца не способны любить – они ее не знают … Они не умеют веселиться, радоваться, смеяться от души – их сухое подобие улыбки похоже на болезненную судорогу, заставляющую кривиться рот…

Им кажется что они уверенно идут бодрым шагом по дороге жизни, а на самом деле они еле передвигают свои гнилые тельца… Страшно видеть их вокруг, ужасных и в тоже время жалких, бренно влачащих свое существование…

Еще страшнее, когда твой близкий человек на твоих глазах высыхает. Нет, не телом – он полностью здоров. Душой. Сердцем… Пока в один из дней ты не увидишь рядом с собой еще одного ZOMBIE… "
(с)
 

- 7 дней.
Я не знаю, сколько ещё смогу выдержать. Мне очень плохо. Я хочу есть, а ОНИ делают это со мной каждый день. Вчера нашёл в себе силы и вышел побродить у барака. Сейчас тепло, но я не слышал ни щебетания птиц, ни запаха цветов. Может потому, что птицы не залетают в наш забытый Богом уголок. Я чувствовал противный запах гнили и приторную гарь, отдающую резиной. Из трубы крематория все валит чёрный дым. Я чувствую его вместе с баландой и ржавой водой, которой и так нам достаётся так мало.
Я хотел подползти к изгороди и нарвать травы, но ОНИ прогнали меня. ОНИ сказали, что в следующий раз застрелят. Я немного понимаю ИХ язык, но от этого не легче. Я знаю, что ОНИ не считают нас за людей, мы для НИХ ниже скотов, хуже назойливых вшей и блох, которые уже замучили меня..
Сегодня ночью умерла Лиза. Я даже не знаю сколько ей было лет. Её привезли из блока Е, ну оттуда, куда нас всех водят каждый день. Она была бледна, а с клеёнки, на которой она лежала, непрерывно капала кровь. Я ещё никогда не видел смерть так близко.
- 6 дней.
Сегодня я плакал. Впервые за этот месяц. Вспоминал Сестру Аню. Уже больше двух месяцев её нет со мной. Я помню, как было нам трудно. Она всё время плакала, хотела есть. Я кормил её листьями. Потом нас водили в ревир, я держал Аню на руках. Она кричала, и доктор топал ногами. Когда подошла наша очередь, он вырвал у меня Аню и положил на стол... Я плакал, а меня прогнали пинками. Oбратно её не принесли. И я её больше не видел.
Вечером приходила Нинка. Спрашивала, не хочу ли я ЭТО сделать. Умоляла. Я отказался. Я слишком слаб и ещё не разу ЭТОГО не делал и боюсь что у меня не получится. Она ушла, а потом уговорила Гришку. Они долго ворочились и кряхтели на верхних нарах. Потом затихли. Потом на меня стало что-то капать, я попобовал. Это было липкое, тёплое и солоноватое. Я съел и слизал почти всё. Было вкусно. Казалось, я так не наедался за всё время. Я не знал, что это такое. Но от сытости, вскоре заснул.

- 5 дней.
Меня чуть не унесли в крематорий. Меня сгружали с нар, когда я проснулся. Я был весь в крови. Всё лицо , руки и грудь. Я вырвался. Они обругали и больно меня ударили. Я был испуган и не знал что делать. Откуда кровь? С верхних нар скинули два трупа. Тоже в крови. Нинку и Гришку. Откуда они достали ножи я ума не приложу. Она всё таки уговорила его, чтобы он её зарезал. Они зарезали друг друга. Он, загнал ей нож под горло, а потом долго мучился, пытаясь самозарезаться. Самозарезаться! Слово-то какое смешное написалось! У него получилось.
Мне немного плохо от того, что вчера я наелся Нинкиной крови, но блевануть я себе не позволю ни в коем случае. Я сыт, как никогда и у меня волчий аппетит.
Мне так хорошо ещё никогда не было. Но мне одновременно и плохо. Сегодня ОНИ опять делали это со мной. Было очень больно. Но я не плакал. Кажется, я схожу с ума, но мне хочется крови.
Смотрелся в ведро с водой. По-моему я поседел. Что-то рановато!
Но, Боже, как же хочется есть!

- 4 дня.
Весь день ходил без цели. Ноги плохо слушались, но я всё равно хотел находиться рядом с девчёнками. Мне особенно нравится Олька. Она не такая тощая как остальные. Глядя на неё я вспоминаю мамкины котлеты. У Ольки такие ручки! Мне так хочется впиться в них зубами. Думал, как это сделать. Нашёл жестяную банку. Плющил её камнем, точил ребро об камень. Страшно устал. Думал не дойду до барака. Дошёл. Пайка не лезла в глотку. Решил припрятать и съесть потом, но неожиданно придумал гениальный план. Сегодня постараюсь осуществить. Только бы сил хватило. Иначе...

- 3 дня
Меня немного гложет совесть и я боюсь расплаты. Но сегодня я сыт и доволен.
Вчера я заманил Ольку к себе на нары. Сказал, что дам хлеба. Попросил погреть меня своим телом. Согласилась. С начала не знал, как подступиться, но потом сказал, что знаю способ, как можно вкусно поесть. Пришлось разрезать свою руку и дать ей попить своей крови. Было больно. Долго сосать ей не дал. Сказал, что надо меняться. Боялся, что будет сопротивляться, но нет. Только ойкнула, когда ей руку полоснул. Пил долго. Очень вкусная у неё кровь. Почему-то сладкая. Или мне показалось? Пил долго. Когда оторвался, чуть не опоздал. Она уже бледная вся была. Думал, что умерла, но нет. Руку перевязал и на своих нарах оставил. Потом объяснил, что это у неё от сытости. А самому страшно. Ей же завтра к НИМ идти. Как она там?!
И ещё очень боялся, что она кому-нибудь расскажет.

- 2 дня.
Аппетит зверский. Готов есть всех подряд. Как Ольку ОНИ увели, так со страху весь перевёлся. Подумал, что если вернётся, больше трогать не буду. Вернулась. Сразу забыл своё глупое обещание. Даже сам себе пообещал, что сегодня же высосу всю её кровь до капли. Хотя были сомнения, что не смогу уговорить. Но нет. Уговорил. На этот раз она меня вывела. Так присосалась к моей руке, что думал сам в ящик сыграю, но нет, оклемался. Резанул ей и долго пил. Хотел ещё пока оставить на потом, но не получилось. Так вкусно было, что оторвался, когда кровь уже слабо текла. На неё посмотрел, а она уже не дышит. Страшно испугался. Не знал что делать.. Кое-как запихал тело под нары. Всю ночь тихо плакал от жалости к себе. Не выспался совершенно. Но перед совестью всё же себя оправдал. ОНИ же берут мою кровь на свои нужды. ОНИ каждый день сцеживают её из меня. Почему я не могу сцедить кровь у кого-нибудь ещё?

- 1 день.
С утра Ольку выгребли из под нар. Никто ничего та и не сказал. Увезли её в крематорий. Уже наверное она вылетела в трубу. Снова смотрелся в ведро с водой. Точно поседел. Да и в блоке смотрят, как на ненормального.
Никаких упрёков совести не испытывал. Уже присмотрел себе Инку. У неё ножки, как куринные лапки. Я курицы не ел уже четыре года. Хочу её сегодня ночью немного поглодать. Слюнки текут, прямо до ночи не могу дотерпеть! Ах Инка, Иночка, Инушка. Пришёл сегодня твой день.

День "П".
Весь день сижу и не могу двинуться с места. Инка с обглоданными ногами валяется у параши в бараке. Я сижу и плачу. Я сижу на песке у барака. Тепло. До чего же нас довели. До чего же мы дошли. Я набираю горсть сухого песка и пропускаю его сквозь пальцы. Тоненький ручеёк песка бежит, сливаясь с землёй. Я плачу. Слезы бегут и бежит песок. Светлый песок Саласпилса сочится между моими пальцами...

@Dem Allan = Luteranin
 

"Несчастен тот, кто страшится идти на риск. Вероятно, он не ведает
разочарований и не страдает - в отличие от тех, кто мечтает и стремится
претворить мечту в явь. Но когда он обернется - а обернется он непременно,
ибо это присуще каждому из нас, - то услышит, как говорит ему сердце; "Что
сделал ты с теми чудесами, которыми Бог так щедро усеял твои дни, досуги
твои и труды? Как употребил ты таланты, которые вверил тебе твой Наставник?
Зарыл поглубже, потому что боялся потерять? Что ж, отныне достоянием твоим
будет лишь уверенность в том, что жизнь свою ты промотал и растратил,
расточил и рассеял."(с) Пауло Коэльо

Это просто любовь. И неважно какая, но она есть, и этого не изменить сейчас. У меня был план. Тогда он казался нормальным, потом не совсем. А потом вообще все пошло наперекосяк. Я - инициатор, и только я виноват. Но это любовь, и этого не изменить. Я должен был быстро съездить туда-обратно к Тому, взять деньги. Быстренько не получилось. А потом не получилось обратно. Ну, все было как обычно, все как всегда. Зачем это родство, приносящее столько боли? Мы не можем быть рядом, и нам надо расстаться. Но это любовь, и ничего не изменить, и я снова ищу встреч. Мы должны тщательно сохранять барьер «братья». Если мы его нарушим, то долго нам все равно не пробыть вместе, а отношения превратятся в кашу. И мы даже разговаривали с ним на эту тему, и понимали друг друга. Такая любовь убьет мир. Но наши отношения мучают меня, а его устраивают. Или мне все-таки стоит самому акцентировать внимание на отношениях «братья»? Мы стали часто ссориться с Томом. Наверное, потому что надоели друг другу. Вчера ночью Том так скандалил с Мэри… Он посылал ее матом, орал «Сядь и заткнись». А потом бил посуду. Говорит, случайно. А по-моему он просто истеричка. Я даже испугался, как бы мне чего не прилетело. Наутро мы еле смотались из дома. Мэри утром будила Тома с 8 до 9.30, каждые полчаса под дверью орала: «Том, твою мать, вставай!». А сначала вообще звонила ему на сотовый. Это мне в ней нравится, - то, что она не заходит в его комнату. А потом я очень боялся, что она будет на меня кричать. Том начал винить во всем меня. Мол, это ты вчера приперся. Ну, во-первых, план был совсем другой. А во-вторых, у него тоже на плечах своя голова есть. Потом он сказал, что проще убить меня. Да и вообще все утро угрожал. В этом весь Том. Всю ночь он сжимает меня в своих объятиях, крепко-крепко, нежно-нежно, а потом предпринимает всяческие попытки убить меня. В общем, в следующий раз он обещал сразу меня послать. Может, так оно и будет. Не знаю, посмотрим. Том говорит: «Мэри я не люблю. Я вообще никого сейчас не люблю и не знаю, смогу ли вообще полюбить. Тут (кулак на сердце, многозначащий взгляд) ничего нет». Да, так он говорит. Я-то для него свой в доску, который все простит и все поймет. В общем, я осознал весь ужас своего положения. Я тут замер, как дурак, в ужасе, и не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Fuck. Такая любовь убьет мир. Том говорил гадости. Все как обычно, все как всегда. А еще мы выкинули две пары носков. Причем одни через окно. Но не мои. У меня вообще носков не было.

Вот только поблеем с его Мэри мне не хватает. Где ее Том? И где она только телефон мой нашла. Куда я дел ее Тома? В пять вечера: не знаю ли я, где Том? Где Том? Смотрю на него, он мотает головой в разные стороны. Не знаю, говорю. А сам вспоминаю, что мы ей там вчера наврали. Ты же, говорит, обещал за ним присмотреть. И зачем так орать? Я в няньки ему не записывался. За мной бы кто присмотрел. Где его сейчас искать? У меня на спине сидит, массаж делает, думаю. Не знаю, говорю. Надо отдохнуть, отоспаться. Я устал, я ухожу. Отосплюсь, умоюсь. Просто прикольно, блин, когда гуляешь, мысли долго не задерживаются, так легче. Сейчас еще проблем наскреб выше крыши, дурак. И это уже не просто депрессия, это все серьезно. Наплевать, задолбало все. А с Томом мы в таком близком общении, что я уже перестаю видеть в нем любовь. Слишком близко, слишком много уже сказано. И уже нет отношений «друзья», есть что-то другое, на другом уровне. И даже не «братья». Печальная сказка? А может, сказка и не о том? Сказка не о любви

Я пью по утрам зеленый чай. Я не люблю зеленый чай. А по вечерам пью кофе. И кофе я тоже не люблю. А что пить человеку, который не любит ни чай, ни кофе? Я ем не потому что хочу я, а потому что хотят другие. Я слушал в плеере танцевальную музыку. Не помогает. Я убеждал себя и обманывал. Не помогает. Потерянных не ждут, печальных не хотят, такие не живут, их топят как котят. Хочется напиться и умереть. Но так нельзя. А как, спрашивается, можно? Хочется амнезию, хочется анестезию. Хочется заснуть надолго, не видеть снов, а потом проснуться и все забыть. Все-все. Мне снятся очень странные и неприятные сны. (Простынь с глазами, например). Не хочется ничего. Хочется анестезию. Больно, и все внутри разрывается по кускам. Печальных не хотят. Покраситься сегодня хочу, плечо болит. Я устал и хочу отдохнуть (но крутит, словно реверс, память фразу одну: я так его…). Куда же деваться, куда бежать и как забыть. Это пройдет? Да, а когда? Когда это пройдет?! У меня нет сил. У меня болит голова от музыки. Моя печальная сказка, очень печальная. Печальных не хотят. И все так надоело. Руки себе, что ли, порезать. Бессмысленно. Без смысла. Так просто, когда кого-то любить. Не хочу, хочу вырвать себе сердце и ничего не чувствовать. Каждый год одно и то же. Одно и то же. Хочется заплакать сильно-сильно, но слез нет. Ты можешь умирать до бесконечности, никому нет дела. Ты можешь писать и писать бессмысленные строки, это не убьет их причину. И легче не станет. Пройдет, потом. Но это будет потом, а сейчас будем убиваться болью и не знать, что делать. Fuck. Хочу напиться, но ведь так нельзя. А как можно? Уйдет на сегодня боль, но завтра вернется вновь, я знаю, что это была любовь. Ему и в голову не придет, что мне так плохо. А мне плохо, и никакая медитация а-ля «мне хорошо» не помогает. Все равно плохо. Хуже некуда. Хочется смеяться до слез над чем-нибудь. Долго смеяться. И не думать о нем. И не думать о нем после. «Нам некуда бежать, мы не можем ничего сделать, у нас нет выбора, мы - мертвы». Это я читаю Бойцовский клуб Чака Паланика.

Просыпаюсь, значит, сегодня рано утром, открываю глаза и вижу, что моя голова на его плече. <от автора: это он о Томе>. Что я буду с ним делать? А нужен ли он мне так, как я думал? Мне приятно быть с ним рядом, но не смогу я быть с ним всегда. Мне никто и ничто не делало так больно, как делал больно он. И ни с кем мне не было так хорошо, как было с ним. Он заставил меня чувствовать. Никто не целовал меня нежнее, чем он. Оберегал меня сильнее всех. Единственный, кто чуть не убил меня. Моя больная любовь, моя печальная сказка. Любовь - это когда прощаешь все, привязанность - это боль расставания. Я счастлив ужасно, когда вижу его глаза. Я любил до безумия и резал себе руки. И он всегда честен со мной, и никогда не лгал мне. Поэтому очень больно слышать о своих ошибках, но как здорово услышать о своих преимуществах. И он идеален для меня, ничего бы не изменил, нравятся все качества его неуравновешенного характера. И чувствую себя в безопасности, и так меня никто не унижал.

Вот, я продолжаю быть счастливым. Наконец-то меня отпустило, я так долго ждал этого! Только когда долго живешь с болью, а потом боль уходит, понимаешь, насколько счастливым можешь быть, насколько жизнь прекрасна.Недавно было еще одно приключение. Вернее, безумство. Как еще можно назвать тот факт, что я ночью лез на девятый этаж по балконам?Есть хочется ужасно. К завтрашнему дню нужно написать песню. Ну, этим мы займемся завтра.Недавно лежал, не мог уснуть, вспоминал жизнь. Я не жалею ни об одной секунде своей жизни. Ни об одной ошибке. А ошибок было много. Ну и что, они же мои. 

Сегодня ночью я не сплю.

Могу себя, кажется, поздравить. О Томе почти не думаю, а это как-никак подвиг. В общем, мне даже писать про Тома не хочется.

Зато ко мне вернулось здоровое восприятие жизни. В голове появляются здоровые для меня идеи (Типа ловить комаров летом и продавать зимой).

И вообще ощущаю себя счастливым. И даже не знаю, почему. Боже, как я жду осень! Видимо, она у меня все-таки любимое время года. Ассоциируется со сказкой!

Мне ужасно хочется написать Тому письмо… Больше мы не общаемся, а мне так сложно это делать. Все заметили, что я какой-то растерянный. Ну да, влюбился я, что делать?

Не очень хорошо себя чувствую, знобит то ли от холода, то ли от пустоты. Пью снотворное и все-таки рассеян. И депрессии-то нет, просто не знаю что делать…

Если так подумать, Том причинил мне много боли, он очень обидел меня. Ну, в общем он мне честно уже надоел, сколько можно об этом думать?

Простите, но это невозможно. Правда, невозможно. Все мысли только об этом. Глазами ищу только его. Как же сложно видеть его и не иметь возможности подойти. А ведь с другими он разговаривает. Неужели он не хочет общаться только со мной? Чем же я это заслужил? Так больно, ну как тут можно готовиться к концерту, когда так больно? Сколько можно? Он сделал все, чтобы я его возненавидел. А я не могу, люблю и больно. Он просто эгоист… И как меня угораздило влюбиться в такого гнусного типа? Так сложно улыбаться и изображать радость, так сложно, практически невозможно, когда так больно.

В общем, печально закончилась нелепая сказка о безответной любви брата к брату. Наверное, так и должно было быть. Я люблю истории с грустным концом. Неудивительно, что моя сказка закончилась так безнадежно.

Только потеряв все, обретаешь свободу. Процесс усложняется, если терять-то вообщем-то и нечего. Вру, конечно, всегда есть, что терять.

Надо занять себя работой, концерт впереди все-таки.

Забавно, а ведь предыдущие дневники я просто выкинул. Может, и этот когда-нибудь выкину. Без прошлого ведь жить легче, не правда ли?

Я был в Аду, и мне было там интересно. Я опустился на самое дно социального общества, я изучал боль и страх других и помогал им убивать себя. Я упал очень низко и в своих глазах тоже. Мне было настолько все равно, что хуже быть не могло. Пришло время остановиться здесь, посреди Ада и подумать. У каждого наступает момент в жизни, когда нужно остановиться и подумать. У меня этот момент наступил здесь. Я искал свободы в грехах и смерти.

Чтобы искать свободу в Рае, нужно иметь крылья, которых у меня нет. И по блату, как в Ад, в Рай попасть нельзя, в него можно только взлететь. Вопреки распространенному мнению я не ангел и я не душевный человек, я такая же мразь, как и все. К тому же разгуливаю по Аду. Я остановился и жду. Жду, когда меня посетит умная мысль. Мне надо обдумать сложившуюся ситуацию. Мне стало не все равно, и убивать себя больше не хочу. Я не должен больше страдать, я уже искупил свою вину. Я должен обдумать все один, и я даю себе право оборвать телефонные провода до конца июня.
 

И еще, Йост все же послал меня с предложением записать трек на песню про енотов...(

И Lahtee, извени не поздравил.... В мыло не захожу почти...Так вот, желаю тебе всего того, чего нет у меня

 

Мои чувства к Тому вернулись и закрыли собой обиду и боль. Сегодня он ко мне приезжал домой. Зачем он это делает? Зачем мучить меня снова? Слишком он ворвался в мое личное пространство. Зачем он это делает? Я не могу с ним дружить, как он этого не понимает? Может, раньше мог, хотя бы обманывая сам себя. Больше не могу. Я бы хотел стереть его из своей памяти, но не могу.

Все, что тебе не нравится или беспокоит тебя, ты должен выкинуть из головы и забыть. Так? Сейчас мне не нравится идея «ехать неизвестно куда - неизвестно с кем». Если откажусь - обидится Марк. Марк - это мой приятель, который не общается ни с Томом, ни с группой. Он всегда был влюблен в меня, я знаю. И у него день рождение. Над субботой стянулись тучи. Именно в субботу я всем неожиданно понадобился. Марку, Йосту, Тому и еще бог знает кому. Главной причиной отказа от поездки, конечно, служит Том. Я бы все равно поехал, несмотря на свое не-особо-желание (ну да, чтобы убить себя каплями бутылочной мечты), но Том… Зачем мне это? У нас с ним все равно ничего не получится, хоть он и расстался с Мэри, он видит во мне лишь брата. И потом, мы бы погубили друг друга, мы оба с ним с заморочками… И все равно, я хочу заполучить его, хотя и не знаю, что мне потом с ним делать? Что? И теперь я в раздумьях. Ненавижу выбирать.

Оказывается, я даже не скучаю по дому, где бы я не находился (а за последний месяц где я только не находился). И все-таки неуютно мне, не могу найти свое место. Понимаю, что мне просто все равно. Все равно, куда ехать и где жить. А это плохо.

Я никогда не хотел такой жизни. Довольно непонятной и всепоглощающей. То есть я знаю многое, чего не хотел бы, общаюсь со слишком разными и иногда опасными людьми. Все не так, и я не могу повернуть время вспять. Я никогда не хотел такой жизни и я никогда не хотел думать о смерти.

Как долго в детстве я не мог уснуть, боясь, что когда-нибудь вечером я буду возвращаться из школы, и на меня нападут. Теперь мне стало все равно.

Надоело это все, вечные гулянки и нестабильность. И понимаю, и не могу уйти от этого.

Чего же я жалуюсь? Чего мне не хватает? Любви? Но мне стало скучно, смертельно скучно. Меня не интересует жизнь и проблемы других. Ну, может, только их мировоззрение.

Мне очень неудобно отказываться от поездки к Марку. Ну зачем надо тащиться куда-то на два дня? Если бы тихо и мирно посидеть вечером у него дома… Да, на «тихо и мирно» рассчитывать не приходится. Надо предложить ему встретиться на следующей неделе и спокойно вдвоем немного попить пивка. Да, наверное, так и сделаю. В любом случае, что бы я не сделал, как бы я его не обидел, мне все сойдет с рук. Небеса, наверное, видят это и отыгрываются за Марка Томом. Я мучаю первого, Том мучает меня. Тут недавно перекидывался смс с Марком. Я сказал, что для меня он всегда останется милым (чистая правда), а он спросил, что это значит для меня. Я с улыбкой спросил: «а для тебя? :)». И он ответил: «Не знаю… А если скажу, что много?». Я схватился за голову и не знал, что ответить. Он очень дорог мне, я привязан к нему, но лишь как друг, и пора бы мне отпустить его… Но я скучаю без него. Я полностью доверяю ему, как никому, он всегда заботится обо мне и никогда не даст в обиду. Ну вот, мне захотелось к нему приехать завтра.

Вот черт, а зачем я звонил Тому? У меня мозги заклинило после того, как я услышал его голос. Это для меня значит много, а для него? А для него я брат.

Ладно, надоело, решу все, когда позвонит вечером Марк, на ходу…

Почему, черт возьми, мы не можем контролировать эмоции? Можно сказать: да, я не буду это есть, да, я не пойду туда-то, но нельзя: я его больше не буду любить. Или буду. Почему нельзя управлять своим мозгом? Чувства - это всего лишь химические реакции в мозгу, разве не так?

Прошлая неделя прошла довольно интересно. Сначала я два дня провел в студии. Потом приходил Том (с вечными проблемами отношений с Мэри. Приезжал помучить меня).

Я хочу побыть один, я устал!

Одно хорошо: этот гад оттолкнул меня на большое расстояние, и любовь завяла. Хорошее быстро забывается, мы ясно помним лишь плохое. Достаточно было сделать Тому одну ошибку, и для меня он теперь не герой и не падаль, а просто такой, как все, ничем не лучше и не хуже. А считает ведь себя особенным. Он думает, что дождь идет, когда ему плохо и не может понять, что отдельно взятый человек ничто для неба. Нет, Том нисколько не особенный, и все его слова - бред, и все его мировоззрение - пошло в жопу. Что случилось? Через много лет это будет смешно, мне и сейчас уже смешно, хотя совсем недавно не было. Это все ужасно глупо, но только теперь я не могу смотреть ему в глаза, а он не может мне, и нам сложно общаться…

Я убедился, что ни один человек не может понять другого в полной мере.

Какая же мерзость! Мне пора разбираться в людях, как я мог влюбиться в Тома? Прикольно то, что ему-то тоже хреновато было. Но это все фигня, все в полном порядке (хотя я и подумываю о том, как бы мне получить полную амнезию). Хоть Том и козел, он, между прочим, хорошо целуется, и губы у него мягкие…

Меня всегда восхищало мировоззрение Тома. Он на каждый вопрос имеет свой ответ.

- Привет, - улыбнулся я, присаживаясь за стойку бара.

- Привет, - ответил мне Том и посмотрел на время. Был час дня. – Ты идешь на репетицию?

- Нет, не охота…

- Может по пиву?

Мы часто гуляем вместе, пьем пиво и разговариваем. Беседа, естественно, имеет чисто дружеский характер…

- Да, пойдем, - кивнул я.

С какой стати я должен был отказываться? Хотя последние дни я и начал сомневаться, правда ли я влюблен в него…

Недалеко от бара был парк, куда мы и направились, купив перед этим по бутылке пива. Была прекрасная погода, светило солнышко, и мы устроились на дощечке прямо под яблоней.

- Ну рассказывай, как дела, - предложил я. – Как Мэри?

Мэри - так звали девушку Тома.

- У нас все хорошо.

- Я рад за вас.

Я, конечно же, лукавил. Но и особой ревности или обиды я не испытывал.

- Ты мне диск мой принес? – вспомнил я.

- Нет, забыл. После выходных принесу. Давай это послушаем, - Том положил на дощечку плеер, дал один наушник мне, а другой засунул себе в ухо.

Подул ветер, и с яблони посыпались белые лепестки.

- Прикольно, - сказал Том, поймав один лепесток.

- Да ты романтик, - улыбнулся я.

Мы сидели друг напротив друга, и мои ноги расположились на его кроссовках. Я заметил, что когда я рядом с Томом, мне уже вроде бы и не очень хочется с ним быть.

Мы поговорили о еще какой-то ерунде, пиво кончилось, и мы решили взять еще… На этот раз мы взяли большую бутылку алкогольного коктейля. Теперь мы уже начали пьянеть.

- Ты знаешь, я, когда пью с некоторыми парнями, они ко мне приставать начинают, - поделился Том.

- Не волнуйся, я к тебе приставать не стану, - уверил я.

И это была чистая правда. Мне приятно было с ним общаться, но даже в подвыпившем состоянии я не стал бы делать что-либо, что дало бы ему понять, что он мне не безразличен.

Через какое-то время мы стали еще пьянее. Тут пошел дождь.

- Дождь! Я люблю дождь! – выкрикнул Том.

- Я тоже, - мой взгляд прошелся по опешившим от поведения Тома прохожим.

Мне нравилось, что он себя так вел. Он делал то, что хотел и никогда этого не стеснялся.

- Худой ты какой-то, - произнес я. - Я люблю дождь, но холодно…

Мы спрятались от дождя вместе с остальными людьми под крышей магазина. Но потом, когда дождь стал идти поменьше, мы снова пошли в парк. Оставшиеся под крышей люди недоуменно смотрели на нас: оба промокли до нитки, еще куда-то идут, а парень в кепке и с дредами орет, что он дождь.

Потом мы еще долго сидели в парке, спорили о вере, о людях и о философии в целом. В какой-то момент Том предупредил меня, что если напьется, будет приставать ко мне.

- С какой стати? Только попробуй, - только и усмехнулся я.

А вот теперь я сидел на камне, Том стоял передо мной и пытался дотронуться до моих сосков, просвечивающих через футболку от холода.

- Руки! – больно шлепнул я его по рукам.

- Я предупреждал, - улыбнулся он.

Как мы купили еще одну большую бутылку коктейля, никто из нас впоследствии не помнил. Когда она уже была почти допита(!), я сказал:

- Так, мне надо в кусты.

С одной стороны парка шли электрические пути, за которыми была практически роща. Туда мы и направились. Не слишком далеко от путей мы нашли камень, оставили на нем недопитую бутылку и разошлись в разные стороны. На часах был 9-ый час, так что мы гуляли уже 8 часов… Через небольшой промежуток времени мы, сделав свои дела, встретились у этого камня. Солнце уже давно спряталось, одежда от дождя не просохла. Естественно, меня просто трясло от холода.

- Замерз? – спросил Том.

Я виновато кивнул головой. Том подошел и обнял меня. Так мы стояли на удивление долго, а потом Том начал гладить меня по спине и шее. Я как-то тормознуто, что, в принципе, было понятно, реагировал на все это и даже не заметил, как руки брата оказались там, где не следует.

- Ну не надо, - возмутился я, пытаясь его остановить.

Он не отреагировал на мою просьбу, и последним моим аргументом была фраза:

- Ну машины ходят.

По путям, от которых мы не так уж далеко ушли, действительно ходили машины. Чтобы скрыться из виду, видимо, мы и очутились на траве. Разумеется, после выпитого мне сложно было контролировать ситуацию и потом я помнил случившееся лишь кусками… Том целует меня, я сначала не сопротивляюсь, потом включаются мозги, я пытаюсь вырваться из его объятий и встать, но он меня не отпускает… Причем это были не слабые попытки удержать меня или уговорить, он меня действительно не отпускал… Далее я помню, как он больно царапал мою спину, а потом как мы стояли, он целовал мою шею, а его руки… Надо сказать, что я-то никогда не спал с парнями, и поэтому действия Тома причиняли мне некоторый дискомфорт и боль, а когда я пытался оттолкнуть его, он сжимал меня еще крепче. Я пришел в себя, когда Том отпустил меня, причем я стоял полу, так скажем, раздетый, и тогда я увидел кровь на своих ногах. Том тоже был немного раздет, хотя я его не раздевал. Отпустил он меня потому, что сам начал понимать, что делает что-то не очень правильное.

- Fuck! – я быстро привел себя в порядок и сел на какую-то трубу.

- Блин, что происходит? – как-то непонятно задал вопрос Том.

Что он говорил потом, я не помню, как и своих слов. Помню только, что разозлился и дал Тому пощечину с выпущенными ногтями. Он, как это ни странно, дал мне сдачу точно таким же образом, при этом рыча. Так мы несколько раз друг друга ударили, потом Том поймал мою руку и сказал что-то типа “хватит”. А потом добавил:

- Если об этом кто-то узнает, я тебе шею сверну или задушу.

- Можешь душить прямо сейчас, - предложил я.

Том весьма неадекватный молодой человек, поэтому он попытался выполнить мою просьбу и начал меня душить. Я не сопротивлялся, но духу у Тома, к счастью или нет, не хватило.

- Все, пошел ты! – крикнул я и вышел на пути.

- Стой! – он пошел за мной и остановился на путях в некотором недоумении: - Что произошло?

- Ничего, - я отвернулся.

- Блядь, что произошло? Почему мы все в грязи, почему ты дрожишь?

Все мои джинсы были в грязи, и белая футболка Тома тоже.

- Отвали, - я хотел уйти.

- Билл!! Скажи мне, что произошло?

Я развернулся и посмотрел на него злым взглядом:

- А как ты думаешь?

- Блядь! – Том аж подпрыгнул на месте и начал выкрикивать всякие ругательства. В парке, предположительно, было все прекрасно слышно.

Я молча смотрел на него и не двигался.

- Почему ты меня не остановил? – подошел он ко мне наконец.

- Я пытался, Том, ты не отпускал меня. Ты сильнее меня! Ты бил меня…

- Блядь! Как?

- Так! – я со всей силы ударил его по лицу, при этом оцарапав.

- Блядь! – Том опять начал прыгать и орать. – Черт! Прости меня!

Он посмотрел на меня такими глазами, что я подумал, что он сейчас заплачет. Мне самому плакать не хотелось, видимо, злость еще не прошла.

- Все, короче, я пошел домой, - я сделал несколько шагов.

- Нет! Не уходи! – Том догнал меня и остановил.

- Иди в жопу, Том! – я развернулся в обратную сторону.

- Сейчас пойду ведь, - он обнял меня сзади.

- Том, блин! – оттолкнул я его.

- Блядь!! Пойдем в ту сторону, - он потянул меня за руку.

- Иди в жопу!

- Пойдем со мной!

- Зачем?!

- Пойдем, пожалуйста!

- Fuck, fuck, fuck! – сорванным голосом кричал я. – Зачем ты это сделал, Том?

- У меня не было секса два месяца!

- Fuck!

- Теперь мы с тобой будем неразлучными, - говорил какие-то странные мысли Том.

- Иди в жопу! – мне ничего не надо было от него, этот человек разочаровал меня и оттолкнул.

Мы шли вдоль путей, вернее, Том тащил меня за руку, т.к. я сначала вообще никуда не хотел уйти. Только потом, когда я потерял ориентиры, я пошел с ним добровольно. Мне было холодно, и он дал мне свою футболку. Всю дорогу я произносил слово “Fuck!!!” и несколько раз оцарапал его плечи и грудь. Мы, наверное, много о чем говорили и ругались, да только потом не очень об этом помнили, что не может не радовать. Был момент, когда мы даже смеялись над всей ситуацией, хотя смешного было мало… И говорили:

- Прикинь, как стремно будет нам смотреть друг другу в глаза?

Тому было плохо от того, что он сделал больно мне, а он знал, что у меня не было парней до этого, кроме того, он ударил меня, да еще и изменил своей девушке. Мне, естественно, было даже хуже. Вообщем, дошли мы до определенного места и разъехались по домам (Ну да, мы снимали разные квартиры).

Я сразу, как пришел, лег спать…



На следующее утро я проснулся в 6 утра, и первой моей мыслью было:

- «Fuck!!».

Я вспомнил, что мог, из того, что было, и снова уснул. Проснувшись позже и насмотревшись снов про каких-то садистов, я уже полностью понял, что все плохо. Кроме морального понимания, у меня была и физическая боль. Я нашел пару царапин на спине и пару синяков на руках. Не говоря уж о том, что у меня болел низ спины. Мысли в голове, конечно, путались. Вот такого я от Тома не ожидал… Теперь я точно знал, что испытываю к Тому, и это была далеко не симпатия.



Следующие два дня, которые были выходными, я провел в трансе. Я не мог есть и не хотел ни с кем разговаривать, а чувствовал я себя просто паршиво. А на следующий день ожидалось самое страшное сейчас для меня: встреча лицом к лицу с Томом. Когда я шел мимо того парка, мне казалось, что все видели нас с Томом, что все все знают… Захожу я, значит, в студию, сажусь и начинаю делать вид, что не вижу Тома, который стоит прямо передо мной…

- Привет, - произнес он.

Я кивнул.

- Как себя чувствуешь? – осторожно спросил он.

- Плохо.

- Расскажи мне.

- Том, у меня все болит. Ты меня всего исцарапал.

- Блядь, надо ж было так накосячить… У меня твой возглас fuck все еще в голове звучит. Черт, прости меня…

- Теперь уже ничего не сделать, - я отводил от него взгляд.

Он тоже, не как обыкновенно, не мог пристально смотреть мне в глаза…

- Я ходил эти два дня как убитый, черт, мне так хреново.

Я молчал.

- Скажи: ты бы знал, каково мне, Том… - вздохнул он.

Я пожал плечами.

Потом мы еще немного поговорили, потому что это сделать надо было.

Чего не хочется, так это жить.

Просто трендец какой-то… Нет никаких желаний, стремлений и целей. Нет ощущений. Ничего не хочется и ничего не волнует. Блин, это ужасно. Все опять, в который раз, все повисло в воздухе и замерло вокруг меня. Зато остальной мир движется с пугающей быстротой. Я выпадаю из течения времени, я заморожен в своем личном пространстве.

Чтот я совсем нафиг разленился.../

Никого не комменчу... Извените

Сегодня такой день… мрачный, что ли, был. Все эти разговоры о смерти и самоубийцах… Плохо так… И уже не верится, что есть счастье на земле, кажется, что все плохо, и мир прогнил. Чего больше, счастья или нет? И еще: если бы меня не было, многим бы людям стало легче жить и многие ли бы сожалели? Все кажется таким мрачным и скучным…

А Том все еще с Мэри.

В голове все мысли разбегаются, какая-то пустота и делать ничего не хочется. Не то что бы плохо, нет, в конце прошлого года было хуже. Нет, депрессии нет. И счастья особого нет. Чему радоваться-то? Я влюбился, как полный дурак, в брата - это ж надо было так…

Я разучился радоваться. И стал слишком сентементальным.

Я считаю себя неплохим человеком, но, может, мне все это кажется? Может, я правда плохой? Если говорить о равнодушии и бездействии… Я никого не убиваю, но я и не предпринимаю попыток сделать жизнь лучше… И, боюсь, я все-таки склонен завышать самооценку, жалеть себя, хотя совсем не хочу этого.

Так мало остается в моей памяти, мало ощущений, я все забываю так быстро… И время тянется быстро и как-то бессмысленно, и все это уйдет в вечность, и никто ни о чем не вспомнит…

И голова заполняется мрачными мыслями… Я, кстати, не сторонник самоубийц. Эти люди должны быть очень одинокими (в прямом смысле этого слова, а не по душевному состоянию, как я сейчас, например) - тогда прощается смерть; или же они очень жестоки, потому что не думают о близких людях. Умер - и ладно, а как же родственники, друзья? Больнее тем, кто остается жить.

Недавно тут спорил с вышедшим из тюрьмы другом Густава о преимуществах кремирования (моя позиция) над погребением через закапывание (его позиция)… Так, ладно, хватит, можно подумать, что я правда в депрессии.

Все прекрасно.

Последнее время мне очень хочется снова стать маленьким. Сильно-сильно хочется. Не хочу быть взрослым.

Еще я сегодня реально был уверен, что сейчас год обезьяны... Оказалось свиньи...

Мне ужасно хочется спать, хоть я и спал 16 с половиной часов.

У меня уже третий день нет аппетита, ничего не хочу и не знаю, почему.

Сегодня в кое-то веки появился на репетиции. Все было так приторно-сладко, все были такие добрые и хорошие, смеялись над всякими глупыми мелочами. И мне понравилось! Хотя обычно я на такие вещи смотрю свысока как на детский сад. Добрею, что ли?

Вечером мне было очень плохо. Причины те же. Наверное, все-таки, я имею проблемы с мозгами. У меня такое ощущение, будто вокруг меня все живут, двигаются, радуются и грустят, растут, а я замер на одном месте в одной точке, завяз и пошевелиться не могу.

Вчера вдруг понял, что у меня не хватает времени. А позавчера понял, что у меня проблемы.

Встал сегодня на автомате, притом меня будили 2 раза Том, несколько раз 2 будильника, Йост, какой-то мужик и Густав, а потом еще раз Том. Общими усилиями я встал.

Предлагаю игру. Нужно написать ОДНО слово которое у вас ассоциируется с последним (не с моим...)

 

Мрак...

 

Конечно же давно не секрет что я болею… У меня воспалены связки… Недавно смотрели врачи, улучшения пока не обнаружено… Мы планировали на следующей неделе выступить в Торонто, но я все еще не могу петь… Это ужасно…

 

Никак не могу забыть тот день…  Самое ужасное, что может случиться с певцом – это стоять перед переполненным залом и понимать, что ты не можешь петь свои песни, и что тысячи фанатов расстроятся. Было очень страшно… Другое выступление вообще пришлось отменить ... Было очень больно стоять на сцене перед фанатами и понимать что концерта не будет, понимать, что переводчица сейчас обясняет фанам, что концерт невозможен,что большенство девушек и парней (вообще-то и не так уж и много) ночевали перед концертным залом в ожидании концерта и вот такая фигня… Некоторые из них возможно приехали из дркугого города ради этого концерта...

Все за меня очень переживают… И родители, и Том, и друзья, и фаны… Очень приятно это знать=) Недавно посещал фарумы посвященные моей группе. Хочу поблагодарить всех фанов за заботу, мне это реально очень поднимает настроение!

Спасибо=)

Том тут недавно выдвинул такую мысль, что я неправильно живу. Неправильно ем, сплю и одеваюсь. Выходит, что так. Но ведь для каждого отдельно взятого человека его образ жизни может быть неправильным для кого угодно, но только не для него. Для меня, например, все правильно. Я живу так, как чувствую.

Еще мне тут на днях приснился один сон, который всех пугает. Я запомнил только отрывок. Значит, сидит какая-то женщина в машине, у нее на руках мертвый младенец. А отражение женщины в зеркале заднего вида держит на руках смеющегося ребенка. В ту ночь, когда был этот сон, я плакал.

Сегодня мне доказывали, почему я вампир.

1. У меня вампирские глаза

2. Я люблю черную одежду

3. Я люблю темноту

4. Я не люблю яркий свет

Вчера ночью не мог уснуть, думал о Томе и больших пиявках (ну, так, между делом)

Блин... Эти гостиницы, автобус, гостиницы, сново автобус... Так хочется домой! Устаю...

Сегодня весь день у меня было жгучее, просто непреодолимое желание послать всех моих знакомых людей на три веселых буквы. Хотя периодически у меня возникало такое желание, но количество посылаемых обычно меньше, чем сегодня. Я даже хотел отвечать этой веселой фразой всем звонившим по телефону. А что, я верю, что наступят светлые времена, и каждый сможет услышать вместо занудного «Алло» веселое «Пошли все на…»

Еще  и голос на пошлых концертах пропадал... Кайф... Один рас пришлось концерт отменить, торой рас я не смог спеть несколько песен... их пришлось фанам петь... Жесть...

PS благодарю за симпу

Я погружаюсь в какую-то пустоту и черноту, как в детстве. И я спрашиваю себя: что, я умираю?


Напишу о том, в чем сам себе боялся признаться и даже сейчас боюсь. Дело в том, что мне очень-очень-очень нравится мой брат.

Я знаю, когда он первый раз поцеловался и лишился девственности; я знаю, что у него на интимном месте есть родинка; он готов набить морду любому, кто обидит меня. Но мы не пара, мы просто братья.

Я просто боюсь показать свою слабость, боюсь попасть в уязвимое положение…

Во дела... И дня не успел тут провести, уже анти получил... В общем я и не сомневался =)... А все из-за Tokio Hotel. Вы что лазаете по нэту, находите дневники связанные чем либо с TH и ставите анти? Гы... Весело =) Так вот... Скажи пожалуйста добрый человек, тебе стало легче? Позитивом зарядился? Вот и хорошо =) Поскольку, мне абсолютно параллельно на это... Поверь, депресить я не стал и кирпич мне от этого на голову не упал...
Ладно, надеюсь тебе, добрый человек, стало лучше

Я не схожу с ума, вовсе нет, я просто смотрю на вещи через призму своих мыслей. И если я разговариваю сам с собой, то это не значит, что у меня не все дома. Я просто играю.

После просмотра фильма про вампиров, в котором вампиры рассматриваются не только как безжалостные убийцы, но и как личности, непреодолимо хочется стать тоже вампиром...