Что самое лучшее в Новом году? Правильно - предвкушение Нового года. Вся эта суета, хлопоты, беготня по магазинам, запах мандарин, шуршание бумаги и дождичка создает удивительную атмосферу праздничности, маленького чуда. Самый лучший повод вспомнить дорогих людей и чем-то их порадовать. На той неделе совершили с мамой настоящий рейд по близлежащим магазинам в поисках подарков для родственников и друзей. Очень трогательно. Когда я выбираю кому-то подарок, сразу представляю этого человека, его интересы, привычки, вкусы, всякие мелочи. Дарить подарки в самом деле приятней, чем получать. И сразу праздник становится осмысленным. Как это ни банально, а суть любого праздника именно в том, чтобы делать приятное. Я не сентиментальничаю, просто Новый год всегда для меня был кким-то воплощением чуда, отголоском волшебства, в которое где-то в глубине души продолжаешь верить всегда. Сегодня заканчивала упаковывать подарки... Скоро Новый год... 

     И еще. Не удержусь и таки похвастаюсь недавним свежими пополнениями в своей библиотеке. Во-первых, на выходных меня попутным ветром занесло на книжную ярмарку "Мэдвин". Наконец-то у меня появилась антология "Розстріляне відродження" Ю.Лавриненко (35 грн). На том же стенде издательства "Смолоскип" купила собрание сочинений Майка Йогансена (такая вкусная "белая" серия). А под конец еще и попала на автограф-сессию Марии Матиос. "Солодку Дарусю" мне давно советовали, так почему бы не взять, да еще и с автографом? Во вторник с Сашкой зашли в "Є", так что теперь у меня есть, кроме первого и третего, пятый том собрания сочинений Василя Стуса (удастся собрать все 12?). А вчера я унесла с Петровки прекрасный 2томних Марка Твена всего за 15 грн (слава распродажам!) и крайне редкий товар - "Дім на горі" Шевчука за 35 грн. Спасибо доброму дяде-продавцу, который всегда мне делает скидочки.

     Я не буду спрашивать, почему нас всю неделю неизвестно откуда появляются четвертые пары. Я не буду спрашивать, почему нам грозят репрессиями за каждый пропуск, а некоторые преподаватели спокойно не приходят на зачеты (и никому даже мысль о замене не приходит в голову). Я не буду спрашивать, почему объемы заданий зависят от того, с какой ноги встал преподаватель. Я не буду спрашивать, почему расписание зачетов живет своей жизнью. Я не буду спрашивать, почему на семинарах постоянно распинаются одни, а высший балл получают другие. Я не буду спрашивать, потому что уже привыкла. Просто процитирую:

     - Чому у вбиральні темно?
     - Тому що немає лампочки.
     - Чому ви запізнились на роботу?
     - Тому що проспав.
     - Чому брудно?
     - Не прибирали.
     - Чому у вас нема гудзика?
     - Відірвався тому що.
     - Чому помилки?
     - Поспішив друкувати.
     - Чому ви не голені?
     - Не встиг поголитись.
     - Чому хати розкриті?
     - Не покрили.
     - Чому відступаємо?
     - Генерал поганий.
     - Чому наслідки приймаються за причини?
     - Ась?
     Чому наслідки приймаються за причини? Чому ніхто не хоче подумати над цим соціальним злом? Чому ні уряд, ні партія не подумає над цим? Чому той, хто не виконав, може сказати "я забув", вважаючи себе чесною, гордою людиною, а не нікчемністю собачою.

Олександр Довженко "Щоденник" (16/ІХ.1942)

      "Дурень - не обов'язково Іванушка-дурачок. Дурень нині часом закінчує два факультети, займає високі посади, має ордени, партстаж. Він часом здається зовні ніби звичайною людиною.
     Цікаво, що за 25 років ні одна аудиторія не освистала його, коли він виступає на трибуні. Так само, як і блискуче розумному, йому аплодують під час його промови. Для цього в нього є абсолютно безвідмовні засоби... Часом, припиняючи промову, дурень сам починає собі аплодувати. Ніхто не б'є його за це ні графином, ні тухлими яйцями, навпаки, всі чрмусь починають теж плескати. Тоді він спокійно й величаво п'є воду, витирає піт тощо. Закінчує він свою промову, як візник підвозить вас до папрадного, з шиком підвищує голос, разом з цим у нього з'являються магічні, всім давно відомі слова, потім же, у самий уже кінець він кричить: хай живе се, друге, третє і під гучні оплески сідає.
     На роботі він не працює, він не робить нічого, бо робити він нічого не годен. Він може лише щось "провернути", "двинути", "утрамбувати", "ув'язати" і т. д. Він розповсюджений як бур'ян. Він скрізь".

     "Дурню, де твої межі? Дурню, як же багато тебе розвелося!"

Олександр Довженко "Щоденник" (1942)

              ПЕРЕД  СНЕГОМ

      И начинает уставать вода.
      И это означает близость снега.
      Вода устала быть ручьями, быть дождем,
      По корню подниматься, падать с неба.
      Вода устала петь, устала течь,
      Сиять, струиться и переливаться.
      Ей хочется утратить речь, залечь
      И там, где залегла, там оставаться.

      Под низким небом, тяжелей свинца,
      Усталая вода сияет тускло.
      Она устала быть самой собой,
      Но предстоит еще утратить чувства,
      Но предстоит еще заледенеть
      И уж не петь, а, как броня, звенеть.
      Ну а покуда - в мире тишина.
      Торчат кустов безлиственные прутья.
      Распутица кончается. Распутья
      Подмерзли. Но земля еще черна.
      Вот-вот повалит первый снег.

                                         Давид Самойлов

   P.S.: год назад в этот день я писала "Что-то кончается, что-то начинается". Именно. Нередко вещи главнейшие в жизни происходят как-то незаметно. Ты просто живешь, делаешь то, что тебе близко, к чему душа стремится. И это оказывается единственно правильный путь. "Это наш день, мы узнали его по расположению звезд, знаки огня и воды, взгляды богов" (В.Цой)

          "Усложненная художественная структура, создаваемая из материала языка, позволяет передавать такой объем информации, который совершенно недоступен для передачи средствами элементарной собственно языковой структуры. Из этого вытекает, что данная информация (содержание) не может ни существовать, ни быть передана вне данной структуры. Пересказывая стихотворение обычной речью, мы разрушаем структуру и, следовательно, доносим до воспринимающего совсем не тот объем информации, который содержался в нем. Таким образом, методика рассмотрения "идейного содержания", а отдельно - "художественных особенностей", столь прочно привившаяся в школьной практике, зиждется на непонимании основ искусства и вредна, ибо прививает массовому читателю ложное представление о литературе как о способе длинно и украшенно излагать те же самые мысли, которые можно сказать просто и кратко. Если идейное содержание "Войны и мира" или "Евгения Онегина" можно изложить на двух страничках, то естественен вывод: следует читать не длинные произведения, а короткие учебники. Это вывод к которому толкают не плохие учителя нерадивых учеников, а вся система школьного изучения литературы, которая, в свою очередь, лишь упрощенно и потому наиболее четко отражает тенденции, ясно дающие себя чувствовать в науке о литературе".

Юрий Лотман. Об искусстве. - СПб: "Искусство-СПб", 1998. - С.23.

Тренируйся лбом о стену,
Вырастим крутую смену!
В.Бутусов
 

     У нас что не семинар по теории литературы, то новые открытия. Обсуждали мы понятие автора в тексте. По сути, то, как в художественном произведении может звучать авторский голос, как он может воплощаться в персонаже, маске, быть разлитым в тексте и т.п. В числе прочего наша мармазетка сказала, что биографический автор, то есть реальная конкретная личность, создавшая литературный текст, теряет свою важность. Образно говоря, анализируя текст, биографического автора оставляем за дверью. Я не удержалась и возразила, что полноценный анализ невозможен без подключения контекста (культурного, исторического и т.п.). Некоторые факты биографии писателя могут влиять на характер создаваемого им текста. Пара простейших примеров: прояснить настроение "До мого фортеп'яно" Леси Украинки может тот факт, что она из-за болезни не могла продолжать заниматься музыкой; для лирики Лермонтова очень важен мотив сиротства, потому что сам он воспитывался у бабушки, отца практически не знал, а мать умерла очень рано. Гнат Михайличенко был художником, поэтому у него очень разнообразны зрительные образы и колористика. Это не биография автора? А с автобиографическими произведениями как быть? А с прототипами? Конечно, самое главное в данном случае - чувство меры: где действительно важный для творчества факт, а где - ковыряние в чужом белье. В конце концов, биографический автор является носителем сознания и мировоззрения определенной эпохи. Если мы его оставляем "за дверью", то в некотором мере вырываем из контекста произведение. Соответственно анализ его будет неполным. Лично я это наиболее хорошо ощутила, когда совершенно новые смысловые пласты "Евгения Онегина" открылись благодаря комментариям Юрия Лотмана (см.), который, будучи семиотиком, подчеркивал значимость контекста для понимания. Впрочем, да, "Лотман для нас не авторитет".

     Продолжая обоснование. Мне сегодня уже говорили, что я приводила примеры в основном из литературы модернизма. Просто это самый свежий материал в голове. Чуть позже "всплыл" мой любимый "Дон Кихот Ламанчский" Сервантеса - самая что ни на есть классика. Когда Дон Кихот и Санчо Панса встречают на своем пути бродячих актеров, в тексте появляется очень много рассуждений о драматическом искусстве, о театре в Испании и весьма злобные отзывы о конкретных авторах. Комментарий гласит, что отображены там не только взгляды Сервантеса на театр (это тоже "за дверь"?), но и пародия на Лопе де Вега, с которым Сервантес всегда соперничал. По-моему, вполне иллюстративный пример. Я бы сформулировала следующим образом. Само по себе произведение имеет художественную ценность и вне контекста, как таковое. Эстетическая функция не страдает. "Дон Кихот" остается шедевром вне зависимости от того, знаем мы о соперничестве Сервантеса с де Вега или не знаем. Но для адекватного научного анализа произведения и его оценки знание контекста необходимо. Как раз умение определить важность биограического факта для осмысления текста и говорит о научном подходе.

      Кроме того, в процессе обсуждения мне приписали отстаивание биографического метода, хотя я говорила о контексте, а это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Отрицаем то, чего не слышим. В таких ситуациях у меня появляется ощущение, будто я выковыриваю гвозди из гроба матушки филологии. Ой лишенько нам буде! (с)

     Несмотря на больное горло и насморк, мы с госпожой Максимовой отправились культурно развиваться. Сегодня в рамках Дней фантастики и книжной выставки "Мэдвин" проходила встреча с читателями польского фантаста Анджея Сапковского. Было вельми интересно и не менее потешно. Итак, факты о пане Анджее: знает 25 языков (встреча проводилась на русском, но вопросы, заданные на украинском не нуждались в переводе); любимый писатель Эрнест Хемингуэй, из славянских - Булгаков; любимый литературный герой - Робинзон Крузо; в роли ведьмака Геральта видит Кевина Костнера; за "Сагу о Рейневане" заслужил бурное негодование некоторых представителей католической церкви; считает рассказ высочайшим мастерством; в прошлой жизни был котом.

     Из потешных моментов и цитат. Во-первых, опоздавшие традиционно вопрошали каково мнение Сапковского об экранизации "Ведьмака". Ответ был хороший: "Я не хочу отвечать на ваш вопрос словом из четырех букв, тем более - словом из трех". Вопрос: "В каком облике явилась вам муза впервые?", крик из зала: "С косой!". По поводу выбора исторической тематики в "Саге о Рейневане": "Если бы не было гуситских войн, не было бы Мартина Лютера, не было бы Реформации, Европа бы осталась в темноте. Ян Гус открыл дорогу Лютеру, а это вывело Европу из средневековья". На вопрос о романе Владимира Васильева "Ведьмак из большого Киева": "Скажу вам как на духу, не читал. Ну, читатели же его не убили...". Кстати, хороший критерий определения качества фанфиков и всяческих продолжений. Еще хороша фраза: "Своих героев я создаю из букв. Это буквы, как их можно любить?".

     А еще Сапковский работает над продолжением "Саги о Ведьмаке" и обещал "не обидеть своих читателей". Много шутил и каламбурил, давал автографы и даже немного помурлыкал - "Я сам кот!". Так что на полочке теперь стоит самая первая в моей личной библиотеке фэнтезийная книга (издания 2002 года) с подписью автора. Вот этого:

Пан Анджей Сапковский, писатель и кот))

     В последнее время чувствую себя каким-то представителем фэнтези в среде ученых ортодоксов. К сожалению, всех не заставишь слушать дорогого МН как одного из лучших у нас специалистов по этому вопросу. Так что приходится мне своими силами доказывать, что фэнтези это никак не второстпенная литература, цель которой поразвлекать чем-то необычным. Вот сегодня на лекции преподавательница говорила об автобиографизме в женской прозе в частности и в литературе вообще. Суть в том, что как бы писатель не отстранялся от изображаемого в произведении, он все равно исходит из личного опыта. То есть в широком смысле вся литература автобиографична. А вот если в основу текста положен личный жизненный опыт автора, им самим пережитое, а главный герой, как правило, соотносится с личностью автора, то мы имеем дело с автобиографическим произведением. То есть таким, где автобиографизм есть принцип организации текста, его подачи и т.п. Итак, приходим мы к выводу, человек в системе отношений (с собой, с миром, с социумом, с Богом и т.д.) всегда будет в центре тематики и проблематики любой литературы, разным будет ракурс изображения и манера. Исключение - фэнтези. Потому что фэнтези про выдуманные миры, в которых живут выдуманные существа. Картина маслом! (с) Мне сразу вспомнился Сапковский, чей Геральт настолько реальный, настолько живой, что для меня (и дерзну заявить, что и для многих других читателей) "Геральт" - это уже характеристика человека. Если не тип. То же касается Йенифэр, Лютика и еще ряда героев. Умолчу о довольно броских исторических параллелях (текст давно читала, конкретные примеры не смогу привести). Выходит, некоторым преподавателям литературы надо объяснять, что искусство это всегда... нет, ВСЕГДА  условность? Надо объяснять, что фэнтези касается того же круга проблем, что и вся остальная литература, только посредством создания "выдуманного" мира? Не говорить же о том, что свое Средиземье Толкин создавал, базируяясь на огромном фольклорном материале, "Беовульфе" (история с драконом в "Хоббите"), "Калевале", "Старшей Эдде" и т.д., а на образ Лютиэн Тинувиэль очень повлияла жена Толкина Эдит и т.д. Цитируя Андруховича, "Стверджувати про літературу можна будь-що. Вона стерпить. І храм стерпить, і нужник". Все мои требования к критической оценке литературы сводятся к одному прнципу - адекватности. Даже так - АДЕКВАТНОСТИ!

     P.S.: что-то я увлеклась абстрактным теоретизированием. А нужны конкретные литературные факты. Эх, давно я фэнтезятины не читала, ой, давно...

   СТИХИ О НЕИЗВЕСТНОМ СОЛДАТЕ

                           (4)

     Аравийское месиво, крошево,
     Свет размолотых в луч скоростей -
     И своими косыми подошвами
     Луч стоит на сетчатке моей.
     Миллионы убитых задешево
     Притоптали траву в пустоте,
     Доброй ночи, всего им хорошего
     От лица земляных крепостей.
     Неподкупное небо окопное,
     Небо крупных оконных смертей,
     За тобой - от тебя - целокупное -
     Я губами несусь в темноте.
     За воронки, за насыпи, осыпи
     По которым он медлил и мглил,
     Развороченный - пасмурный, оспенный
     И приниженный гений могил.

                                      Осип Мандельштам

"В науке он сделал не так много, и, кажется, совсем ничего. Но ведь с людьми науки у нас на Руси это сплошь да рядом случается" (Ф.Достоевский)

     Сегодня состоялся мой дебют в еще одной сфере научной деятельности. Ой, как громко звучит-то!)) Выступала с докладом на секции в рамках Международной конференции, посвященной 175летию Александра Потебни. Как всегда, прямое отношение к трудам ученого имели считанные доклады, потому что публикации нужны всем, а общих конференций у нас две в год. Заседание секции на нашей кафедре больше напоминало посиделки с целью "пагаварить за литературу". Не хватало чая с тортиком. С одной стороны мне жаль, что говорили мы очень сжато - только главные тезисы, с другой - мозги не перегружены информацией, и в голове не спуталось ничего. Особенно мне понравился доклад магистрантки ІІ курса - очень точно говорила о психологизме, сразу видно, что понимает, да и писателя рассматривала крайне малоизвестного, участника МУРа. Второй понравившийся мне доклад касался текстологии (о публикации "Під тихими вербами" Гринченко), аспирант Института литературы НАН. Лично я чувствую острую нехватку глубокого текстологического анализа. Особенно в литературе начала ХХ века, когда я, не будучи специалистом по Хвылевому, нахожу там ярчайшую отсылку к Достоевскому, а комментариях об этом ни слова. А тут видишь человека, который действительно в материале, и язык хорошо подвешен.

     Но все-таки я еще побрюзжу немного. Организация у нас хромает на обе ноги. Во-первых, на какой секции какой доклад мы узнали вчера и то, только потому, что стали всех доставать в учебной части. Неожиданно оказалось, что моя Саша почему-то выступает на секции у теоретиков литературы, да еще и секретарь там. Вот так попадаешь в начальство в Желтом доме и не знаешь. Принцип распределения докладов по секциям - тайна, покрытая мраком веков. А уж достать программу работы конференции - просто обряд инициации, для самых ортчаянных энтузиастов науки. Спасло нас, как всегда, чудо. Имя этому чуду - Нина Викторовна Беляева, которая привела нас на кафедру к русистам и дала отксерить программку. Она святая! (с)

     Вообще, участие в конференции оказалось неплохим опытом, хотя я по привычке ожидала театра абсурда. Во-первых, в очередной раз пробовала подавать научную информацию, выступать в аудитории специалистов. Во-втрорых, были интересные доклады, что приятно. И в-третих, научная публикация, что лишним быть никак не может. А главное - статью я уже написала, остались аннотции на трех языках и забрать у научрука рецензию. Как гора с плеч.