http://www.rg.ru/2015/03/02/negaturov.html

ПОЗЫВНОЙ - "ОДЕССА"

Вышла книга памяти поэта Вадима Негатурова, погибшего в Доме профсоюзов

Новый самиздат. Поклонники творчества Вадима Негатурова издали брошюру в память поэта.

ПАМЯТИ ТРАГИЧЕСКИХ СОБЫТИЙ В ОДЕССЕ

В коридоре в полумгле среди оружия сидят и стоят измученные люди. Сегодня они потеряли товарищей. Эта ночь может быть последней. Наш прежний водитель, который ловко крутил баранку еще несколько часов назад, контужен, без сознания, подходит боец, жалуется, что не может засунуть ему в рот таблетку, а медсестры нет, командир грубо обрывает.

Немолодой ополченец с застывшим лицом сидит на огнемете и глухо цедит слова. Он размышляет о том, сколько денег отвалили за каждый вылет сегодняшним летчикам, пускавшим ракеты, о том, что наверняка это были профессионалы-наемники.

- Сергей, - говорю я.

- Одесса, - называет позывной.

- Вы с Одессы?

- Местный... - Он медлит: - С Красного Партизана.

- А почему Одесса?

- После Одессы... - Он поднимает отрешенные глаза и затем чуть щурится, мол, пойму ли - ну, конечно, пойму, как не понять.

Здесь многие после Одессы.

Об Одессе надписи на стенах домов.

...Через неделю в Москве я приду в квартиру на Маяковке к вдове добровольца, погибшего в тот день в Донецке (у него был позывной "Мир"), и она скажет, что он решился ехать в Донбасс после Одессы. Когда случилась Одесса, он не давал ей смотреть телевизор с горящими и гибнущими: "Не смотри, нельзя, не надо, это слишком!" И она старалась не смотреть и плакала, а теперь плачет, потому что он погиб.

А я ведь тоже до сих пор не смотрел основных кадров из Одессы. Не могу себя заставить.

...Вот об этом я думаю на долгой панихиде по Вадиму Негатурову и "всем на Украине умученным и убиенным", как возглашает священник. На Украине ли? А Славянск - это еще Украина? А умученный и убиенный - в чем разница? Да что за ненужные вопросы... Всем, кто собрался помолиться в древнем московском храме Крутицкого подворья, ясно главное - люди погибли. Плачут родные Негатурова. Для сторонних наблюдателей, даже самых впечатлительных, любое, пусть самое трагическое, событие имеет свойство постепенно теряться за другими новостями, а для них, родных и умученного, и убиенного, это потеря потерь, которая с ними теперь неотступно.

Вадим Витальевич Негатуров. Эта книга о нем.

Скромный человек пятидесяти четырех лет. Поэт. Активист "русского движения". А может быть, надо говорить не вообще о "кошмаре Одессы", а вот о нем. Произносить его негромкое имя. Среди других имен. Ведь эти люди страшно погибли не за что-нибудь, а за Россию... Да, за свои представления о России, свой идеал прекрасной России, свою веру в нее, именно так. Наверное, такой России, в которую верил Негатуров, и нет. Но, кажется, он это и сам понимал. И все равно держался своего выбора. И именно за Россию - за "рашку" - его убивали, а спустя полчаса в прогрессивных московских соцсетях уже, успокаивая себя, трещали над обугленными телами мертвых и умирающих, что они никакие не одесситы, а завезенные из России переодетые спецслужбисты...

Вадим Негатуров родился в Одессе в 1959-м. Окончил школу с золотой медалью. В 1977-м поступил в Одесский государственный университет, где изучал прикладную математику. В 1982-м окончил университет, получив диплом с отличием. Прошел двухлетнюю армейскую службу на офицерской должности. Потом работал инженером машиностроительного завода и заведующим научной лабораторией. Он был много кем - строитель, кочегар, преподаватель, бухгалтер. Объездил весь Советский Союз, но всегда возвращался в Одессу. "В этом Благословенном Городе отлично учился и честно женился. В Одессе живу и работаю. В Одессе хотел бы и умереть в свыше назначенный час" - так высокопарно и одновременно иронично писал в автобиографии. Осиротели три дочери.

После распада большой страны он продолжал жить так, как будто границы - временное недоразумение, как будто нет портрета Мазепы на гривне, как будто не усиливаются с каждым месяцем и годом те, кто отрицает русский язык. Писал стихи давно, печатался, но немного. В стихах - детская искренность, живая неподдельная эмоция.

Пускай после гибели СССР личные и творческие связи или ослабели, или были оборваны, а государство на Украине сначала исподволь, а потом все откровеннее способствовало отчуждению от России, Негатуров с этим не мирился, как с мороком, как со случайным и временным помутнением.

Он не верил, что Одесса уплывет от исторического берега, потому что был убежден в силе притяжения русской культуры.

Его стихи были известны в Одессе, на Украине (особенно на юго-востоке), но и в России, куда его приглашали на праздники и фестивали поэзии. Не так часто, но все же приглашали... Но, конечно, он ощущал и понимал все эти двадцать лет роковую нехватку российского присутствия. Пустоту занимали те, кто предлагал строить идентичность по принципу: "Мы не Россия". Вадим противился им, как мог. Много ли он мог?.. Он сделал все, что было в его силах.

Негатуров не любил властителей Украины, включая Януковича, которым посвятил несколько эпиграмм. Был сторонником сильного союза России, Украины и Белоруссии. Когда на Куликовом Поле в его любимом городе начали собираться многотысячные митинги в защиту статуса русского языка и "за федерализацию" и возник палаточный лагерь, Вадим стал там одним из самых заметных участников вместе со своим другом, руководителем поэтической студии "Феникс" Виктором Гунном.

По рассказу родственников, 2 мая он поехал на Куликово Поле, чтобы спасти православные иконы, хранившиеся в палатке-церкви на территории лагеря. По дороге случайно встретился с дочерью, которой отдал ключи от дома и деньги, оставив себе только паспорт, сказал: "Увидимся". Вместе с другими его загнали в Дом профсоюзов. Друг поэт Виктор Гунн погиб в огне, Вадима обгорелого живым выбросили из окна.

Он скончался в тот же день в реанимации. Похоронен на Троицком кладбище в Одессе.

Как знать, может, в той толпе, окружившей Дом профсоюзов и не пускавшей пожарных, был кто-то из его друзей, знакомых, одноклассников, сослуживцев, соседей или их дети, внуки... А ведь незадолго до братоубийственного украинского раскола он написал так:

Снега, дожди, снега... -

Печальный круг!..

Страшнее нет врага,

Чем бывший друг...

То плавный ход, то вдруг -

Рывком зигзаг!

Кто виноват, мой друг,

Что ты мой враг?..

Чувства к родине. На эту тему трудно писать на заказ. Вадим Негатуров был гражданским поэтом - не великим, без чинов и званий, но зато честным. Он погиб на настоящей войне, которая идет сейчас рядом с нами. Среди сотен других смертей, судьба выбрала эту.

На самом деле нет ничего сложнее, чем писать стихи о родине и вере. Требуется особая чуткость, необходима неподдельность. Вадим был глубоко верующим человеком.

Для таких стихов главное - предельная искренность. Искренность - это уже настоящая поэзия. В стихах Негатурова чистота и даже детскость во всем.

И есть судьба. Без которой нет поэта. И которую хочется не забывать.

Не хочется забывать Одессу. Потому что там одна из причин войны, которой нет конца и края. Потому что для многих этот кошмар стал точкой невозврата. Для кого-то - невозврата в мир живых.

Но мы-то читаем, значит, возвращаем себе человека. Я раньше слышал краем уха о Негатурове, а теперь знаю о нем.

Он был скромным, тихим, о себе много не говорил. Эта книга собиралась из рассказов тех, кто его знал, кто написал на сайт его памяти. Наверное, лучшей информацией и памятью о нем будет чтение его стихов - разных, неровных, то горячих, то смиренных, но всегда искренних.

Эти стихи есть во всей книге - и как эпиграфы к главам, и как естественная часть текста.

ОТРЫВКИ ИЗ КНИГИ

 

Из письма Вадима Негатурова, написанного 5 марта двоюродной сестре Светлане:

"Сложно рассказать об обстановке в Украине и в Одессе. Все очень запуталось. Хорошо, что ушла в небытие эта тварь - Янукович. На 50 % он виноват в сложившейся ситуации, долго рассказывать почему... Список длинный...

Хотя бы уже потому, что он предал этих мальчиков - беркутовцев, которые стояли за него без оружия и без ясности, что им делать...

Плохо, что к власти пришли националисты и европоидная шваль. Однако народ разделился и продолжает делиться. Многие против пришедшей власти, но они за целостность Украины. А также осуждают "агрессивную политику Путина", записываются в ополчение через военкоматы.

В СМИ и в Интернете - жуткая ложь и грязь... Люди перевозбуждены до крайности. Поляризация примерно 50 на 50...

Наказал Господь Украину внутренними противоречиями. Скоро польется братская кровь.

Я - за Путина. Но я не вижу уже возможности перехода под юрисдикцию России... Скорее, выходом был бы процесс федерализации Украины, а также придание Одессе статуса "вольного города" под совместным протекторатом России и Украины.

А пока я ищу возможность купить оружие, молюсь... Очень страшно за девочек. Отправить их куда-либо нет никакой материальной возможности.

* * *

Около семи вечера он позвонил, как потом оказалось в последний раз:

"Мама, не волнуйся, мы в Доме профсоюзов! Пересидим тут, нам же обороняться нечем. А их много бегает, они битами вооруженные". Оружия там ни у кого из наших ребят не было... Похоже, что старшая дочь Надежда знала и понимала гораздо больше, чем бабушка.

- Я переживала, когда он стал ходить на Куликово Поле, но никто не ожидал, что это может закончиться такой бойней. В тот день я его видела. Я накануне попросила ключи от его "бунгало" - мы там хотели с друзьями собраться в выходные. Папа позвонил, сказал: ключи нашел, заезжай ко мне на работу. Я опаздываю, прибегаю: он мне ключи и зарплату свою дает со словами: "Если все будет хорошо, потом отдашь, а нет - бабушке передай". Он был такой растерянный и такой напряженный, что я даже забыла про ключ. А он все время с кем-то по телефону разговаривает: "Куда ехать?" А я не понимаю ничего: "Ты куда?" Отвечает: "Я еду в город, там "эти" приехали. Представляешь, на Дерибасовской брусчатку разбирают". Я слышала, что он хотел на Куликово Поле ехать, проверить, как там, а его отговаривали... Но его все равно невозможно было остановить, даже уговорами. При всей доброте и мягкости он был очень принципиальным. Если ему казалось, что он владеет большей информацией, он будет очень твердо настаивать на своем. Встречу, впрочем, он с кем-то назначил не на Куликовом Поле, а в другом месте, а я должна была ему перезвонить и рассказать, как этот переулочек найти. Я была уверена, что они в этом переулочке и все будет хорошо. Он все спешил: "Пока-пока!" Когда я провожала его на маршрутку, он сказал такую фразу: "Там же храм, они же могут напасть на храм!" Звонит через десять минут, напоминает про ключ. Договорились завтра встретиться. Я телевизор не смотрю и не могла понять, что происходит. Пришла домой, посмотрела карту и тут же ему перезвонила. Была уверена, что он пойдет туда, подробно продиктовала маршрут. А сама включила онлайн-трансляцию с этих улиц. В голове как-то не укладывалось, что там может пролиться кровь... По телевидению показывали Куликово Поле, там разворачивалась драма, и меня прямо тянуло смотреть, не выключала, хотя была уверена, что папы там быть не должно...

*   *   *

Из рассказа одного из участников событий:

- ...из двери пошел какой-то дым. Его хорошо было видно. Дым был черный. Я его вдохнул пару раз и сразу вырубило кислород - не могу дышать. Ни запаха, ничего - просто отрубило дыхание. Я сразу назад, из дыма выскочил, но дышать не мог... Только через минуту удалось вздохнуть. Понял, что от этого дыма нужно держаться подальше. В тот момент вырубился свет - это было самое страшное. Страшно то, что ориентацию теряешь, не видно вообще ничего. Пока я сообразил, достал мобильный, врубил подсветку - опять попал в этот газ. Но тут я увидел стенку и дверной проем и прошел в кабинет. Нас там оказалось четыре человека. Дышать невозможно - надо открыть окно. А там стол, компьютер, проход к окну небольшой, и человек, который уже был в этом кабинете, стоял у окна и пытался его открыть... Я открыл вторую створку, но дышать мы все равно не можем. Мы вылезли на подоконник и, только находясь полностью снаружи, смогли дышать. Но в нас сразу полетели камни. И я этому, который со мной, говорю, что надо тех двоих, которые с нами, тоже сюда. Мы только внутрь развернулись, шаг один, а дышать уже невозможно. Мне повезло, рядом валялась тряпка, перед подоконником. Я закрыл лицо и через тряпку дышать получилось. Тяжело, но можно. Мы увидели парня, он уже не соображал ничего. Я его схватил и потащил на подоконник. А подоконник маленький, два-три человека поместятся вплотную... С самого начала ни жара, ничего такого не было. Тепло было, но не жар. Нас в окно выгонял не пожар, не огонь, а именно запах газа. Мы начали орать: "Пацаны, мы горим!" На что нам орали снизу: "Ну, и горите там!" На подоконник мы вылезли, ребят положили рядом, они начали приходить в себя. К тому моменту вроде прекратили кидать камни, но мы видели, что с другой стороны что-то начинается. Пару раз я пытался внутрь войти, думали, может, там кто еще, кроме этих двух пацанов, но я даже до двери не дополз. А потом начался жар.

Терпеть можно, но снаружи. А это третий этаж, высокое старое советское здание. Сначала думал, что прыгать придется - но там же асфальт... Тут жар начал спадать. Решили сидеть на карнизе. Потом под окна подтащили конструкцию. Адекватные орали: "Держитесь!" Неадекватные: "Прыгайте, суки, или горите!" Эта конструкция достает до второго этажа. В нее еще попасть надо. А пожарных не пустили, как я потом выяснил. Говорят, что одного даже ранили. Потом кто-то притащил пожарную лестницу с крюком, нам ее передали. Я ее закрепил за кусок рамы, не знал, удержится она или нет. Своим весом лег, говорю всем: "Слезайте, я буду держать!" Парни сначала боялись, но потом полезли. Они молодые, лет двадцать пять, один первым слез, так его там сразу стали бить - под стенку отвели, и человек двенадцать прижали, одни держали, другие били. Следующий слез, что с ним стало, не знаю. Последний пацан отказался, я его пытался уговорить, но он сказал: "Не полезу, лучше тут останусь!" Так что он держал лестницу, а я спустился...

*   *   *

Надежда, дочь Вадима, рассказала, что смотрела по телевизору прямой репортаж с Куликова Поля. Вот продолжение ее рассказа:

- ...Позвонили моей сестре Ксюше из "скорой помощи" - папу везут в больницу, в ожоговое отделение. Он был в сознании и смог продиктовать медсестре номер ее домашнего телефона - мобильные номера в памяти никто не держит. Мобильник его был выключен. Больница в двух кварталах от моего дома. Я сразу собралась и бегом. В больнице суета, неизвестность. Долгое ожидание, сказали только, что ожоги второй и третьей степени, пятьдесят четыре процента тела обожжено - в основном конечности и спина, немного голова. Как мне потом говорила доктор, с такими травмами можно было выжить. Но он глотнул горючего яда, и внутри все было обожжено... Начался отек легких... Ничего не зная, я долго ходила по приемному покою, в реанимацию не пускали. Я каждого человека в белом халате хватала за руку и спрашивала о папе. Никто ничего не мог ответить. А потом уже доктор вышла и сказала: "Все!" А я думаю, может, - ошибка, может, - не он. 

 

PS. Вечная Память всем погибшим, пусть земля им будет пухом.

Хотелось бы добавить пару слов для: "щирых, самостийных, соборных, незалэжных, вечно скачущих", вы утверждаете, что у вас война с Россией?

Бойтесь своих желаний, они имеют свойство сбываться.

Не дай вам Бог, узнать на деле, что такое воевать с Россией.