Обед, нехотя ковыряю вилкой в очередном кулинарном шедевре, вышедшим из рук бабульки. Жарко, жрать особо не охота. Вечером обещал встретить Таможню с работы и попить с ней кофе. Вообще-то давно пора, да все как-то дефицит времени или просто не срасталось что-то. На столе выдает свою трель мобильник (и кому ж это там неймется?)
- Здорово. Как жизнь? Тут Омиртаевич про тебя спрашивал. Говорит, если за 20 минут успеешь, на операцию помоешься.
- Понял, бегу. – в нутро рюкзака летят халат, тапочки, хир. Понимаю, что поесть я уже не успеваю, дымящаяся тарелка остается одиноко скучать на столе. Уже на ходу натягивая кроссовки слышу как бабуляська стонет мне в спину
- Ты хоть ночевать придееешь?
- Не знаю. – хлопок входной двери и выкатываюсь на улицу. Многострадальную Победу опять перекопали. При чем ВСЮ, от вокзала до Минфина. Срываюсь на легкий бег, уже подбегая к светло-коричневому зданию железки. Чтобы не терять времени и не шкандыбаться через приемный покой залетаю в травмпункт. У входа стоит медсестра Жумбик (вообще-то Жумагуль, но я предпочитаю называть ее так). Так же на бегу влезаю в хир, в смотровой что-то пишет в журнале Денис Николаевич.
- Здравствуйте! Как Ваши?
- О, Антон! – рукопожатие и дальше по коридорам и лестницам в отделение неврологии. В ординаторской пьет чай Омиртаевич. Высокий, полулысый мужик в очках и вечно распахнутом халате.
- Давай, садись! Печатай предоперационный эпикриз! – ага. А сам допил чай и свалил по своим таинственным делам, оставив меня с этим эпикризом воевать наедине. Тааак, что у нас тут. Мужчина 44 лет, заболел остро и т д, и т п. в течение трех дней принимал алкоголь, сегодня упал, ударился головой об раковину (со слов сопровождающих ее разбил) и потерял сознание. Осмотр в приемном покое. Дислокация срединных структур. Уровень сознания по шкале Глазго… Что-то набросал.
-Ты еще здесь? – широченными шагами доктор буквально влетает в ординаторскую, а полы халата развеваются словно крылья - Давай беги в реанимацию, скажи чтоб побрили и подавали!
Реанимация этажом выше, захожу в их ординаторскую. Сегодня дежурит Александр Олегович.
-А мы уже побрили давно…
Омиртаевича в ординаторской нет. Опять лестница и тихонько захожу в оперблок (получить пиздюлей от операционных медсестер мне никак не улыбается). В операционной гремят биксами санитарки, мимо грохоча проехала каталка с этим многострадальным больным. Захожу в операционную, даже можно сказать прокрадываюсь.
- Вам помочь? – вопрос чисто риторический, медперсонал рад любой помощи (особенно в ургентных отделениях). Втроем перекладываем тело на операционный стол, тяжеленький мужичонка, вот именно так к пенсионному возрасту анестезы срывают себе спины – А где доктор?
- На лестнице посмотри.
В каждой больнице, да и, наверное, в каждом отделении есть место, где курит медперсонал. Иду в самый конец оперблока, где притаилась маленькая неприметная дверь, ведущая на запасную лестницу. Солнечные зайчики от заходящего солнца сплелись причудливым узором на обитой штукатурке стен (евроремонт до этого пролета не добрался, да и вряд ли доберется). На куске скрипящего пенопласта, лежащего на ступеньках лестницы сидят доктор и операционная медсестра. В ногах стеклянная банка с окурками золотится надписью «нескафе голд» (это наверное судьба всех банок из под кофе).
- Вот ты знаешь что такое куннилингус? – затягивается сигаретой Омиртаевич. Рыжая опермедсестра кривит улыбку на тонких губах, я киваю головой и что-то бурчу в ответ. – А вот твой сокурсник не знал. Я ему и говорю, как ты собираешься хирургом быть, если ты не знаешь такого термина как «куннилингус»? Ты ж даже «куннилингус» от «аппендэктомии» отличить не сможешь? Сказал ему, чтобы прочитал и завтра пришел и рассказал.
- Ну, Омиртаевич! – смеется медсестра – и что?
- На следующий день пришел ко мне, красный такой, видимо действительно прочитал, или спросил у кого-то.
Смешно. Да… Доктор умеет подколоть человека, нозить получается у него превосходно. Следует, наверное, рассказать, как все-таки я познакомился с ним. В общем пришел я на дежурство в травмпункт. (ну нравится мне, и хоть официально я здесь не работаю, однако исправно там ночую), Медперсонал рад любым свободным рукам, а смены иногда проходят настолько интересно, что никакая ночь отвисания в многочисленных столичных клубах не сравнится. (можете обозвать меня дураком и фанатиком)))). В общем, его мы вызывали на консультацию, а я в то время как раз шил бошку консультируемому больному. На следующее утро (у нас как раз шел цикл неврологии, после смены нужно только подняться по лестнице и уа-ля, ты уже на учебе). В кабинете компьютерной томографии столпилась моя группа, наш препод (а по совместительству заведующая отделением), родственники очередного больного и доктор. Омиртаевич на экране компьютера показывает светящееся белым облако кровоизлияния в левой гемисфере. Короче кровануло так, что у этого мужика полбашки крови было. Надо оперировать. Притихшие родственники как-то сразу на все соглашаются (хотя еще ночью так буянили в приемнике, что отзвуки доносились и до травматологов). Ну, думаю, была не была, всяко лучше, чем вариться 6 часов в аудитории, пытаясь хоть краешком сознания понять этот темный лес под названием НЕВРОЛОГИЯ (брррр. Хоть и жутко интересная наука, но очень сложная). Что-то я отвлекся. Ну вот, всяко интереснее торчать в операционной, чем изнывать в аудитории. На выходе ловлю доктора:
-Извините, а можно….. с Вами?
Пронзительный взгляд через очки.
-Мылся?
-Ну да, в роддоме и в травме…
-Пошли
Сказать к слову домой я тогда ушел не в 13.30 как все нормальные мои коллеги, а в 19.00. короче припахал он меня по полной. Но положительных ощущений я тогда хапнул немеряно. Ну и, в принципе, так прошел весь цикл неврологии: он заглядывал к нам в аудиторию махал мне рукой и я шел с ним. Вот так и познакомились. К слову сказать, доктор человек очень умный, знаете так «жизненно умный» но вместе с тем и очень резкий, и может послать лесом кого угодно и когда угодно.
-Ну, пошли, - доктор докуривает очередную сигарету, и аккуратно тушит окурок в банке.
На ходу пишу смску, в контексте: «Оль, я в больнице, на операции, занят, не знаю когда освобожусь». Переодеваюсь в безразмерный висящий на мне хир (ну естественно, хирургическая бригада железки не отличается стройностью – все как на подбор плотно-упитанной консистенции). В комнате обработки переобуваем тапочки, одеваем фартук, марлевую маску из бикса. Потом ритуал мытья рук (не дай Бог что-нибудь спутаешь – пойдешь перемываться). Пережаренные губки расползаются прямо в ладонях, приходится брать еще одну. Тазик с первомуром - опустить руки до локтей. Отсчитываю про себя положенное количество секунд. Захожу. Наташа дает мне салфетки: сначала ладони, потом предплечья до верхней трети, мятая пижама, щелчок одеваемых перчаток. Поехали.
Над больным с торчащей изо рта трубой уже закончили колдовать анестезы, примостились у маленького столика в углу. Тихонько пикает кардиомонитор. Обкладываем операционное поле, простыни мерзкого сиреневого цвета.
- Разрез! - фиксируем время разреза. Скальпель, оставляя кровавую дорожку, широкой дугой идет по голове. Распатором отсепаровываем кожный лоскут. Сухие щелчки зажимов по краям раны: раз, два, три, пять, восемь… Что не успели пережать зажимами весело шипя прижигает коагулятор. Я на правах сушилки и держалки, очередная марлевая салфетка летит в желтую корзину с биоотходами класса Б.
- Ток! – пытаюсь поймать очередной сосуд, подтекает здорово. Струйка дыма с запахом паленого мяса устремляется вверх, еще раз. И еще. Поймал, вроде перестало. Белая костяная стружка въётся из под наконечника сверла. В пластинке кости красуется аккуратненькая дырочка с ровными краями. Вот и твердая мозговая, похожая на пергамент (если честно никогда не видел пергамент). Мозговая пульсация отсутствует, доктор скальпелем крестообразно вскрывает ее и оттуда моментом начинает выходить темная лизированная кровь субдуральной гематомы. Вакуум аспиратор гудит где-то под ногами, прихлебывая очередную порцию крови. Гематома уже успела обзавестись капсулой. Расширяем отверстие в черепе, звонко щелкая из-под кусачек вылетают обломки костей.
- А можно?
- Держи!
Получается, конечно, не так быстро (все-таки у Омиртаевича нейрохирургический стаж около 25 лет). Но, главное, получается)))) Салфеткой снимаю костяные отломки, забившие резцы кусачек. Череп зияет отверстием 8*8 или около того. Раскатываю в пальцах белесоватый кусочек воска, втираю в края кости, чтобы не так кровили. В полость гематомы устанавливаем трубку дренажа. Фиксация дренажа, чтобы ненароком в процессе лечения он не выскочил из полости. Все, зашиваемся. Тут работа и для меня (все-таки шеф в травмпункте не зря натаскивал меня снова и снова вязать эти узлы). Шов, еще, еще... В четыре руки работа спорится. Вроде все.
- Всем спасибо, - Омиртаевич, весь в мелкую красную кровяную крапинку, кидает перчатки в корзину и уходит переодеваться. Мне еще перевязывать голову, аккуратно переступая через натекшую на пол лужу крови, помогать сгружать его на каталку анестезам. Живот уже перестал сигналить о том, что хозяину пора бы и пожрать и тихо скуля смирился с это участью на сегодня. Потом опять печатаю протокол операции, дневник… надо еще сбегать в операционную, узнать номер операции, далее в реанимацию – списать разноцветно сияющие на мониторах показатели АД, ЧСС, и ЧД…. В общем работы много. За окном сгущаются летние сумерки. Звоню Оле, она не поднимает трубку… ну да, я бы тоже не поднял. Так посадить девчонку на фонарь… Ну я ж не специально! Я же действительно был занят!))) Наверное сидит сейчас и думает что я очередной редиска, встретившийся ей на пути. Хотя… наверное, это и правильно. И, наверное, именно такими моментами будет изобиловать моя жизнь. Дежурства, сон, тренировки, редкие попойки с коллегами и… никакой личной жизни. Но кто-то же должен лечить, спасать этих двуногих неблагодарных, наглых хамов, которые называются людьми.
- А! ты здесь! Иди в ПИТ, там есть дракон по имени Жанара. Ты ее сразу узнаешь – усмехается Омиртаевич, и садится на диван.- скажи, чтобы Рысбекову катетер поставила.
Иду в ПИТ, в ожидании огненного дыхания, шипастого хвоста или рогатой головы. А я типа рыцарь в белом халате, тьфу, только меча-кладенца нет. Ну Жанару то узнал сразу, и на мою невинную просьбу она ответила «ну во-первых у меня катетера нет, а во вторых дедушке катетер еле-еле урологи вчера поставили, с чего это я буду ему ставить?» Весь в догадках иду назад, уже в дверях ординаторской Омиртаевич машет мне рукой, оказывается он уже обо всем договорился, только катетер надо конфисковать у реанимации. Опять лестница, в длинном, залитом белым светом коридоре ОАРИТ машет мне катетером санитарка (мой черный хиркостюм успел намозолить им глаза за последнее время). Спускаюсь в ПИТ, Жанара с поджатыми губами, демонстрирует мне свое недовольство и протягивает пару перчаток. Инициатива трахает инициатора. Мне-то как с гуся вода, и тем более я же не могу признаться, что никогда этого не делал) Усердно мажу вазелином резиновую трубочку. Ну, поехали! Дедушка начинает кряхтеть, после нескольких секунд усилий в мочеприемник побежала светлая струйка мочи. С помощью шприца раздуваем баллон на конце. Вроде все. Фу… наконец-то перерыв. За окном уже темно, провозились достаточно.
- Ты садись хоть чай попей, - Омиртаевич опять убежал в реанимацию.
И вот я сижу, пью чай с молоком. Сладкий. Ну вот грустно мне пить чай без сахара, пусть на столе хоть какие сладости, но чай должен быть обязательно с сахаром. Ем печенье и яблоки. И вот эти рассыпающиеся на языке яблоки, этот чай с сахаром и печенье ОНИ ТАКИЕ ВКУСНЫЕ. Блин, наверное, не поверите, какими вкусными порой бывают обыкновенные вещи. Домой идти уже резона нет (да и что я там потерял по большому счету?). Меня ждет еще одна ночь в пропитанных запахом дезраствора стенах больницы. Спускаюсь двумя этажами ниже, сумрак переходов, обитая деревом дверь с табличкой «травмпункт».
- Денис Николаевич, я к Вам…
P.S. На следующий день Таможня так и не взяла трубку на мой звонок. Смешно.