When every day you are choosing between life and death, the rest of the choices come easy.

Безупречна бесконечность,
Безгранична и пуста
Безмятежно льётся вечность.
Беспорочна и проста
Ночь: бессильно и бесстрашно
Без надежды и без сна
В пустоту глядя бесстрастно,
Я могу коснуться дна.
Надо мною проплывают
Листья, лица, мысли, дни,
Сердце – бьётся, силы – тают,
Вечность – ждет, мы с ней – одни...
Ты одна моя подруга,
Ты – покоя пелена,
Инь и Янь текут по кругу,
Жизнь и смерть, и свет и тьма.
Я усталые закрою
Очи в тишине ночи,
Вздрогнув, наконец золою
Станет фитилек свечи.

I am grief, I am sorrow of seeing a loved one die.
I am all the cities that have ever been razed,
I am the unknown dead hero,
I am the lost child who froze to death,
I am the killed mother of the hungry little ones.
I am the lost knowledge never to be recovered,
I am the true history never to be learned,
I am the cry never heard, the tear never seen,
I am the lips never kissed,
I am the lonely night.
I am the deceived honesty,
I am the lost dignity,
I am your stolen freedom,
I am all the best that could be...
I am the wide eyed land

I am a lonely angel of a god that never existed.
I am your sweet grief and painful joy of being alive while dying.
A wind of days shatters my wings.
And the spirit is gone and only a shadow's left in its place.
Becoming real is a death of a dream.

I don't want to die.
I want to be light reaching the eyes of those who can see, a wave for those that can feel, a melody for those who can hear.
I want to be shared, disappear while being consumed by understanding.
And then I shall be no more

Can you hear that voice inside your mind?
Do you see this light in the eyes of a being that cannot be human?
That's me.
I am always there for as long as you can feel.
Drink it for I shall be no more.
And thus a shadow will never come to haunt your thoughts

I've got a thousand words to say and only one feeling to express.
You voice is soft and tender like your skin, and gently scratches my ears like a cat's tongue.
I've got a thousand words to say and only one pill to take - to kill this feeling and all that I am.

The soft poison wakes a being in me and kills a human.
A fluid crawls up my brain and makes me hear the world whisper the language of the night.
The sound flows and tiny drops quench my thirst only to make me crave for more.

I wish I could drown but I can only crash.
The touch of the air is too harsh and my skin burns.
I am an embodied spirit and my body is a delicate petal of the flower of my thoughts.
I am a fragile harmony of the moment that passes never to return.

Темный вечер, мелкий дождь
Зябкий ветер, острый нож
Колкий холод, пустота
Шумный город, суета

Эхо криков, свет окон
Танец бликов, капель звон
Влажный воздух, шумный вздох
Мыслей ворох, одинок

Вялость красок, слабость рук
Ярость страха, мягкий стук
Шелк паркета, ток тепла
Всплески цвета, синева...

Темный вечер, мелкий дождь
Зябкий ветер, острый нож
Колкий холод, пустота
Шумный город, суета

Отношения клиента и проститутки - это все пространство отношений мужчины и женщины, сведенное в точку.

I want to fight and die
Because it’s time to go
I have run out of time
Because it went too slow

A barren field. A tree.
The leaves that touch the ground
Alone. Untrue. And free
To stay. Or go now

“Thou shalt not kill” they say
“Obey thy lords and masters”
Well, if I boldly may -
They’ll lead you to disaster –

Thou shalt have no gods
Thou shalt not be afraid
To spill your own blood
To get your own way

Thou shalt create and love
Thou shalt be young and strong
And over and above
Thou shalt not live too long

([I] Don’t feel)
I’ve got a bit of a problem
([I] Don’t feel)
My heart just keeps getting colder
([I] Don’t feel)
My mind just keeps getting older
([I] Don’t feel)
My faith is fading and wobbling
([I] Don’t feel)

TV is pouring emotions
([I] Don’t feel)
Pop-stars are crying the oceans
([I] Don’t feel)
Lovers are wasting devotions
([I] Don’t feel)
The world is based on false notions
([I] Don’t feel)
And low intelligence quotients
([I] Don’t feel)

[I] Don’t feel. My eyes are dry, I feel nothing.
It’s real. I cannot smile to the others
[I] Don’t feel. I feel no love to my mother
[I] Don’t feel. It’s real. I feel nothing!

([I] Don’t feel)
I’ve got some kind of dysfunction
([I] Don’t feel)
They say I have no conscience
([I] Don’t feel)
And yet I’m able and conscious
([I] Don’t feel)
I’ve got my motives and sanctions
([I] Don’t feel)

I neither steal nor do murder
([I] Don’t feel)
I simply seek new world order
([I] Don’t feel)
My doc says I crossed a border
([I] Don’t feel)
- Avoidant person’s disorder
([I] Don’t feel)

I simply keep getting colder
([I] Don’t feel)
I cannot fight it nor hold it
([I] Don’t feel)
My thoughts can’t help getting bolder
([I] Don’t feel)
And now I lay them unfolded
([I] Don’t feel)

When love comes down to possession
([I] Don’t feel)
And sorrow’s simply depression
([I] Don’t feel)
Hate finds no other expression
([I] Don’t feel)
Than deep contempt to your fashion
([I] Don’t feel)
Of celebrating obsession
([I] Don’t feel)

[I] Don’t feel. My eyes are dry, I feel nothing.
It’s real. I cannot smile to the others
[I] Don’t feel. I feel no love to my mother
[I] Don’t feel. It’s real. I feel nothing!

I found how my problem is called in medical language. The problem I have since I was a boy.
Avoidant personality disorder.
May be the source of all the other problems.

Alive.
What for?
I can't win.

Scared I am.
Heart still beats irregularly. Was really close to death last night. Pulse rate 50 at one moment.
Took an appointment with a cardiologist tomorrow. Not because he can help it. But because I want to know how long do I got.
It is a full moon. Will I see the daylight?
If I believed in god I'd say: God help me.
I swear I will change. I just don't wanna die like that. I haven't done what I wanted. I haven't lived yet. It's unfair.

Looks like that's it.
I'm about to die.
It simply has no treatment.
No one will know.
They'll just register a death of a young male. Sudden.
How I feel?
Strangely I feel somehow relieved. No more struggle. No more pain. Over.

Не зная сам, что я тут делаю, я стоял в приемной госпиталя Живых Вод.
- Так кто, Вы говорите, ему? – ассистентка, или как их здесь называют, смотрела на меня из-за стойки с повышенным интересом.
Я нервно пошевелил рукой в кармане, обхватывая пальцами сигареты – нет курить здесь нельзя.
- Родственник. Приехал из страны специально его увидеть. Наши семьи на Востоке жили вместе какое-то время.
Звучало несколько коряво, но она видит, что я тоже иностранец, может пройдет.
Тонкие пальцы без маникюра пробежались по клавиатуре. Принтер выдал одноразовый пропуск.
Посещение больниц и, тем более, психиатрических всегда нагоняло на меня тоску. Я шел по однотонному корридору, смотря в затылок санитара, и думал, что попавший сюда мало чем отличается от мертвеца. Блок Т – самые безнадежные случаи. Минимальные отличия от тюрьмы, судя по внутреннему убранству и системе охраны.

Комната для свиданий – пластиковый стол, точнее пластиковый куб с кнопкой с краю, и два пластиковых кресла и... больше ничего.
Ожидание в этом «карцере» не самым лучшим образом действовало на мои нервы.
Двери, открылась – слава всем богам – он вошел. Исхудалое лицо мальчишки, синяки на подбородке и шее – хм... Да-да, руки в длинных рукавах, за спиной.
- Ваш родственник с Востока – сказал ему санитар, наклоняясь и медленно произнося слова, как будто разговаривал с пятилетним врожденным дебилом.
Парень не отреагировал.
- Вы его узнаете? – настаивал санитар.
- Нет – его голос оказался слабым и неувернным под стать телу, сдавленный, словно он пробивался сквозь пять сантиметров ваты. Меня прошибло потом. Санитар, поколебался секунду, потом сказал, обращаясь ко мне: «Это у него бывает. Не узнает даже своего врача, который лечит его четыре последних года.»
Я медленно выдохнул, изобразил скорбь и кивнул.
- Нажмите кнопку на столе, когда закончите. Или нажмите два раза если будут проблемы, - он повернулся, здоровый детина, и вышел. Дверь щелкнула электронным замком.
Парень смотрел на меня не мигая. Пристально. Мне стало не по себе.
Я открыл рот, но он успел раньше:
- Франсуа, - это было имя бомжа, встреченного мной тогда на остановке. Я кивнул.
Он продолжил меня изучать. Мне уже начало казаться, что на самом деле он ничего не говорил, и мне показалось. Он напоминал изваяние – тонкие черты лица, бледная кожа, черные волосы, лежавшие в беспорядке, но каким-то странным образом составлявшие некую художественную схему.
Я все же решил поздороваться, и вновь, его слабый голос помешал моей попытке заговорить: «Вы любите гонки?».
Дикий вопрос. Меньше всего я ожидал чего-нибудь такого. Я еще отметил странный, слегка гортанный акцент его французского. Однако, с сумашедшими полагается играть в их игру, потому я открыл рот, чтобы ответить утвердительно.
Меня уже почти не удивило, что он вновь заговорил на долю секунды раньше, чем я успел выдохнуть первые звуки:
- Я тоже, - он улыбнулся. Это была странная улыбка – улыбка тонких бледных губ под черными плачущими глазами. Впрочем, она тут же исчезла, - мне иногда разрешают играть на компьютере. Когда я себя хорошо веду, - я готов был поклясться, что в его глазах мелькнула усмешка.
Я улыбнулся, но он вдруг повысил тон: «Вовсе нет!». Пока я размышлял над смыслом этой фразы, он вновь уставился на меня.
- Он забрали мой разум, а я забрал часть его разума, - и раньше, чем я успел спросить «Кто?», он ответил:
- Квохтан. Да-да. И вовсе не такой шарообразный он был. Несколько вытянутый. Если бы они были совсем шарообразными, они бы не смогли сжимать пространство внутри своих камер.
- Им это нужно, чтобы путешествовать во Вселенной, добавил он и, Черт возьми! – я вновь получил ответ на свой вопрос до того, как успел его задать и, пожалуй, даже сформулировать в голове.
- Хотите я поставлю Вам музыку?
Я кивнул, больше не пытаясь ответить словами и, памятуя о том, что, согласно классическим теориям психиатрии, перечить душевнобольным в их заблуждениях и делириуме не рекоммендуется.
Он тоже кивнул, снова улыбнулся своей плачущей улыбкой и продолжил – я поначалу сделаю тихонечко, чтобы Вы привыкли. Мадонна подойдет?
Я снова кивнул и, кажется, начинал понимать, что имел в виду старик Франсуа, когда на мой вопрос о том, каким образом и в какой манере следует общаться с Власом, только ухмыльнулся под седыми усами. По крайней мере, вопросы мне задавать пока не удается. Мои размышления были бесцеремонно прерваны следующей репликой:
- Я и так не хотел жить. Мне было все равно. Я думаю, потому он и проиграл, он замолчал. Вновь вперил в меня свой взгляд. Я ждал, больше не делая попыток заговорить. Он кивнул и продолжил развивать идею.

- Мне было все равно жить или умирать. Жизнь не имела смысла. Странным образом она его приобрела как только я ее потерял. Я делал свою работу. Я получал деньги. Я тратил их, чтобы поддерживать в себе бессмысленную жизнь. Жизнь была бессмысленна для меня с пятнадцати лет. Я как-то сразу это понял и тем отличался от своих сверстников. Потому держался особняком и прожил жизнь без друзей, интересов и любви.

В тот день я возвращался из магазина. Я думал о том, как я войду домой, поем и вскрою себе вены. Зачем есть? – Последнее удовольствие от жизни. Я шел и не видел ничего перед собой. Не видел ни полицейского, который меня поджидал, не чувствовал головной боли. То есть я регистрировал все эти раздражители, но до сознания они доходили.
Все же, когда я увидел Квохтана зависшего прямо передо мной, я остановился. Кстати, пишется Q-U-O-H-T-A-N. По крайней, мере я так это перевел на человеческий язык, - он улыбнулся той же улыбкой театральной маски, видя мое удивленное лицо. Я снова получил ответ на невысказанный вопрос.

- Цвет его игл на самом деле меняется в зависимости от настроения. Чем розовее – тем более Квохтан разозлен или голоден, - его улыбка вдруг показалась мне раздраженной:
- Нет, они не питаются плотью своих жертв. Они же не земляне. Они поглощают то, что можно назвать волнами живого или волнами разума. Это - слабое поле, окружающее все живое, с высокой концентрацией в мозгу. Чем выше уровень сознания, тем больше концентрация.
Для Квохтана – это как топливо. Они его накапливают и хранят во внутренних резервуарах, как человек «хранит» электричество в аккумуляторных батареях или конденсаторах.
- Не перебивайте, - спокойное замечание слабым голосом предупредило мою невольную попытку выразить скептицизм. Мне сегодня, видимо, не судьба открыть рот.
- Потом они его расходуют на то, чтобы поддерживать процессы жизнедеятельности и перемещаться, сжимая пространство, как некоторые животные перемещаются, выпуская реактивную струю воды.
О такой форме энергии человеческая техногенная цивилизация не имеет еще понятия. Несмотря на то, что человеческий мозг ежедневно сжигает ее в значительных количествах. Нет, я не могу это объяснить. Я не ученый. Скажу, что, пожалуй, это нечто сродни электромагнитному излучению. Оно есть, хоть его никто никогда не видел. Верующие могут назвать это душой, хоть эта энергия существует только в живом и исчезает со смертью.
Нет-нет. Квохтаны не способны питаться электроэнергией. Это было бы все равно, что для человека питаться деревом. Слишком грубая пища, - он остановился и в который раз направил на меня свой немигающий взгляд. Я начинал к этому привыкать. Как и к тому, что все мои вопросы получали ответы быстрее, чем я мог их задать. Все это было довольно необычно, но я решил анализировать потом, а слушать сейчас.
Возникшая пауза позволила мне немного отвлечься и прислушаться к доносящимся невесть откуда звукам знакомой мелодии. Музыка играла уже минуту или две, плавно нарастая. Не думал, что в сумасшедших домах дают такое слушать больным. Я знал, что классическая музыка, согласно теориям некоторых психиатров-экспериментаторов благотворно влияет на состояние больных шизофренией, но чтобы в таких заведениях слушали танцевальную электронику Мадонну... ЧТОООООО? Меня охватила легкая паника, я бросил взгляд на парня. Он... спокойно улыбался. И его глаза почти не плакали. Ставшая громкой музыка словно лилась из стен. Я приподнялся. Нервными движениями заглянул под стул, под его стул, осмотрел стол и стены, потолок.
- Не нужно волноваться, - он кивнул, указывая мне на стул, на который я немедля опустился, вытерев пот со лба. Как музыка? Не слишком громко? – я мотнул головой, - вот и славно, продолжил Влас спокойным тоном, голос его уже не казался слабым, - вы не сумасшедший. Сумасшедший здесь – я, помните? – я кивнул; что мне еще оставалось делать.
- Если не нравится мелодия, можно сменить, - Влас перестал улыбаться, только в черных зрачках его светился еще какой-то огонек. Он вздохнул: мне нравится эта песня – она была популярна в том году. Не стану испытывать терпение – то, что Вы слышите не исходит извне. Музыка звучит в Вашем мозгу. А я ее туда проецирую. Да-да. Со всей оранжировкой и голосом певицы. Я ее считываю из своего мозга такой, какой я ее записал. Мы все запоминаем. И не умеем забывать, если только не захламляем память намеренно. Большинство из нас с нормальным мозгом. Просто люди не знают как правильно вспоминать. Я раньше тоже не умел. Научился, когда стал сумасшедшим. Аутисты тоже так умеют. Аутисты на самом деле отличаются от других людей тем, что их волны разума замкнуты, а не рассеиваются. Потому они отлично считывают, но плохо устанавливают контакт. Обычный человек работает по принципу «запрос» - «отклик». Поле аутиста все время принимает отклик, и никогда не шлет запрос. И они все время «пишут». И умеют отлично воспроизводить записанное.

Я слушал эти странные объяснения, и меня, тем временем, перестало трясти, но я отчаянно мечтал о сигарете.

- Если хотите, я вам дам пару затяжек, - я так и не понял читал ли он мысли или реакции, как хороший игрок в покер. Я могу проецировать никотоиновое удовлетворение тоже. Обманутый мозг выпустит те же химикалии, которые он выпускает в ответ на присутствие никотина в крови, - допамин, ацетилхолин, эпинефрин и прочее. Я когда-то учил химию в институте, - грустные глаза вновь блестнули и погасли.

Кажется я продемонстрировал согласие, так как привычная волна удовлетворения заполнила сознание. Еще. Еще.

- Хватит, курение вредит здоровью, - Влас не улыбался. Все-таки он чертов псих, даже если он и чертов гений.

- Квохтан не имеет целью убивать. Он просто потребляет поле разума. В некотором смысле Квохтан – просто животное. Он разумен в такой мере, в какой в нем накоплена энергия разума. Эта разумность не сознательная. В очень грубом приближении Квохтан – некая живая машина, жгущая интеллект вместо бензина. При этом, как существо, Квохтан работает на совсем иных принципах, нежели все известное человеку. Я это видел и был внутри, но не смогу объяснить. Я мог бы это показать, но увидеть это – значит умереть, стать таким как я.
Квохтаны пришли в тот день, привлеченные обилием пищи для себя. Прилетели на запах. И начали пить. Сразу же. Их камеры заработали как насосы. Люди стали терять голову в буквальном смысле, и умирать.
Квохтаны могут пить из животных и даже растений, но человеческий мозг содержит поле живого в гораздо большей концентрации. Люди оказались деликатесом.
Удовлетворив первый голод, Квохтан перешел к тому, что можно назвать разведкой. Для этого он взял меня, - сила голоса Власа упала почти до нуля. Его лицо исказилось, выражения сменяли одно другое, как изображения в дешевом видеоклипе. Я потянулся к кнопке.

- Я в порядке, - он глотнул воздух и сморгнул слезы.
Квохтанам нужно было убедиться в том, что люди не представляют никакой опасности и, что можно беспрепятственно выпить целую планету. Так же, как они ранее опустошили несколько цивилизаций в отдаленных частях Вселенной, цивилизаций, порой неописумой красоты и величия.
Как он мог это сделать? Я уже сказал, что Квохтан – некое подобие животного. У животных тоже есть память. В его памяти было записано все, что он «видел», точнее «выпил» за весь период своего существования. Я не знаю сколько им лет. И применимо ли к Квохтану понятие «возраст». Они слишком отличны от того мира к которому привычно наше сознание.

Он просто втянул мое сознание в свою «реакционную» камеру. Да-да, я объясняю. В отличие от земных живых существ, деление Квохтана на «органы» или камеры - логическое. Физически Квохтан почти однороден – заполнен одной и той же тканью с почти незаметными отличиями. Суть в их использовании.
Франсуа мне сказал позднее, что я провисел возле «носа» Квохтана меньше минуты. Однако для меня прошло несколько лет.
- Я тоже бы подумал о сжатии времени и прочем обслюнявленном фантастами бреде. Неверно. На самом деле в «реакционной» камере скорость моего мышления увеличилась в тысячи раз, сознание расширилось до размеров галактики. Я стал богом. Но богом в плену. Я мог мыслить только о том, что подсовывал мне Квохтан. А он подсовывал самые разнообразные сюжеты и тестировал мою реакцию. Сюжеты извлекались из «памяти» Квохтана и из моей собственной. Высасывались с такой силой, что я помнил всю свою жизнь до мельчайших подробностей, помнил людей, интерьеры, все вещи, которые лежали в комнатах, в которые я когда-то заходил. Я помнил всю свою жизнь одновременно. Это был не поток воспоминаний, это было бесконечное безразмерное полотно прошлого. И я мог охватить его «взглядом» враз. Я думаю, именно такое высасывание памяти «разбудило» во мне механизмы считывания, так что теперь я способен помнить все и видеть память так же четко как настоящее.

Квохтан предоставил ресурсы для подобной акселерации мышления. Ему нужно было видеть, как реагирует человеческое существо на различные раздражители, на что оно способно, насколько устойчиво, насколько опасно. Квохтан изучал меня, и, через меня, изучал всю человеческую расу и всю ее цивилизацию.

Считав мою память, Квохтан стал перемешивать ее, создавать новые комбинации событий и мест. Я видел несуществующие города, несуществующих людей, учавствовал в событиях, которые никогда не происходили. В реальные воспоминания стали вкрапляться эпизоды из фильмов. Я стал участником реальности, которая была реальной только в сюжетных линиях этих фильмов или когда-либо прочитанных мною книг.

И это был еще не конец, Квохтан дал мне доступ к своему хранилишу информации – той, что была собрана Квохтанами за тысячелетия путешествий во Вселеленной.

Я трепетал и неистовствовал, но не мог вырваться несмотря на всю свою мощь, приобретенную в результате полученных ресурсов. Это было захватывающе больно, интересно до изнурения, я хотел умереть, но не мог. Я видел битвы существ, о которых невозможно рассказать человеческим языком, я видел планеты с природой, красивее всего что может представить себе человек, и их природа была бы не видна для человеческих органов чувств. Я мог видеть их. Я чувствовал так, как чувствовали существа, которые населяли эти миры. Сейчас я чувствую себя немым и слепым, я неспособен ни видеть, ни чувствовать, ни изъясняться подобным образом. Даже хотя я вижу раза в три больше, чем обычный homo sapiens.
- «Вижу»! - Как беден язык человека, - в голосе Власа звучало неподдельное отчаяние. Он помолчал, глядя прямо мне в глаза. На его лице, еще более бледном чем ранее, выступил пот, но глаза не потеряли ясность, ни грусть. Он моргнул – наверное, в первый раз за всю нашу встречу и продолжил:

- Один из картин всплывает передо мной чаще других: мы висим на краю обрыва волн высокой плотности. Я слушаю эфир. Она тоже. Мы слышим, как на расстоянии трех бросков догорает наш носитель – зона высокой плотности волн, в которой жили мы и еще полмиллиона трионов. Еще немного и там останется только пропасть. Она касается меня крылом. И я понимаю все.
Человек не может себе представить, что такое любовь двух разумных волновых существ. Не может представить себе подобного ощущения. Когда их колебания накладываются, ритмы выравниваются, канва заполняется рисунком, чтобы дать начало одной, но общей мелодии. Песня длится. Скорбь из-за гибели нашего народа смешивается с чувством сильнейшей связи между нами. Эфир взрывается обломками света. Наша мелодия длится. Я знаю, что потом мы сорвемся вниз с обрыва и, ловя восходящие потоки, заскользим туда - в смерть, чтобы найти свой смысл, реализоваться, пусть мы и знаем что нам не спасти никого. Наша мелодия длится. В ней останется новый ритм, который мог бы стать новым существом, если бы мы остались жить.
И мы срываемся и скользим. Немногие трионы способны покрыть за раз расстояние двух бросков. Мы можем. Вот он спасительный клочок высокой плотности. Зависнуть, сжаться, послушать друг друга и прыгнуть вновь.
Мы ворвались в самое их стадо. Тупые, одномерные теонеи. Клочковатые, однообразные волновые существа. Способные только плодиться и потреблять плотность.
Слушать надо во всю. Повернуться, ударить крылом, прыжок вверх и, пока они сгрудились там, где ты только что был, снести одного-двух и прыгнуть снова.

Квохтаны пришли тогда в самый разгар схватки и выжрали всю жизнь. Из всех. Но запись того существа осталась в «памяти» Квохтана. И он дал мне прожить этим существом-трионом в те секунды, что я просуществовал в его «реакционной» камере.

Влас вздохнул – Вы еще помните, что я сумасшедший? «Еще как», подумал я, не делая, впрочем, видимых попыток ответить. Тишина длилась быть может минуту. И когда его слабый голос ее нарушил, я вздрогнул:

- Я уже говорил, что не хотел жить. Затем, я хотел умереть. После долгих лет, которыми мне были те секунды в «реакционной» камере, я вдруг перестал хотеть чего либо. Мне стало все равно. Я мучился, но в то же время мне было интересно, чем все кончится. Та часть моего сознания, которая выражала апатию, была растворена в общем бурлящем информационном полотне, потому Квохтан его не заметил. Он почувствовал, впрочем, общее замедление обработки и потому подкинул еще ресурсов. Здесь он сделал ошибку. Мне удалось высвободить те ресурсы, которые были отвлечены на осознание апатии и не были увлечены на сто процентов обработкой предлагаемых сюжетов, я смог потихоньку переосознать себя и очень осторожно, рассеянно, подумать о том, как вырваться. Парадоксально, я хотел вырваться, попасть в свое тело чтобы, наконец, убить себя. Без желания. Но сознательно.

Много лет назад у меня было зарегестрировано редкое нарушение сна. Когда со мной случилось в первый раз я был совсем мальчишкой, мать говорила, что видела оранжевый свет в моей комнате в ту ночь. Я до сих пор не знаю, правда ли это. Тем не менее, нарушение заключалось в том, что я просыпался, но не мог выйти из сна в свое тело. Мои глаза оставались закрыты, я не мог пошевелить ни рукой ни ногой. Я чувствовал холод на коже и прикосновение одеяла, но не мог отдать команду телу проснуться. Это было жуткое ощущение, дополняемое впечатлением присутствием чего-то или кого-то в комнате. Иногда обрывки сна вплетались в реальность. Мне часто снилось, что я хожу по темной квартире и никак не могу зажечь свет. Либо выключатели не работают, либо же зажженный свет сразу слабеет и лампочка гаснет.
Однажды, в такой момент, я мысленно сказал тому чему-то, что находилось в комнате: «А вот черта с два! Мне не страшно. Даже если ты и можешь делать с моим телом, что хочешь, я тебя не боюсь». Ярость помогла тогда мне вырваться и я научился пробиваться силой и отдавать команды своему телу проснуться.
Я стал делать то же самое, находясь сознанием в «реакционной» камере. Я стал пытаться пошевелиться, с телом висящим в воздухе перед «носом» Квохтана.

Дальше все было просто, я почувствовал свое тело, теперь мне нужно было только отобрать чуть больше ресурсов. Это было сделано, но при этом, я стал более сконцентрированным и Квохтан это заметил. Для него вся идея заключалась в том, что я должен был прожить до конца его эксперимента. Именно потому, он без страха наделял меня всей мощью сознания. «Реакционная» камера была защищена и замкнута. Но в отличие от тех ситуаций, когда Квохтан имел дело с существами без физического тела в человеческом понимании, здесь он вынужден был разрешать одностороннюю связь с телом – только извне вовнутрь. Иначе он не мог осуществить чтение и человеческое сознание бы дезинтегрировалось, перешло бы сразу в форму «топлива», если бы тело было мертво.

Мне удалось превратить этот однонаправленный поток в двусторонний. Квохтан попробовал отсечь эту связь полностью, но я уже чувствовал свое тело и просто отобрал больше ресурсов. Только теперь Квохтан принялся очищать «реакционную» камеру, что было уже несколько запоздалым решением. В конце концов, я смог увести свой разум. Однако, он был растворен в огромном информационном поле, я вывел его вместе со значительной частью этого поля, точнее его слепком. Мозг человека никогда не смог бы уместить такой объем поля живого. Квохтан же, откачивая это поле из камеры, в свою очередь, ухватил кусок моего растворенного сознания.

В результате я помню то, что я помню и знаю то, что я знаю, и научился тому, чего никогда не умел. Но моя психика нестабильна, у меня провалы в памяти, и понимание человеческого мира, людей и их действий мне теперь дается с трудом.
Квохтан однозначно был испуган, потому со своими братьями, ушел, оставив за собой ужас, кучу трупов и запечатанную секретностью страницу истории города.

Влас замолчал. Я пришел в себя. Играла какая-то жесткая музыка. Похоже на индастриал-рок. Он улыбнулся: «Сейчас уберу». Музыка прекратилась. Точнее я перестал ее слышать. Слышать ли? Худощавый паренек, скелет с черными глазами наполнил мои мысли смятением. Вот он сидит и пялится прямо на меня. Опять.

- Совет на прощание, - голос стал мягким, но совсем не слабым, - Не говорите ничего. Я буду на связи.

Я встал, нажимая кнопку. Санитар вошел, поднял парня за локти, легко, как игрушечного зайца, и вывел.

По дороге к выходу я подумал, что коридор стал еще мрачнее. Я вдруг заметил, что идущий рядом санитар странно на меня косится. Заметив мой взгляд, он спросил, безразличным тоном:
- Как пообщались? – как странно звучал его голос после голоса Власа.
- Нормально, спасибо
Он остановился. И смотря на меня тяжелым взглядом, выдал:
- Странный Вы человек. Нужно было ехать в такую даль, чтобы просидеть пять минут молча с этим психом. У Вас это..., - он замялся, - в общем это не наследственное в семье?
У меня перехватило дыхание: «Что?» почти шепотом проговорил я сдавленно.
Детина замялся. Посмотрел по сторонам, откашлялся в кулак и заговорщически сказал:
- Проговорился я. Вы меня не сдавайте, пожалуйста. Ну, Вы знаете, он опасный - этот парень. Начальство все свидания приказало писать на пленку со звуком. И комната специально оборудованная скрытыми камерами и прочим. В общем, это дико смотрелось, как вы сидели и смотрели друг на друга, а потом Вы еще подскочили и стали заглядывать под стулья. А потом уселись, еще минуты три просидели, меняясь в лице, пока не нажали кнопку. Еще немного, я бы Вас сам оттуда вытащил. Вы в порядке? Вы опять в лице поменялись...

Я сглотнул, но вспомнив совет Власа, помотал головой:
- Нет... Просто тяжело было видеть родного человека в таком состоянии.
Я повернулся и пошел дальше по корридору.

На улице, я закурил сигарету и, вдыхая дым с жадностью голодного уписывающего баранью ногу не смог перестать задавать себе вопросы: «Как?», «Пять минут? Да я провел там не меньше часа.», «МОЛЧА?!». Еще эта музыка. Сейчас то я ничего не слышу. Что за фак?

Я уже ехал домой, когда вдруг почувствовал головную боль...

Затянувшаяся простуда выжала меня как лимон. Меня все еще частенько пробирала противная мелкая дрожь, выходя из тела с каплями холодного пота.
Вот и сейчас эта дрянь накатила, я почувствовал слабость до дрожи в коленях и мне пришлось сесть на скамейку. Благо она была рядом. Автобуса было ждать еще минут двадцать.
Сидевший на другом краю скамьи старичок недовольно покосился на меня – похоже было, что я потревожил его сон. Я взглянул на него – грязноватый плащик, который вероятно когда-то был бежевого цвета, истертая шляпа, как в тех старых фильмах с Аленом Делоном. Одежда, а также беловатые седые завитки обмякших и слипшихся волос, осунувшееся лицо – все признаки бездомного или сильно пьющего человеческого существа.
Я отвернулся и, вытащив пачку сигарет, закурил – главное – чтобы он сейчас не начал со мной беседу. Я достаточно прожил в этом городе и видел немало несчастных людей. Здесь, по какой-то странной юридической причуде, а может в целях экономии государственных средств, сумасшедших, классифицированных как «тихие» или «неопасные для общества» отпускали на все четыре стороны. Некоторые из них просто стояли целый день на одном месте и, за неимением лучшего собеседника, часами разговаривали сами с собой. Одна женщина была известна в городе тем, что целыми днями наводила порядок в городе, собирая пакеты и прочий мусор, и, выбрасывая его в урны, критиковала водителей, если те не пропускали пешеходов, активно делилась своим мнением с прохожими или покупателями в супермаркете касательно качества городской жизни, организации сервиса и проч. Большинство ей не отвечали, однако «активистку» это не обескураживало. Были еще наркоманы, разного возраста, свихнувшиеся представители разнообразных субкультур – все в пирсинге, с неизменными немецкими овчарками на поводке или веревке – собаки всегда исхудавшие, с опущенной мордой и в общем похожие на убитых жизнью хозяев.
Старичок завозился – я бросил взгляд в его сторону – так и есть: не вставая со скамьи, и, перебирая по земле неслушавшимися ногами в грязных, местами рваных кроссовках, он переползал поближе ко мне. Если бы я чувствовал себя лучше, я бы просто встал и отошел в сторону. Ну что ж, придется потерпеть похмельные откровения минут пятнадцать.
Он поперхнулся дважды, прежде чем ему удалось извлечь из пропитого горла какие-то звуки. Я не понял, он повторил немного четче и, я наконец различил: «Добрый день, месье, не мог бы я попросить сигарету?».
Я молча достал пачку и протянул ему – там оставалось максимум две сигареты. «Всего одну, месье...» - начал он, но я довольно сухо оборвал его: «Берите».
- Спасибо, месье...
Я кивнул и, затянувшись, отвернулся.
Он потратил по меньшей мере три минуты, чтобы негнущимися пальцами вытащить одну сигарету. Медленно, он заглянул в пачку и, убедившись, что там еще что-то осталось, бережно убрал ее в карман своего видавшего пальто.
Некоторое время он просто курил, прикрывая глаза, и я уже было поздравил себя с тем, что мне удалось избежать разговора «за жизнь», но тут он словно проснулся, его глаза открылись и, смотря вперед себя, он сказал довольно внятно: «Какой хороший день».
Я не отреагировал, внутренне молясь о том, чтобы автобус пришел поскорее.
День и вправду был хорош – поздний Октябрь, но тепло все еще не хотело уходить. Солнце грело мне щеку, и я с удовольствием впитывал это тепло, чувствуя себя, наверное, как игуана на камнях.
- Тогда была такая же осень, - подумав немного, он добавил: - В тот год...
По крайней мере от меня не требовалось участие в разговоре, я начал понемногу прислушиваться.
- Вас тогда еще здесь не было. Я слышу, что Вы – иностранец. Вы скажете, что догадаться несложно. Но я Вам тогда отвечу, что я не только могу сказать, что вы не отсюда. Я могу довольно точно сказать из какой части Европы Вы приехали и, что Вы прожили здесь года три-четыре.
Я взглянул на него с любопытством, похоже, что это был не обычный старичок: «Как Вы это знаете?» - сам собой вырвался у меня вопрос.
Он медленно повернул голову посмотрел на меня – на секунду в его глазах промелькнуло нечто похожее на надменность – тут же исчезло, скрывшись за тяжелой мутной пеленой безнадежности, которая так часто встречается в глазах бездомных. Он отвернулся и вновь уставился в одну точку где-то на противоложной стороне улицы. Помолчал секунду и задребезжал вновь
- Вы думаете я обычный бездельник, всю жизнь проживший на пособие – алкоголик – негодный человек.
Внешняя вежливость – строгий обычай в этой стране, потому я поспешил прервать его: «Ни в коей мере, месье, я...»
Он продолжал, не слушая:
- Я не виню Вас, я бы и сам так подумал, если бы я все еще был тем, кем я был раньше.
- Я работал в полицейском департаменте города. Занимался неленальными и легальными имигрантами – собаку съел на этом деле. Потому и определить на глаз, откуда человек, кто он, что он здесь делает и сколько пробыл в стране – мне не сложно. Натурализация – процесс долгий, занимает время, меняет сознание, привычки, и ломает человека, конечно. Ну да что поделаешь – сам выбрал.
Тут он остановился, вытянул пачку, с некоторым колебанием вытащил последнюю сигарету, смял пачку, но не бросил ее, а неловким движением затолкал ее назад в карман.
- Да, осень стояла теплая, день был прямо как сегодня и... – конец фразы не поддавался расшифровке, так как именно в этот момент он прикуривал от исцарапанной красной зажигалки с надписью “Rhino”, смешно прищуривая при этом один глаз.
- Я тогда выехал с напарником по адресу – соседи донесли на какого-то парня, утверждали, что он нелегал. Мы были обязаны проверять все подобные сведения, хоть большей частью они и оказывались пустяками, за исключением того случая, когда мы с Жан-Пьером случайно накрыли одного черного, который занимался расфасовкой кокаина в своей квартире. Помню, нам еще пришлось долго за ним гнаться – по садикам и через заборы – он сиганул прямо с балкона второго этажа. В конце концов, я отобрал мотоцикл у какого-то парня, ждавшего с ним начала урока возле автошколы в Белльвю. На мотоцикле я того черного догнал – он запыхался настолько, что когда я его толкнул, он просто упал на землю и так и лежал – хватал ртом воздух как рыба на берегу. Вот, – он остановился, словно прокручивая в голове невидимую кинопленку фильма своей памяти, - прокашлялся и неожиданно сильным голосом, продолжил:
- Вы, конечно, помните из статей в газетах и Интернете описание эпидемии особого гриппа, убившего несколько сотен людей в городе пять лет назад.
Я не ответил, да, впрочем, он этого и не ждал – его мозг уже заправил кинопленку в проектор – и мне подумалось, что он потому и сидит - так, уставившись в точку, -что кадры из прошлого мелькают перед его глазами.
- Так вот, мертвых было не несколько сотен. Их было несколько тысяч, - он затянулся окурком сигареты и, отбросив его, взглянул на меня. Я автоматически полез за новой пачкой и, вытряхнув, на ладонь несколько сигарет, протянул ему. Он взял их со странной смесью почтительности и надменности. Это был, однозначно, забавный старичок.
- Про это в газетах, конечно, не писали и даже в Интернете не было ни слова. Как и о том, что еще несколько тысяч скончались в течение нескольких дней позднее. Как власти кантона с этим справились – точно не знаю, но рты заткнули всем, кому можно. Вполне официально город был заблокирован, изолирован, объявлен зараженной зоной. Говорили, что власти обрезали все телефонные линии, линии Интернета. Полицию не привлекали – этим занимались армейцы. И это я знаю наверняка - сам видел парней из Альпийской дивизии на блок-постах на выезде из города. Эти ребята – единственная по-настоящему боеспособная единица всей федеративной армии – настоящие животные, говорю Вам, - он снова отвлекся:
- Однажды нас вызвал владелец бара – я тогда еще патрулировал улицы – с жалобой на нескольких «альпийцев» на отдыхе. Они начали крушить мебель и задирать посетителей бара и, по ходу дела, бить морды друг другу – не поделили девицу. Нас выехало пятнадцать человек на четырех машинах, но - я буду не я - это нам не помогло: шестерка «альпийцев», вооружилась своими ремнями, намотанными на руку, и крепко нас отделала. После этого они вывалились на улицу, и продолжили вечер, а трое из нас попали в больницу, - странным образом, улыбка прорезалась под его нависшими клочьями белыми усами, как будто ему нравилась идея лежать в больнице после драки. Он помолчал, медленно помял в набухших пальцах очередную сигарету. Мне стало ясно, что ему нелегко было заставить память переключаться с сюжета на сюжет. В конце концов, он справился, но видимо, это усилие отобрало у него немало энергии, и его голос снова стал слабым и задребежал как старая пластинка.
- И мобильные не работали. Спутниковая связь, телевидение и все эти вещи были заглушены. Грипп! – Черта с два! - Это была официальная версия. Очень удачная. В тот год и вправду, была эпидимея «свиного» гриппа. А в городе, якобы, вывелся особый, сверхопасный вид такого гриппа, - я слушал с возрастающим интересом. Быть может из этой трепни я смогу сделать статью или фельетон. Давненько шеф не выпускал мои вещи в печать, даже в районном издании. Жаль только я не взял с собой диктофон.
Эпидемия, о которой говорил старичок, наделала в свое время немало шума, но он сошел на нет почти сразу. И власти, безусловно, тому способствовали. Я напряг память. В Интернете тогда писали, что связь с городом была потеряна на несколько дней, что кто-то объяснял невозможностью осуществления технической поддержки в условиях полного карантина, кто-то – усилиями властей, пытавшихся избежать паники. По итогам эпидемии около восьмисот человек были объявлены умершими от вируса. Буквально через несколько дней тема исчерпала себя – ее затмила новая гражданская война в Росии, разбившая страну на несколько частей и де-факто превратившая Дальний Восток в вассальное княжество Китая, не преминувшего воспользоваться ситуацией и введшего войска «с односторонней миротворческой миссией».
Старичок, выпрямил сгорбленную спину, точнее попытался, отчего снова стал выглядеть надменно:
- Не знаю сколько человек умерло в тот год от гриппа, но то, что большинство мертвых пришлось на то октябрьское воскресенье – тому я живой свидетель. Один из немногих живых, – усмешка вновь приподняла его усы, только она получилась кривая.
- И большинство из них сидят в психбольнице в Живых Водах. Точнее лежат. И крепко привязаны ремнями, - тут он захохотал, точнее заскрежетал – тихо и злорадно – я вздрогнул – в жизни не слышал подобного смеха. Он напоминал звук, издаваемый ржавым куском железа, который трут о камень - только тише.
- С напарником мы подъехали туда сразу после полудня. Это в квартале Слияния – там где сейчас стройка. Старые дома обрушились – никто в них жить после того дня не хотел. Солнце вот так же слепило – знаете, такое же осеннее солнце, которое больше светит, чем дает тепла. Поднялись на пятый – самый верхний этаж. Перед этим бросили монету – Жан Пьер выиграл и поехал на лифте, а мне пришлось топать пешком. Когда я поднялся, он уже разговаривал с соседкой нашего парня. Соседка нам посочувствовала. Сказала что встретила нашего нелегала на выходе из подъезда минут десять назад.
Мы еще раз бросили монету – я опять проиграл, ха! – мне выпало выбежать на улицу и осмотреться, а Жан-Пьеру – ждать, удобно расположившись в квартире нашего «подопечного».
Я вышел из дома и, стал на маленьком перекрестке и стал глядеть по сторонам. Поднял глаза на балкон, где только что стоял с Жан-Пьером. И увидел, что он машет мне руками как семафор и указывает куда-то в сторону реки.
И вправду, я увидел молодого человека, полностью совпадавшего по описанию с тем, кого мы искали. – Среднего роста, темные волосы, нос с горбинкой, лицо слегка осунувшееся. Не поймешь, не то - музыкант, не то – нарик. В руках – пластиковый пакет из супермаркета – видно ходил за жратвой. Этот балбес шел прямо на меня. Я даже не стал дергаться, просто решил стоять и ждать, пока он пересечет улицу со стороны реки и подойдет ко входу в дом.
И тут у меня голову, знаете ли, прихватило. Мы накануне отметили рождение ребенка у сослуживца и решил было – ну вот – запоздалое похмелье, «с парашютом». Ну, ничего, придется потерпеть, думаю, счас, этого скручу, посажу в машину, а потом, по дороге в участок, в аптеке прикуплю чего-нибудь.
Паренек в тот время как раз дошел до середины перекрестка. Тут он поднял взгляд на меня – ну, мне так показалось, и застыл посредине улицы как вкопанный. Я рванул к нему, несмортя на то, что башка трещала, - как же, счас ты от меня уйдешь, милый. Черта с два!
И тут я увидел на что же пялился парень и, как догадался уже потом – на что мне махал Жан-Пьер. Сначала – тень. Я бы не обратил внимания, да облако набежало, мало ли там. Но уж очень плотная тень была и двигалась слишком быстро. И тут по выражению лица паренька и по тому, куда он смотрел, я допер, что его проблема – не я. Да и не в форме я был, не догадался бы он. Короче, не переставая бежать, посмотрел я вверх. Нервы у меня крепкие, это я Вам сразу скажу – за годы работы в полиции, насмотрелся я и повидал – куда уж больше. Ну в общем это было похоже на большой шар с колючками – со всех сторон. Длинными колючками. Так что вместе оно было размером с хорошую пятиэтажку. Как представлю – даже сейчас дрожь пробирает.
Как я Вам его опишу? Ну, представьте себе огромного ежа, которого накачали сжатым воздухом, так что он стал круглый, как мяч. Так вот, вместо морды – или что это у него было – торчал такой длинный крупный рог, ненамного длиннее, чем колючки, которыми оно было все покрыто. И цвет у них такой – в жизни не видел такого цвета – фиолетово-розовый – светлее к концам колючек, темнее к основанию. Все оно блестело, как будто было покрыто какой-то жидкостью или смазкой.
Не знаю как, но я сразу понял, что оно было живое. У него даже колючки – так - подрагивали все время. Но хрупким оно не было: сам видел, как одна из колючек чиркнула по дому, что там был у дороги, пока вся эта штука спускалась – так вот, бетон раскрошился и пол-квартиры на верхнем этаже вместе с балконом полетели вниз.
Как оно спускалось? Медленно, как воздушный шар.
Я, конечно, остановился, как будто на стену налетел. Метрах в десяти от парня. Тут вся эта живая махина зависла метрах в пяти от дороги и стала поворачиваться носом как раз туда где паренек стоял. Медленно так крутилась. Неуклюже как слон. А вот мне не смешно было. Оно задом задело все тот же дом – и колючками «сбрило» его к чертовой матери, только обломки и пыль с его «зада» посыпались. Я крики-то почти и не слышал за грохотом, да и голова-то трещала и так.
Тут оно застыло и я как сейчас вижу – по колючкам то его как волна пробежала – от «носа» и к «заду». И оно как выдохнуло в этот момент. В ту секунду мне голову как пилой разрезало, я даже руками за нее схватился – пощупать, развалилась она или нет. И тотчас же и вой раздался. Представляете себе как слон трубит? Ну вот, соберите в одно стадо всех слонов Африки и заставьте их трубить всех вместе. Причем вой длинный такой был, местами даже не поймешь – слышишь ты его или тебе кажется.
Ну вот выдохнуло оно и стихло, голову вроде как отпустило. И через секунду я слышу такой же вой со стороны городка Сардинии – по другую сторону реки. Поднимаю голову, смотрю – точно, такая же тварь зависла там в районе площади. И еще один вой – со стороны малого района Свежего Воздуха – поворачиваюсь – так и есть – и там над холмом висит такой же шар. И еще... Тут я считать перестал, но теперь на трезвую голову скажу их не меньше десятка было. Официальных сводок не было. Некому потому что было их делать.
Тут опять по этому шару опять волна побежала – я уже весь сжался заранее. Не даром, - оно выдохнуло свой вой так, что аж колючки затряслись. Выло оно начинаю с самой низкой ноты, даже с инфразвука и поднималось до ультразвука. Ноги у меня подкосились. От звука ли – голова трещала болела так, словно из нее мозг высасывали. И я чувствую, что силы от меня уходят. Через силу все же бросил взляд на паренька – он то ближе к гадине этой стоял – ничего, трясется но стоит. Я тогда глазам не поверил. У меня – здоровяка – ноги отказали – а этот глист - стоит.
Тут оно в третий раз завыло, и мне в помутившуюся рассудком голову пришло, что оно похоже на насос, только качает он не воздух или что еще, а мою боль. Жрет меня живьем.
Я уже на земле лежу – между третим и четвертым его воем, смотрю вверх на балкон – и как сейчас вижу на нем Жан-Пьера – на коленях стоит, за голову одной рукой держится, а другой – за решетку ограды балкона. Тут тварь начинает выть, а Жан-Пьер вдруг выпрямляется, одной рукой выдергивает «Глок» и быстро, как молния, нажимает курок, приставив его к виску. Так вот он умер. А ведь мой хороший товарищ был.
Вдруг вытье прекратилось, я приводнялся, смотрю, оно продолжает поворачиваться, опять же, медленно так.
Я последние силенки напряг, встал с земли, стою – оглядываюсь. Машина тут подъехала – водитель, понятно, не в себе, влетел вместе со своей тачкой прямо в одну из розовых иголок. Так вот машину распороло надвое, так - вдоль иголки половинки машины и проскребли по асфальту. Я поглядел подальше – вижу метрах в пятидесяти от меня на тротуаре лежит женщина, живая еще – стонет, из ушей – кровь, из глаз – тоже ручьи, а рядом – ребенок, девочка лет шести – не шевелится уже. Никогда не забуду. До смерти помнить буду.
Тут меня злость взяла, остатки сил в бешенство перешли. Выдернул я «Глок» из под пиджака и выпустил все тринадцать пуль в этот шар. Стою, щелкаю курком пустого пистолета – а реакции от этой твари – ноль.
Тут я замечаю, что шар этот носом своим почти что уткнулся пареньку в лицо. И только тогда до меня дошло, что парень-то в воздухе висит – прямо метрах в трех над землей. Руки – в стороны, но не висят, а разведены. Глядь – он глаза закрыл.
Я еще подумал: «Счас оно его жрать будет». Но дальше смотреть некогда было – слышу винты вертолетные – точно – над рекой – километрах в трех - идет двойка – со стороны горы – там сразу у подножия-то и база была.
Но эти шары, видать почуяли и взвыли как один – все, кроме того, возле которого я стоял. Я никогда б не думал, что могу вынести такую головную боль. Один из пилотов все же ракету успел пустить перед тем как у него мозг взорвался. Только бестолку. Ракету я видел – как подошла она вплотную к шару – тому, что был по ту сторону реки. И как зависла она у него, и как потом просто упала вниз, как кусок рельсы какой-нибудь.
Но мне уже похер было. Я только с одной мыслью боролся – как не вставить вторую обойму и не всадить первую же пулю себе в лоб. Странно только было. Эта тварь, как пареньком занялась, так и выть перестала. Ну зато остальные старались.
Секунд тридцать так прошло, может минута. И вдруг я понял, что вытье прекратилась. Голову вроде чуть-чуть отпустило. Я приподнялся на локте, и тут хлоп! – тело парня шмякнулось на асфальт, а я смотрю – шар-то отваливает. Я еще не веря удаче, встаю, схаркиваю кровь, и вижу – что все эти шары над городом медленно вверх пошли – тогда-то я и посчитал их.
Я вытер лицо, посмотрел вокруг – та женщина лежала без движения рядом со своей дочкой. Единственное, что мне пришло тогда в голову, что нужно ехать в участок. Это было механическое решение. Мне было вобщем-то все равно что делать. Лишь бы делать что-то руками и ногами и дать голове отдых и время. Не мог я думать, понимаете? Жан-Пьер мертв. Мир – не понятно что с ним.
Паренька я решил взять с собой. Подошел, пощупал пульс на шее – вроде живой и даже дышит. Поднял его – он совсем легкий оказался – килограм шестьдесят максимум.
Вобщем бросил я его тушку на заднее сиденье и поехал через город. Мертвый город. Странное дело – я думал чем, дальше я от места где сидела эта розово-фиолетовая тварь, тем больше будет уцелевших. А было так – первые метров сто – попадались полуживые люди, пытающиеся придти в себя. А затем – была как мертвая зона на километр, не меньше. По-середине, то есть метров за пятьсот от места «прилета» была самая мясорубка. Я не говорю о разбитых машинах, где водители потеряли контроль. Там были люди с разорвавшимися черепами и у всех, почти у всех, тела ссохлись – руки и ноги торчали из одежд, что палки, серо-белого цвета. Жуткое зрелище.
Странно это было – ехать так по родному городу, как после войны. Это было как видеть труп родного. Ведь еще час назад – когда я ехал в другую сторону – он был жив, дышал...
Вобщем к центральному участку – что возле почты я подъехал на автомате – что робот. Тут какое-то движение хоть было. Полицейские пытались наводить порядок – хотя куда там.
Остановился я просто посреди улицы, вышел, открыл заднюю дверь, стянул парня с сиденья на землю и вот тут-то я от него и услышал в первый раз это слово. Я еще помню, мне пришло в голову, что он что-то на своем языке сказал.
- Он на секунду пришел в себя, открыл глаза, и сказал почти четко: «Квохтан...». Спокойно закрыл глаза и вырубился.

Старик взял последнюю сигарету из моей второй пачки. Я не заметил, что пропустил свой автобус. Его руки тряслись и проведя рукавом во лицу он стер слезы, размазывая грязь.
Я понял, что он настоящий псих. Меня взяла досада, что я потерял столько времени. Разумеется, сделать из этого статью можно было и не надеяться. Шеф скорее меня самого отправит в дурдом.
- Вы зря думаете, что я сумасшедший, - вдруг ожил старичок, - и если хотите, поговорите с самим Власом. Парня так зовут. Или звали. Да, в Живых Водах он. Но если он с Вами захочет говорить, вы поймете, что все о чем я Вам рассказал – не шутка. И что хоть властям очень не хочется верить в то что случилось. Но на самом деле, для них и всех Союзников – эта загадка и проблема еще та.

31 октября 2009 в 18:39 Автор Доменик РикардиИсточник za-nauku Опубликовал МУСТАФА 1529 просмотров 78 комментариев

Доменик Рикарди - известный канадский писатель, эссеист, футуролог и популяризатор науки. Родился в 1946 году в семье иммигрантов. Многие годы провёл в одиночестве на канадском севере, в провинции Квебек, а также на севере Аляски, изучая последствия техногенного влияния на экосистемы. Полиглот - свободно говорит на шести языках, в том числе по-русски.
Один из "отцов-основателей" "Движения Культурной Альтернативы" (Mouvement d/Alternative Culturelle).
А. Светов: Доменик, может быть, тебе это покажется невежливым, но мне не терпится задать тебе ряд заранее подготовленных вопросов, касающихся России и её ближайшего будущего. Признаюсь тебе в том, что мне хотелось бы за оставшееся у нас с тобой время, отведённое для этой беседы, вытянуть из тебя как можно больше сведений о будущем моей страны. Первый вопрос: какой ты видишь Россию через десять-двадцать лет?
Доменик Рикарди: Мне не хотелось бы тебя огорчать, но через 10 лет я её не вижу...
А. Светов: Поясни, что ты имеешь в виду? Что в настоящий момент ты не можешь ничего сказать о будущем России или что России не будет как независимой страны и самостоятельного государства?
Доменик Рикарди: Последний вариант из двух, то есть что Россия прекратит существование как отдельное государственное и культурное образование.
Но перед тем, как поговорить об этом подробнее, мне хотелось бы попытаться немного успокоить тебя, так как для меня не прошло незамеченным твоё волнение.
Видишь ли, Андрей, я ведь отнюдь не фаталист, и жизнь постепенно научила меня одной парадоксальной истине: будущее можно успешно прогнозировать не только для того, чтобы впоследствии сказать себе: "ах, какой я молодец! ах, как я точно всё предсказал!", но и затем, чтобы его, это будущее, если оно нежелательно, можно было бы попытаться предотвратить, - тем самым девальвировав собственный прогноз и значит, как "пророк", оставшись в дураках!
Вам, русским, нужно сегодня приложить усилия к тому, чтобы мои прогнозы (которые, замечу в скобках, как правило сбываются) на этот раз не сбылись! Великая Россия, с её огромной территорией и 130 коренными этносами лично мне очень дорога как культурное и историческое пространство, и я не хочу, чтобы с Россией случилось то-то непоправимое! Помоги вам Бог добиться того, чтобы мои прогнозы не сбылись никогда!
Перед тем, как начать говорить о страшных для русского уха вещах, я должен заранее заявить: что бы ни случилось, я буду до конца "болеть за вашу команду" именно потому, что я люблю Россию; моя душа и моя совесть всецело на вашей стороне!
А. Светов: Тогда поставим вопрос иначе: какой тебе видится вот эта территория, которую сегодня занимает Россия, ровно через десять лет?
Доменик Рикарди: С востока на запад эта, как ты выразился, "территория" выглядит так:
Южная часть острова Сахалин, все острова Курильского архипелага и юго-западное побережье Камчатки находятся под японским протекторатом. Границы этой зоны очень жёсткие и хорошо охраняются. Японцы контролируют также прилегающую к этим землям акваторию Тихого океана, всё Охотское море и Японское море от Владивостока до западного побережья самой Японии. Военная база и порт Петропавловск-Камчатский - под совместным управлением США и Японии.
Далее на запад картина выглядит так:
Территория от 65-й параллели с юга на север и от Уэлена на востоке до Архангельска на западе - под юрисдикцией США. (Далее на северо-запад начинается юрисдикция Британии; на северо-восток - Германии и Норвегии.)
Всё, что южнее 65-й параллели, то есть практически вся Восточная Сибирь южнее Северного полярного круга, а также Монголия находятся под влиянием Китая. Китайский оккупационный режим будет очень жёстким, напоминающим китайский режим на Тибете первых лет оккупации. Тюрьмы и концентрационные лагеря переполнятся сибирскими и монгольскими партизанами. Однако пограничная служба поставлена плохо, и любой желающий, будь то беженец или контрабандист, сможет без особого труда покинуть китайскую зону. В самом Китае будет развёрнута пропагандистская кампания, призывающая народ заселять "северные провинции Китая". Китайские власти активно помогут своим переселенцам - новым "хуа-цяо" - политически и экономически. Десятки миллионов китайцев устремятся в Монголию и Восточную Сибирь. В короткий срок этнический состав этих районов радикально изменится: китайцы составят подавляющее большинство на этих территориях. Денежная единица - современный китайский юань. Небольшая подробность: все вывески и информационные указатели на этих территориях должны дублироваться по-китайски. За нарушение - непомерный штраф или даже лишение лицензии (если говорить о частном бизнесе).
Великая русская равнина и вся Западная Сибирь выглядят так: от Уральского хребта до Петербурга и от Мурманска до Астрахани территория разделена на директории, находящиеся под объединённым командованием НАТО. Предыдущее административное деление на области сохранится полностью. Разница лишь в том, что каждая область находится в зоне ответственности конкретного государства - члена НАТО. В частности, Курская, Брянская и Смоленская области - это будущая зона ответственности французской администрации, Тверская, Ярославская, Архангельская, Костромская - британской, а Калининградская и Ленинградская - германской... И лишь в Москве и Московской области администрация будет смешанной: в ней будут представлены почти все страны - члены НАТО, исключая почему-то Грецию и Турцию.
Официальный язык всех этих администраций - английский. Вся документация в директориях ведётся на этом языке. Но личные документы гражданских лиц составлены на двух языках - по-русски и по-английски. Гражданская администрация этих областей - смешанная, то есть состоит из местной бюрократии и представителей НАТО, которые и обладают реальной властью в своих зонах ответственности. Денежная единица - рубль, но не такой, как сейчас.
Совершенно особой будет ситуация на юге России. Весь российский Кавказ и граничащий с ним Ставропольский край надолго погрузятся в пучину этнических и религиозных междуусобиц. Хотя основная борьба всё-таки будет идти не между отдельными этносами, а между двумя многонациональными армиями, представляющими два враждебных друг другу течения в исламе...
А. Светов: То есть, ты хочешь сказать, что через десять лет ситуация на Кавказе будет во многом схожей с ситуацией в теперешнем Афганистане?
Доменик Рикарди: Вот именно. Затяжная многолетняя война афганского типа: хаос, разруха, отсутствие легитимной гражданской администрации и даже чётко обозначенной на карте линии фронта. Войска НАТО не решатся туда сунуться, опасаясь чрезмерных потерь в своих рядах. Командование НАТО предпочтёт пытаться повлиять на разрешение ситуации в этом регионе путём различных политических интриг, но больших успехов на этом поприще так и не добьётся.


Слева карта предполагаемого раздела РФ, полученная с помощью математического моделирования профессором Г.Малинецким
Теперь несколько слов о двух других странах СНГ, также изменивших свой статус. Речь пойдёт об Украине и Белоруссии.
Украине удастся сохранить формальную независимость, пожертвовав Крымским полуостровом в пользу Турции, когда-то принадлежавшем Османской Империи, который при помощи союзников по НАТО будет отчленён от Украины, как говорится, "мирным путём" и "без единого выстрела."
Белоруссии повезёт меньше: она, как и Россия, утратит государственную независимость и будет де-факто управляться военной администрацией НАТО под прикрытием марионеточного правительства, номинальной главой которого станет бывший белорусский политэмигрант: худощавый седеющий брюнет невысокого роста. Именно в Белоруссии впервые в Европе удастся осуществить классический латиноамериканский сценарий: "дядюшка Сэм" ставит свои игральные фишки на политика-коллаборанта из числа "аборигенов", а тот, в свой черёд, делает ставку на американский штык. - Это для Европы беспрецедентный сценарий!
А. Светов: Что ты мог бы сказать в двух словах об остальных странах СНГ?
Доменик Рикарди: Что касается других стран СНГ, то все они сохранят формальную, а отчасти и фактическую независимость. Однако расстановка сил в этих странах, конечно, заметно изменится. Так, скажем, Азербайджан надолго попадёт в орбиту влияния Турции, в то время как сегодняшнее несомненное влияние Ирана в этой стране заметно ослабнет. Казахстан станет ареной длительной и изнурительной закулисной борьбы между соседним Китаем и Турцией (которую объединяет с этой страной устойчивая ориентация на ислам светского образца), и будущее правительство Казахстана будет более или менее успешно маневрировать между обеими этими силами: геополитической и культурно-религиозной.
А. Светов: Всё, что ты сейчас произнёс, выглядит поистине чудовищно! Мне кажется...
Доменик Рикарди: Извини, Андрей, я тебя перебью, чтобы вставить одно необходимое замечание. Я несу полную личную ответственность за свои слова. Под каждым словом своего прогноза я готов подписаться и готов отвечать за каждую произнесённую здесь фразу. Я полностью отдаю отчёт в серьёзности всего, что было здесь сказано. Моя ноша весьма тяжела: если предположить, что я всё выдумал, то тогда я - провокатор, достойный презрения и плевка в лицо. Если же признать, что я говорю правду, то тогда я - "предатель интересов Запада" и "пятая колонна" в своей стране.
Был такой хороший советский фильм, который назывался так: "Свой среди чужих, чужой среди своих". Так вот, это - я! Но я сделал свой выбор и никого не боюсь. Я пожил достаточно, у меня взрослые дети, и я заработал себе право быть честным перед своей совестью и ничего не бояться. Вот так.
Ты же понимаешь, что не весь Запад целиком состоит из открытых врагов России, которых меньшинство, и большинства "диффузных" обывателей, которым наплевать вообще на всё, что творится за калиткой своего дома. На Западе всегда были и есть друзья России - как актуальные, так и потенциальные друзья. И хотя для последних Россия - это как бы "другая планета", им всё-таки далеко не безразлично, будет ли она жить и дальше, или же внешние и внутренние силы разорвут эту планету на отдельные астероиды...
А. Светов: Хорошо. Теперь такой вопрос:
Для меня остаётся совершенно непонятным, какие предшествующие события приведут Россию к той ситуации, о которой ты рассказал? Каким образом Запад, Китай и Япония смогут одновременно решиться на интервенцию и оккупацию России? Почему Россия не сможет оказать успешное сопротивление этому вторжению? Что станет с ядерным арсеналом нашей страны? Будет или не будет использовано в этих событиях ядерное оружие?
Доменик Рикарди: Ты и сам отлично знаешь, что политическое и экономическое влияние современной России неуклонно ослабевает. Высшие эшелоны власти поражены повальной коррупцией. В отношении коррумпированности бюрократии Россия уступает, кажется, только Нигерии, где эта болезнь ещё более вопиюща. Этот процесс разложения российской законодательной и исполнительной системы будет продолжаться и дальше, пока не достигнет своего максимума и "точки бифуркации", после которой тотальный распад всей государственной машины станет неизбежным.
Одновременно с этим демографическая ситуация в вашей стране выглядит весьма плачевно. Смертность намного превышает рождаемость, население стареет, а огромный уровень безработицы среди активной части населения имеет своим следствием рост преступности и алкоголизм. Я своими глазами видел на русских кладбищах целые аллеи, состоящие из свежих могил русских бандитов, убитых в гангстерских войнах. А как пьют в русской провинции - не мне тебе говорить! Я и сам иной раз люблю крепко поддать, из-за чего моя жена называет меня "юконским алкашом" и "Джонни - красный нос" (это более ласковый вариант), но если бы она видела, как пьют и что пьют русские мужчины, то она - клянусь своей седой бородой! - сочла бы меня закоренелым трезвенником!
Понятно, что такая ситуация долго продолжаться не может. Мне кажется, что и сами русские отлично понимают, что их страна, малозаселённая и экономически ослабленная, но фантастически богатая природными ресурсами, уже давным-давно является объектом самого пристального внимания финансовых и промышленных бонз и на Западе, и на Дальнем Востоке. В этот самый момент, когда мы с тобой едем в поезде, пьём кофе и разговариваем, их компьютеры дымятся, просчитывая различные "варианты" и "планы действий", при ознакомлении с которыми, будь они обнародованы, волосы встали бы дыбом не только у русских, но и у западных обывателей.
Ты можешь спросить: "За что они нас так ненавидят?" Я же тебе отвечу, что на самом-то деле "бескорыстная" ненависть присуща лишь очень немногим влиятельным маньякам, таким, например, как Збиг Бжезински или миссис Олбрайт. Это самые настоящие патологические русофобы. Они вполне реальны - их можно потрогать рукой, если, конечно, позволит охрана (Смеётся.). Остальные важные господа просто-напросто очень и очень любят деньги. И совсем не какие-то там мифические "либеральные ценности" или "идеалы демократии", а один только острый крысиный нюх заставляет поворачивать их чуткие натренированные носы по направлению к России.
У меня создаётся впечатление, что ваше правительство вполне искренне почему-то хочет нравиться им, хочет услышать от них какие-то поощрительные слова, дескать, о?кей, братцы, вы молодцы! так держать! Мы вас поддержим и, может быть, дадим вам новые "транши"! (Кстати, этот термин из жаргона финансистов довольно двусмысленный: его бытовое значение во французском языке - разносортные колбасные обрезки, которые домохозяйки покупают для кошек и собак, - "des tranches mixtes".) Но по "траншам", которые уплывают неизвестно куда, нужно платить кабальные проценты, и отсюда возникла и непрерывно усугубляется ещё одна тяжкая беда России: долговое рабство у Запада.
Я предчувствую, что весьма скоро наступит момент, когда русское правительство наберётся смелости напрямую спросить у Запада: Чего вы ещё от нас хотите? Мы сделали всё, что вы хотели. Мы утвердили здесь ваши "либеральные ценности". Наша экономика - в ваших руках. Наш народ остался без работы и без будущего. Мы - ваши неплатёжеспособные рабы. Наше дальнейшее существование целиком зависит от вашей милости и от ваших продуктовых подачек. Так чем вы ещё недовольны? Чего вы ещё требуете от нас? И тогда Запад впервые скажет своё заветное слово: «Умрите!» И это будет последнее требование к народам России... И это слово будет произнесено не с ненавистью фанатика, а с холодным расчётом диккенсовского "дядюшки Скруджа", уже успевшего забыть о существовании своей очередной жертвы и бесстрастно подсчитывающего в уме будущие барыши...
А. Светов: И всё-таки ты пока ничего не сказал о войне и интервенции...
Доменик Рикарди: О какой войне? Слава Богу, никакой большой войны в России не будет! Будущая оккупация, несмотря на свою стремительность, будет носить относительно мирный и организованный характер. Смена администраций на местах по всей западной части России займёт всего несколько недель. (В китайской зоне этот процесс пойдёт медленнее в силу ряда объективных причин, о которых я сейчас, за недостатком времени, не стану говорить подробнее.) Россия не будет завоёвана, она будет "сдана на милость победителя" - есть такая средневековая формула. Военные арсеналы, включая ядерное оружие, по договорённости НАТО с Китаем, перейдут под полный контроль американцев, и впоследствии тяжёлое вооружение будет частично вывозиться за пределы России, а частично уничтожаться на месте. Российская армия будет расформирована и демобилизована, и единственными "аборигенами", которым будет официально позволено иметь стрелковое оружие, останутся охотники, егеря и сотрудники милиции.
А. Светов: Насколько изменится повседневная жизнь рядовых граждан России? Станет ли она лучше или хуже, чем сегодня?
Доменик Рикарди: Поначалу никаких больших изменений в повседневной жизни местного населения не произойдёт. В западных зонах не будет ни массового голода, ни эпидемий, ни серьёзных беспорядков. Все основные нужды населения (включая традиционный русский напиток) будут незамедлительно удовлетворяться, а все проявления протеста будут подавляться быстро и жёстко. (Замечу в скобках, что это не касается юга России, где, как я уже говорил, будет совсем иная ситуация.)
Но это обманчивое относительное спокойствие и благополучие не сможет продолжаться долго. Позднее народы России ждут поистине драматические испытания. Скажу тебе откровенно, что если бы я был российским гражданином, я постарался бы очутиться во французской или, на худой конец, в германской зоне оккупации, но ни в коем случае не в британской или американской !
А. Светов: Я не совсем понимаю, что ты имеешь ввиду. Ты говоришь какими-то загадками, а у меня, честно говоря, не хватает воображения для того, чтобы попытаться их разгадать. Не мог бы ты разъяснить мне всё это конкретнее?
Доменик Рикарди: Дело в том, что история имеет обыкновение повторяться, а большим европейским нациям свойственно на протяжении столетий сохранять свои традиционные привычки и рефлексы при контактах с другими народами и культурами. У англичан - одни рефлексы, у французов - совсем другие, у итальянцев - и вовсе специфические.
Поясню это на примере моей родины - Канады. Как известно, эта страна условно разделена на две части - западную часть, то есть Британскую Колумбию, и восточную часть, то есть провинцию Квебек. Британскую Колумбию заселяли в основном англичане и ирландцы, и там говорят по-английски. Квебек заселялся в основном французами, и естественно, что там доминирует французский язык и французские традиции. И британские, и французские переселенцы вступали в разнообразные отношения с местными индейскими племенами, и далеко не всегда эти контакты носили мирный характер.
Для белых все индейцы были на одно лицо: культурные и языковые различия между индейскими этносами белых переселенцев нисколько не интересовали. В представлении канадского француза и канадского англичанина все они были "варварами" и "дикарями". Но если для английского пуританина это были почти животные, "факинг догс", навсегда потерянные для постного англиканского рая, то для французского переселенца это были живые люди - со своими человеческими правами и своей человеческой судьбой.
Эта разница между французами и англичанами в отношении к индейцам имела и чисто житейское продолжение. Так, если англичанин решался взять в жёны индианку, даже крещёную, то он, как правило, вынужден был бежать в Квебек, так как в родной Британской Колумбии он подвергался остракизму и изгонялся из общества "джентльменов" и вообще "порядочных людей". Отныне он становился изгоем и нечистоплотным "трахальщиком скво".
Между тем, в Квебеке таких явных проявлений расизма никогда не было. Смешанные браки французов с индианками были заурядным явлением, которое никого не удивляло. В Квебеке были даже целые посёлки, целиком состоящие из метисов или смешанных семей.
Я уверен в том, что эта разница в реакции на "аборигенов" постепенно проявится и в России, когда она будет заселяться "белыми людьми". Поэтому, будь я русским, я предпочёл бы жить не в британской зоне ответственности, а во французской. Во всяком случае, во французской зоне мне никто не бросит в спину: "факинг дог!" Моё мнение лишено всякой предвзятости по той простой причине, что мои предки не были ни французами, ни англичанами. Моя мать была украинкой, а отец - итальянцем из Ломбардии.
И ещё два слова на ту же тему.
Так же, как американские пионеры в Вест-Индии плохо различали между собой индейские племена, на самом деле очень разнообразные по культуре, языку и обычаям, точно так же современные европейцы и американцы не видят никакой разницы между народами России. Неважно, кто ты - русский, татарин или якут, - ты "рашен", ты "абориген", то есть, ты не "американ" и не "юропиан", и никогда им не будешь, даже если станешь очень стараться.
Вот сейчас они подняли тему: "Русская мафия наступает!" В нашумевшем деле о "калифорнийском бензине", которого за 5 лет было украдено на полмиллиарда долларов, было три десятка фигурантов - "русских мафиози". Но среди них не было ни одного этнического русского, хотя все они и были выходцами из Советского Союза. Но эти моменты янки не улавливают. Для них вы все на одно лицо.
В общем, что бы ты ни предпринимал в целях своей добровольной ассимиляции, как бы блестяще ты ни заговорил по-английски, ты навсегда останешься в их глазах "чужаком" и "человеком второго сорта". Тебе постоянно будут давать это понять, но никогда в трезвом виде не скажут тебе этого в лицо. Понимаешь, о чём я говорю?
В Штатах было такое большое индейское племя - чироки. В какой-то момент они решили не воевать с янки, а стать янки. Они крестились у методистов, оделись в европейские одежды, заговорили по-английски и отдали своих детей в школы для белых. Они думали, что проблема решена - ведь они во всём уподобились янки. Но не тут-то было! Когда на их землях нашли золото, их без всяких церемоний прогнали штыками из своих домов и заставили переселяться на "Дикий Запад". Они безропотно перебрались на запад, потеряв в этом переходе половину своего народа, но вскоре там нашли нефть, и история повторилась... Чироки думали, что, предав своё прошлое, они перехитрят судьбу, но в итоге судьба перехитрила их самих. В своих скитаниях они гибли тысячами и не сопротивлялись. В это же самое время воинственные сиу и делавары тоже гибли тысячами, но они гибли в боях с "бледнолицыми", а не в попытках стать "бледнолицыми"...
В общем, изучайте историю индейцев, скоро она станет для вас весьма актуальной!
Ваши сегодняшние "демократы" и "западники" напоминают мне космополитичных чироки и пуэблос, которые вымерли, когда соблазнились фальшивым блеском стеклянных бус и захотели стать "цивилизованными" на западный манер. Ваши "патриоты" и "государственники" воинственны, как делавары, стремившиеся сохранить свою самобытную культуру и свой образ жизни под напором циничных и алчных "бледнолицых", экспансию которых, действительно, могло остановить только одно оружие: великая мощь духовного сопротивления.
Этими индейскими аллюзиями я не хочу никого обидеть. Как убеждённый мультикультуралист, я не считаю культуру "бледнолицых" в чём-то превосходящей индейские культуры. Что же касается конкретно российской культуры, то лично я считаю её гораздо более позитивной и жизнеутверждающей по сравнению с культурой "гнилого Запада". В самом деле, каких идеологических авторитетов дал Запад в ХХ веке? Шпенглер, Сантаяна, Штайнер, Сартр, Делез, Леви, - одни сплошные декаденты и мазохисты! И эти кладбищенские призраки заставляли внимать себе целые поколения?! На этих американских и европейских кладбищах духа никогда не смогли бы родиться великие российские пророки: Чаадаев и Кропоткин, Лев Толстой и Достоевский, Циолковский и Вернадский... Прислушайтесь к словам "одинокого траппера":
Не верьте Западу, потому что он вас обманет! Не верьте басням о "либеральных ценностях", потому что они лживы! Единственной вещью, обладающей несомненной ценностью в глазах дядюшки Сэма, являются деньги, только деньги! Вы же сидите на деньгах, так как ваши ресурсы легко конвертируемы в зелёные бумажки, которые печатают за океаном. Когда же речь идёт о деньгах, нет такого преступления и нет такой подлости, на которые не пошёл бы дядюшка Сэм, чтобы их заполучить! И хотя правда на вашей стороне, он слишком силён и слишком коварен! Перефразируя одну вашу сюрреалистическую поговорку, я скажу так: у вас не хватит шапок, чтобы его закидать! Сейчас вы для него - довольно лёгкая добыча. И не сомневайтесь - он свой шанс не упустит!
Я уверен, что многие русские политологи и сами могли бы дать такое же "грозовое предупреждение", да только ангажированная русская масс-медиа не выдаст его в эфир...
Послушай, мне не хотелось бы выглядеть здесь этаким очередным заграничным болтуном, которые наводнили вашу страну и налево-направо раздают свои "мнения" и "советы", которые никогда не срабатывают. Эти безмозглые "эксперты по всем вопросам" вообще не знают о реальности ничего достоверного, кроме, разве что, точного количества штанов, до дыр протёртых ими в Гарварде. В отличие от этих господ я отнюдь не считаю, что знаю о России нечто такое, чего не знают о ней сами русские. И я не утверждаю, что сказал здесь что-то неожиданное и новое. Мне лишь хотелось ещё раз напомнить о страшной опасности, которая угрожает этой стране. Я ведь не уличный проповедник Апокалипсиса, а просто один из второстепенных последователей доктора Зорге, который пытается из своего далёкого угла предупредить вас о приближающейся Катастрофе.
А. Светов: И всё-таки, Доменик, что, по-твоему, является в России той реальной духовной основой, которая могла бы сплотить наши народы ради того, чтобы обеспечить собственное выживание и сохранение независимости нашей страны?
Доменик Рикарди: Во всяком случае, этой основой не могут являться ни традиционные секулярные идеологии, ни традиционные религии.
К концу ХХ века мы увидели собственными глазами, как секулярные идеологии, одна за другой, во всём мире потерпели полный провал.
Все эти бесчисленные "позитивизмы", "большевизмы", "прагматизмы", "национал-социализмы", "маоизмы" и "либерализмы" благополучно вымерли повсеместно, и уже никакая сила не способна вдохнуть в них новую жизнь.
Забавно наблюдать, как бывшие арабские "прогрессисты" отпускают бороды и совершают хадж в Мекку. Забавно наблюдать, как бывшие советские "партократы" терпеливо выстаивают обедню, поминутно крестясь той же самой рукой, которая когда-то перелистывала Маркса и любовно поглаживала новенький партбилет.
Но последствия для будущего у всех этих идеологических метаморфоз могут быть самыми плачевными.
Скажем, Россия - страна многоконфессиональная, и сегодняшнее абсолютизирование одной из конфессий, то есть православия, не может не вызывать внутреннего отторжения и глубинного духовного "исхода" из России российских инаковерующих, в частности, мусульман, которых в России более 20%. Тезис о том, что "Россия - православная страна", а "Москва - Третий Рим", не способен воодушевить ни бурятского ламаиста, ни столичного еврея, ни казанского мусульманина.
Кроме того, не стоит забывать и о том, что православие в России явилось причиной по крайней мере двух гражданских войн из трёх основных. Так, крещение Руси в 988 году явилось причиной двухсотлетней религиозной междуусобицы, которая колоссально ослабила страну и сделала её лёгкой добычей Орды. Церковный раскол ХVII века спровоцировал ещё одну гражданскую войну, отдельные очаги которой тлели вплоть до конца XVIII столетия...
Нет, я не думаю, что православное христианство могло бы стать той самой силой, которая смогла бы спасти Россию в её будущих испытаниях. Вспомним историю Сирии и Египта: мало кто ещё помнит, что когда-то это были мощные православные государства. Православие не спасло от молниеносного уничтожения турками в 1453 году и "второй Рим", то есть Константинополь и могучую Византийскую империю. Не спасло оно и Российскую империю в 1917-ом году, хотя Николай Второй и построил за годы своего царствования более 10 000 церквей...
А. Светов: Но если ни одна из религиозных систем и ни одна из, как ты выражаешься, "секулярных идеологий" не способны стать духовной основой для будущего сплочения общества, то что вообще смогло бы их заменить в этом качестве?
Доменик Рикарди: Ваш мыслитель Пётр Чаадаев (который, кстати сказать, писал на превосходном французском языке) полагал, что Россия является как бы гигантским полигоном, на котором отрабатываются только такие варианты будущего, которые должны стать уроком для всего мира о том, как ни в коем случае не следует поступать. За это Чаадаева объявили сумасшедшим. Я думаю, меня не объявят здесь сумасшедшим за то, что я исповедую прямо противоположную позицию: я глубоко уверен в том, что Россия - если, конечно, её не растерзают стервятники с Запада - должна дать всему миру именно тот образ будущего, который окажется приемлемым для всего остального мира.
Это также было глубоким убеждением великого американского провидца Эдгара Кейса, которого я считаю своим духовным учителем. Незадолго до смерти, в самый разгар "холодной войны" он писал о том, что спасение мира и его преображение придут именно из России и что именно Россия должна дать миру совершенно иные духовные измерения, которые захватят коллективное сознание всех народов планеты.
А. Светов: В свете всего вышесказанного это звучит не очень-то убедительно...
Доменик Рикарди: И тем не менее, такой исход возможен, потому что к тому есть свои причины и обстоятельства, хотя они и не лежат на поверхности. Та духовная парадигма, которой Россия давно беременна, кажется, ещё не имеет своего имени. Но это не имеет значения: имя, как правило, дают после рождения младенца, а не до того. Я могу сказать лишь одно: эта новая духовная парадигма будет связана, в основном, с людьми из России. Не будет преувеличением сказать, что от успеха этого предприятия зависит не только ваше спасение, но и спасение для всего мира. Теперь у вас, как единоличных собственников этого пока не выкопанного сокровища, выбор простой: победить или умереть вместе с нами!
Райнер-Мария Рильке говорил, что европейская духовная элита едет в Ясную Поляну не за тем, чтобы поглазеть на Толстого, а для того, чтобы найти в России собственную заблудившуюся душу.
Но вскоре русские теософы, Блаватская и Рерих, сбили с толку всех этих западных искателей и направили их по ложному пути: дескать, не ищите здесь ничего, тут всё уже исхожено и ничего не найдено, а идите-ка вы на Восток, в Индию...
Но в Индии местные брахманы-интеллектуалы в лице Вивекананды и Ауробиндо решительно отправили этих европейцев назад, в Россию - искать там...
А там - бах! - революция...
Так западная мысль надолго заблудилась в поисках своего спасения и постепенно погрязла в самом откровенном цинизме и духовной апатии, в которой она и пребывает поныне...
На Западе если и не говорят вслух, то подразумевают: ну и что, что у нас больше нет души, а у русских, по слухам, она вроде бы ещё есть. Зато мы богатые, а они - нищие! Но на самом-то деле настоящие нищие - это они сами: "нищие духом" представители "золотого миллиарда". Ужас их положения заключается ещё и в том, что они уже не в состоянии даже осознать всю глубину своего духовного обнищания.
Они считают себя "носителями цивилизации", хотя на самом-то деле они являются наихудшими варварами, когда-либо жившими на Земле, так как их ненасытная алчность (теперь заменяющая им духовную жажду) в последние десятилетия подрывает саму основу существования нынешней земной формы жизни на Земле. Здесь я имею в виду глобальный экологический кризис, 90% ответственности за который несёт Запад и "золотой миллиард" его населения...
Что же касается меня лично, то я продолжаю верить в то, что предмет наших духовных поисков всё-таки находится именно в России. Хотя он всё ещё не выставлен на всеобщее обозрение. Нам всем надо бы поспешить с этим делом. Только так мы смогли бы сообща спасти весь этот обезумевший мир, пока ещё не поздно!

задумался о голосе

замечал, что у носителей английского, голос значительно ниже, нежели у носителей русского
диапазон звука смещен вниз
у тайцев, голос звучит как у геев

можно гипотетировать на тему генетических отличий, однако даже у азиатских американцев голос ниже нежели у русских

особенно это заметно у женщин

...life is a lesson - you learn it when you're through.

--Limp Bizkit

"Love is like a flower, even the most beautiful kind dies".

-- Till Lindemann - RAMMSTEIN

Happiness is not achieved by the conscious pursuit of happiness; it is generally the by-product of other activities.

- Aldous Huxley

Человек не может получить свободу извне больше той, которой он обладает изнутри. (Т. В. Мурановский, доктор философских наук)

People may forgive, life won't.