Работала в юридической клинике. Надзирателем.
Обязательно напишу об этом в своём резюме. Чтоб меня уже точно не взяли ни в одно из тех ведомств, куда так настойчиво зазывают.
Клиника - она клиника и есть. Во всех смыслах слова.
Белоснежные стены и потолки в коридорах. Тишина, которая давит, в аудитории-амфитеатре. Киловатты бесцветного света, тишина ещё раз и отсутствие свежего воздуха.
Зато понятно, почему работает это учреждение всего по два с половиной часа в день: дольше там просто никто не продержится без необратимых последствий для психики.
Студенты-юристы играют в юристов. Моё дело – не позволить им заиграться. Очень лёгкое дело, кстати, ведь заигрываться они совершенно не жаждут. А жаль.
Завещание Шрёдингера, недо_инцест, радиация на подмосковном участке – вот такие проблемы волнуют нынче сердца простых россиян.
- А «проблемы» пишутся с одной «м» или с двумя? – спрашивает девушка-практикантка.
На четвёртом курсе девушка учится. Э-эх.
Люди пугают меня. Я пугаю людей – теперь и без слов, одним фактом присутствия поблизости. Всё, как обычно. За исключением того, что катастрофически скучно. Нет, правда, ничего интересного: сплошь семейно-бытовой кошмар без смысла и выхода да земельное право.
Когда под конец заседания (или как там оно называется?) к нам внезапно пришли с вопросом про уголовщину, я только что в пляс не пустилась на радостях. И это притом, что уголовщина была откровенно дурная.
Сначала муж едва не зарубил жену топором. Из ревности.
Однако жену это не смутило. Всякое бывает, решила она, и, когда её несостоявшийся убивец пришёл в себя, продолжила жить с ним душа в душу. Я не понимаю, как можно жить душа в душу с человеком, который чуть не зарубил тебя топором из ревности. Просто не понимаю. Но я вообще много чего не понимаю в этой жизни.
Потом скончался сам муж. Довольно-таки неприятной смертью и при несколько странных обстоятельствах.
Жена – дивная женщина с фиолетовой шевелюрой – и её подруга думают, что его убили, скажем, свидетели. То есть, сначала заставили написать мифическое завещание в свою пользу, которого, в отличие от завещания в пользу жены, никто не видел, потом убили, а потом сделали всё, чтобы убийство признали естественной смертью.
Насчёт «признали», кстати, - это ещё вопрос, потому что протокол вскрытия никто не увидел. Эти милые женщины… нет, не потеряли его, а даже не находили. Так и сказали мне: нету его и не было никогда. Хотя само вскрытие было. Уже замечательно.
Дальше – лучше. Угадайте, что даме понадобилось от нас? Не заявление в полицию, не помощь в расследовании и даже не моральная поддержка. Ей надо было узнать, как, в случае чего, отсудить у коллег мужнино имущество. Без признания этих людей виновными в чём-либо. Вообще без расследования.
И правда. Какая разница, что люди кого-то убили (предположительно). И могут убить снова, если предположение на их счёт верное. Главное, чтобы на деньги и вещи не покушались.
Нет таких слов, как говорится.
Заходил к нам на огонёк и странный субъект со взглядом в никуда и обкусанными почти до костей ногтями. Пока дама с фиолетовой шевелюрой вещала про ужасы семейной и не только жизни, он заговорщицким шёпотом призывал меня порыться в архивах некоего завода. Там же страшные тайны должны храниться всенепременно!
Потом оказалось, что этот товарищ – постоянный клиент клиники. (И почему меня это не удивляет?). Приходит практически каждый день и сообщает о новом вселенском заговоре. А в свободное от просветительской деятельности время он ходит на открытые лекции к каким-то технарям. Бедные технари!
Что до меня самой, у меня тут продолжение банкета маячит на горизонте. Новые заседания клиники, то бишь.
Мы будем держать вас в курсе событий!