Дождливым летом 1812 года на площади небольшого белорусского местечка, перед костелом стояли двое. Один – в длинном монашеском хабите, холеные руки с настоятельским перстнем прячутся в рукава, заостренные черты лица деланным смирением отвлекают внимание от лиц братии и мещан, толпящихся поодаль. Серый походный мундир другого резко контрастирует с пышными киверами офицеров свиты. Императорский экипаж подан. Пора ехать. В наступившем молчании человек в сером мундире последний раз поднимает взгляд на башни костела и устало усмехаясь, говорит настоятелю: «Жаль, что я не могу взять этот храм с собой в Париж. Собору Нотр-Дам было бы не стыдно соседствовать с ним».

Такие слова Наполеона Бонапарта сохранила для нас история. 18 июля 1812 года император Франции, двигаясь по дороге из Вильно в Полоцк, прибыл со своим штабом в местечко Глубокое. Наполеон попал в грозу. Дороги оказались непроходимы, пришлось пережидать непогоду в лежавшем на пути французской армии городке.
Император провел в Глубоком десять дней. Настоятель здешнего кармелитского монастыря предоставил ему собственные покои. Бонапарт писал, затем, стоя у окна, подолгу смотрел на безмятежные “le plain de Glubokoje” (глубокские равнины), залитые дождями. Ожидая подхода тяжелой артиллерии, застрявшей где-то на размытых водой дорогах, император составляет знаменитое «Обращение генеральной конфедерации к полякам», с призывом сражаться в составе французской армии. Отметим, что многие представители шляхты видели в Наполеоне освободителя от власти России, в состав которой польские и белорусские земли вошли после раздела Речи Посполитой в 1795 году. И наши земляки действительно встали под знамена французской армии…
Знал ли император, что его отбытие из Глубокого станет первым шагом на пути к концу? И не было ли божьего знамения в этой страшной грозе?.. И может быть не случайно судьба забросила Бонапарта в этот маленький провинциальный городок с огромным и прекрасным собором, напомнившим ему Францию? Кто знает…



Итак, наш путь лежит в Глубокое… Чего только не видела, не пережила белорусская земля!
Глубокое можно было бы назвать глубинкой – расположено оно на севере Беларуси, в Витебской области, в краю холмов и озер. Но в наши дни этот город – самый крупный населенный пункт на трассе Полоцк-Вильнюс. Значит – не глубинка вовсе. Глубокое - узел на нити-пути, много веков связывавшем древний Полоцк с Вильно - столицей Великого Княжества Литовского. Этот узел истории сшил воедино старинные гостинцы, ведущие в Дисну, Миоры, Браслав, Поставы, Минск,
Впервые Глубокое упоминается в документах в 1514 году. Развивалось оно, как типичное местечко. Это ласковое слово происходит от польского «miasteczko” – городок. Местечки были отличительной осбенностью Великого Княжества Литовского – небольшие по количеству населения, они часто имели все атрибуты города, в том числе и магдебургское право, а уклад их жизни был построен на деятельности ремесленных цехов.
Древний глубокский замок разместился на перешейке между двумя озерами. Одно них них называлось Великим, или Кагальным (напоминание о еврейском прошлом местечка), второе – Березвечским. В раскинувшемся на его берегу фольварке березвеч в старину существовала православная церковь. Был храм и в глубоком. Документы 16 столетия упоминают служившего здесь священника Никифора. О древности православия на глубокской земле, входившей когда-то в состав Полоцкого княжества, свидетельствует легенда.



Рядом с Глубоким есть небольшое озеро Кривое. Рассказывают, что в нем утопился кривой колдун, не вынесший ухода своей единственной дочери в монастырь к Евфросинии Полоцкой.
Когда стоишь на берегу Березвечского озера, кажется. Что ты вдыхаешь настоящий ветер истории. Вспоминаются строки летописей, рассказывающие о полоцком князе Рогволоде и его гордой дочери Рогнеде, ставшей женой князя Владимира, крестителя Руси. Через него она приняла православие и основала первый на земле Белой Руси монастырь. От сына Владимрира Изяслава произошла династия белорусских князей Изяславичей, княживших в Полоцке. Здесь, в древнейшем белорусском городе, была образована старейшая православная епархия, прославились первые белорусские святые – Мина и Дионисий, преподобная Евфросиния. Здесь, как в далеком Константинополе, посторена церковь святой Софии Премудрости Божией…



Основателями православных храмов, паломниками и молитвенниками были владельцы Глубокого Корсаки. Основатели этого рода были православными шляхтичами. Но по иронии судьбы именно Корсакам город обязан своим католическим прошлым.
Начало 17 столетия стало для белорусской земли временем церковного раскола – брестской унии. Владелец Глубокого Иосиф Львович Корсак, староста Мстиславский и Дисненский, поддержал унию и пригласил в свои владения католических и униатских монахов. В 1639 году приехавшие из Вильно монахи кармелиты начинают строительство монастыря в центре старого замка. Корсак лично руководил работами. По его распоряжению в Глубоком строится так же Троицкий костел, основывается католический монастырь в Удело, базилианский униатский – на месте православного храма - в Березвече. После смерти фундатора все принадлежавшие ему земли становятся собственностью отцов-кармелитов.
Во времена Иосифа Корсака город разделялся озерами на две половины. Корсаки владели меньшей частью Глубокого, той, где стоял старый замок. Большая часть принадлежала Радзивиллам. Здесь, на Базарной площади красовался их дворец. Сегодня это центральная площадь Глубокого. Улица, когда-то называвшаяся Замковой, соединяет ее с меньшей по размеру площадью, на которую выходят фасадами православный собор Рождества Пресвятой Богородицы и католический Троицкий костел.



Кармелитский монастырь в Глубоком был одним из богатейших в Беларуси. Обширные земельные владения приносили ему огромный ежегодный доход в 13000 серебряных рублей. В монастыре проживало более ста человек. В 1720-1735 гг. фасад костела был перестроен и приобрел современный вид. К храму были пристроены каменные двухэтажные жилые корпуса. Небывалый по тем временам размах строительства, роскошь отделки поражали богомольцев. Нет единого мнения об авторе проекта фасада храма в Глубоком. Считается, что это знаменитый архитектор Ян Глаубиц – «отец виленского барокко», перестроивший полоцкую Софию.
Кармелиты из Глубокого помогали войскам Наполеона в 1812 г., укрывали и лечили повстанцев Калиновского в 1864 г. После подавления восстания правительство закрыло монастырь. В 1867 г. начинается перестройка костёла в православную церковь. В 1878 г. она была освящена.
В советское время в зданиях бывшего кармелитского монастыря размещался маслосырзавод, в обширных подземельях, хранящих еще много тайн, были цеха и склады консервного завода.
Глубокские храмы поражают уже издалека. Вот мы въезжаем в город, движемся среди маленьких одноэтажных домиков, бетонных заборов, раскрошившихся тротуаров, магазинчиков, по пыльным узким улочкам и вдруг – справа между домами мелькает голубая гладь озера, за которым стреляют ввысь свечи-башни двух храмов – голубого и желтого. Именно такими – огромными, устремленными в небо так, что захватывает дух, увидел эти храмы Наполеон Бонапарт летом злополучного 1812 года.
Храмы в Глубоком считаются лучшими образцами стиля барокко в белорусской архитектуре. Но есть в их облике нечто, на первый взгляд стилю барокко не свойственное – какая-то готическая печаль, наследие средневековья, устремленность в небо, почти отчаяние. Высокие башни-колокольни напоминают протянутые к Богу руки, в них слышится мольба и страдание посреди пышного и цветущего мира. Но страдание это - с проблеском надежды. Остановившись у тонкого, вычурного, действительно почти парижского фасада собора Рождества Богородицы понимаешь - здесь живет душа православного храма, заключенная в стены западной, католической постройки. Здесь дышит история белорусской земли – на месте православной церкви был построен костёл, затем вновь ставший православным храмом. В этих стенах соединились восток и запад, две традиции архитектуры, два пути поиска веры.
Как брат-близнец стоит рядом с православным собором Троицкий костел. Оранжевый напротив голубого. Но такой же мягкий, как оттенок их стен, продолжается спор этих храмов – богословский, архитектурный, исторический…



Вспоминается персонаж старого фильма, который мог так же стоять и смотреть на глубокские храмы. Знахарь – Антоний Косиба – много паломничал, исходил в своих странствиях всю Польшу. Его путь стал поиском утраченной памяти, попыткой отыскать самого себя. Антоний долго молился под сводами храмов, разделяя боль и просьбы о помощи тысяч таких же, как он сам – бедных, скорбных паломников, просящих Богородицу об исцелении, о чуде. Антоний понял это, чтобы сказать слова утешения больному юноше. Слушая рассказ знахаря о его паломничестве к католической чтимой иконе Богородицы, в Ченстохову, тот с надеждой спрашивает: «А православным она помогает?»
Христианский, глубокий мотив ясно звучит в романе писателя Тадеуша Доленго-Мостовича, долгое время жившего в Глубоком. Как знать, может быть, замысел знаменитого «Знахаря» зарождался именно здесь – у глубокских святынь?
Имя писателя несправедливо забыто сегодня в Беларуси. Оно и понятно – он был нашим земляком, но жил в «междувоенной» Польше, говорил и писал по-польски, большую часть времени проводил в Варшаве и Вильно. По книгам и сценариям Доленго-Мостовича снимались фильмы, он был фантастически популярен и богат. Жизнь писателя нелепо оборвалась 20 сентября 1939 года - он не остановился, услышав на улице грубый бранный окрик солдата-красноармейца и был убит выстрелом в упор. Такую же смерть странным образом повторил спустя несколько лет еще один знаменитый литератор «междувоенной» Польши – еврей Бруно Шульц, застреленный эсесовцем прямо на улице…



Зайдя в храм, поклонимся чтимой иконе Богородицы «Достойно есть». Глубокский образ Богоматери – точная копия чудотворного образа, хранящегося в Карее на святой горе Афон. Как гласит надпись на иконе, икона стала даром «от некоторых беднейших русских святогорских иноков – патриотов всечестному о. настоятелю православной церкви в честь Рождества Пресвятой Богородицы в местечке Глубоком, Литовской епархии, Виленской губернии, Дисненского уезда, священнику Евфимию Диволовскому с причтом и приходом для сей церкви в неотъемлемое достояние, во благословение от св. горы Афонской сему храму, причту, прихожанам … в благодатную им всем помощь от всяких бед, зол и напастей …».


Мимо Троицкого костела направляемся в часть города, расположенную на берегу Березвечского озера. Здесь, в фольварке Березвеч, который в наши дни вошел в черту Глубокого, еще в XV столетии существовала деревянная православная церковь Михаила Архангела. Какой она была, мы не знаем. Скорее всего, поражала приходящих сюда богомольцев вовсе не пышностью архитектуры, а намоленностью своих бесхитростных деревянных стен.
Документом от 19 августа 1637 г. Иосиф Львович Корсак дарует «русским чернецам, принявшим унию с Римом, имение свое Березвечье со строением, населенными местами и угодьями». В 1643 году начинается строительство базилианского монастыря. Окончательно его архитектурный комплекс оформился в 1756 – 1763 гг. когда на месте старых деревянных построек возводятся каменная церковь с зимней часовней, жилой двухэтажный корпус, хозяйственные постройки. На берегу озера разместился живописный монастырский сад. Главным украшением обители становится церковь Рождества Богородицы.
Храм березвечского базилианского монастыря сохранился только на фотоснимках. Специалисты считали его одним из ярчайших образцов виленского барокко. Внешне он напоминал храмы в Глубоком - две башни-свечи горели крестами над спокойной озерной гладью. Церковь славилась уникальным кованым «вызолоченным» иконостасом, полностью металлическим, не имевшим аналога, была украшена множеством старинных икон. Потолок церкви украшала живопись «на пурпуровом фоне», выполненная неизвестным итальянским мастером и фрески в стиле «гризайль», создававшие ложную перспективу нарисованными нишами и колоннами. Великолепный храм, переживший несколько войн, был уничтожен в 1970 году, совсем немного не дожив до нашего времени.
После упразднения Брестской церковной унии в 1839 году монастырь в Березвече становится православным. Для него наступают непростые времена. Местные крестьяне, в то время бывшие почти поголовно католиками или униатами, перестают посещать Березвечский монастырь. Недоброжелательно настроенные к пришедшим в Березвечу православным инокам владельцы близлежащей корчмы затевают долгую судебную тяжбу с монастырём, казначей которого ходатайствовал о закрытии корчмы и прекращении пьяных драк у ворот обители. В результате монастырь проиграл дело и был оштрафован на крупную сумму.
В связи с тяжелым материальным положением, число насельников обители с каждым годом сокращалось: монахи уходили в другие, более известные и значимые монастыри. Когда к 1873 г. число братии сократилось до семи человек, монастырь был упразднен. Долгие годы он фактически лежал в руинах. Его возрождение начинается в 1901 г. в качестве женского. Пришедшие сюда матушки огромными трудами отремонтировали старые здания, возродили храм. Работы были окончены в 1910 г., а в начале 1915 г. в обители уже проживало более семидесяти насельниц. Благополучие Березвечи, достигнутое тяжким трудом, продлилось совсем недолго – началась первая мировая война. Монастырь превращается в военные казармы.
После завершения советско-польской войны, в 1921 году, когда Глубокое стало польским городом на границе с Советской Россией, в корпусах обители разместился полк пограничной стражи войска польского. Во время второй мировой войны в них был устроен один из самых страшных фашистских концлагерей – шталаг № 351. Здесь встретили смерть десятки тысяч военнопленных…
Казалось бы, годы войны должны были стать самыми страшными в истории старого монастыря. Но нет – смерть и мучения еще долго не оставляют это место. После освобождения Белоруссии в 1944 г. советские власти продолжают использовать концлагерь в Березвече по его прямому назначению – до начала 50-х годов здесь содержатся итальянские военнопленные. Впоследствии бывший концентрационный лагерь превращается в тюрьму, которой остается и поныне…
История монастыря в Березвече странным образом соединяет в себе святость монашеского подвига и ужас смерти, освобождение от власти мира, и полную потерю свободы.
Березвеча испытала на себе крайности человеческого бытия, из монастыря превратившись в тюрьму. Место, где свобода обретается, стало местом, где ее теряют. Устремленный ввысь храм-корабль, словно пришвартованный к берегу озера превратился в скопище грязных бараков, ржавых труб, вышек, обтянутых колючей проволокой, перечеркнутых покосившимися заборами. Святое место было осквернено. В наши дни, когда березвечский православный монастырь было решено возродить, строительство храма началось в стороне от зданий старого монастыря - восстановить взорванный храм, очистить сохранившиеся строения от следов тюремного прошлого попросту невозможно. Ведь в Березвече и сегодня содержатся особо опасные преступники, осужденные на пожизненное заключение. Так и стоят за колючей проволокой мрачные, толстостенные корпуса с барочными аттиками, будто плененные злобной чернью аристократы...







Покидая Глубокое, заедем на местное кладбище. Кладбищ в городе два. Одно из них – еврейское - возникло еще в XV столетии. Другое – христианское, хранит в себе очередную загадку Глубокого.
Имя барона Мюнгхаузена известно, вероятно, каждому из нас. Этот литературный персонаж давно вошел в число архетипов человеческой культуры. Удивительно, что реальный Мюнгхаузен жил на самом деле. Еще удивительнее, что прототип героя писателя Распэ действительно побывал в России, приняв участие в московской кампании Наполеона. Ну а уж самое невероятное - похоронен Мюнгхаузен в Глубоком и каждый местный житель с лёгкостью покажет путь к могиле знаменитого авантюриста.
Как гласит легенда, род Мюнгхаузенов происходит от рыцаря Хейне – героя крестовых походов, почитаемого народом и королями. Все потомки этого рыцаря умерли или были убиты во время войн. Остался в живых только один, бывший когда-то монахом. От него-то и произошли Мюнгхаузены, фамилия которых переводится как «дом монаха».
Кем был белорусский Мюнгхаузен, установить не удалось. Но сама идея того, что барон мог облюбовать Глубокое и провести там остаток дней своих не кажется такой уж невероятной: вспомним Наполеона. Еще один «французский» след на карте глубоччины – деревня под названием Париж в нескольких километрах севернее. Может быть, эти места стали для Мюнгхаузена на склоне дней местом его уединения, «домом монаха»?
И в этом – еще одно удивительное пересечение путей истории, завязанных в узле старых белорусских дорог…