На смерть городской усадьбы IXX века

Когда бурят неугомонный
Покинет грешный окоем,
Он в храм свой лично возведенный
К всенощной будет водворен,

И бывшие «партайгеноссы»,
В щепоть лукавые персты
Сомкнут, и нефтяные боссы
Пойдут, стыдясь, лобзать кресты.

Тогда, невидима для паствы,
В лубочный храм сквозь строй живых
Войдет совсем иная каста –
Конвой московских домовых.

У них начальником конвоя
Суровый дворник с Кадашей
Уж двести лет своей метлою
Он шантрапу метет взашей.

«Новопреставленный, пожалте», –
Осклабясь, дворник пробасит,
И злая ярость в мутной смальте
Зрачков его преобразит.

И беззащитную душонку
Забросят в темный лабиринт
Из мертвых комнат, где поземка
Обрывками газет кружит.

В провалах черных мертвых окон
Уже не виден свет живой,
Кора обоев, словно кокон
Из летописи вековой.

Там у стены комода остов,
В нем даже мыши гнезд не вьют,
Кровать и стол – последний остров
Для книг, что позабыли тут.

Пролом в стене и снова двери
Ведут в такой же мертвый дом,
Где вещи – запертые звери
В зверинце за двойным стеклом.

Где мнился выход долгожданный,
Лишь зеркала обратный свет.
Броди же, мытарь окаянный,
Таким, как ты исхода нет.

Бездомных домовых орава
Уж нагоняет и во мгле
Трепещет отблеском кровавым
Душонка в вечной кабале.

***

Колокольной колыбельной колыхнется полог листьев,
То Никола Заяицкий с небом начал разговор,
Он басит, как старый «дядька»: «По палатям, племя лисье!»
Но казаческую песню просит недорослей хор.

«Дон безбрежный, Дон бездонный, на Дону казак гуляет,
Третий год не шлет известий на Москву младой жене,
Белый сокол обескровлен, красный сокол побеждает,
Убиенных кровных братьев похоронит Дон на дне.

Дон кровавым Иорданом окрестил детей на бойню,
И не слышен Ярославны из Москвы тоскливый стон.
Остуди булат, казаче, поднимись на колокольню –
Там малиновый московский колокольный льется звон».

Колокольной колыбельной усыплен Болотный остров,
Под стекляшкой яркий фантик, что зарыли мы в песке –
Берсеневка – наш «секретик» и Царя нелепый остов
Из воды детей пугает медной грамотой в руке.

***

Город-морок, город-мрак, город-смрад,
Не игрок он – продувной конокрад,
Огорошит, опоит, отпоет –
Не спасешься, и никто не спасет….

Этот город лишь для тех, кто здесь свой,
Кто привык к его душе продувной,
Кому ясно, что ни рай здесь, ни ад –
Костюмированный бал-маскарад.

И для этих, для своих, не гостей
Город-клоун предстает без затей,
Накладную снимает туфту
И любуйся на его наготу...


hampelman (c)2009

И 10-го, и 11-го, и дальше на даче Муромцева по прежнему нужна
помощь: рабочие руки (мужчины), горячая еда (там очень холодно и
тяжело разбирать завалы, из под которых ещё можно успеть спасти
уникальные музейные экспонаты, а так же вещи и документы погорельцев), деньги.