Величайший польский пианист Иосиф Гофман без преувеличения может быть назван легендарным. Многие его современники, и среди них Рахманинов, Скрябин, Годовский, Падеревский, Стоковский, оставили потомкам восторженные отзывы об игре Гофмана. Свыше полувека продолжалась исполнительская деятельность музыканта, сопровождавшаяся порой триумфальными успехами. Особенно громкую славу принесли ему многочисленные выступления в России и США.











И. Гофман родился 20 января 1876 года неподалеку от Кракова. Его исключительная музыкальная одаренность проявилась так рано, что отец, Казимир Гофман, начал учить сына музыке уже с двухлетнего возраста. В восемь лет мальчик под управлением отца исполнил с оркестром ре-минорный концерт Моцарта, а в 10 лет — в Берлине с оркестром под управлением Ганса фон Бюлова он сыграл Первый концерт Бетховена. В 1887—1888 годах Гофман выступал в Соединенных Штатах Америки, где встречался с Эдисоном — изобретателем фонографа. Тогда и была сделана первая его запись.





С 1888 года И. Гофман занимался с известным польским пианистом Морицем Мошковским, а в 1892 году стал учеником великого Антона Рубинштейна. Незадолго до смерти прославленного артиста И. Гофман исполнил под управлением автора его Четвертый концерт, который навсегда вошел в концертный репертуар пианиста.





С 1894 года началась регулярная концертная деятельность музыканта, продолжавшаяся непрерывно вплоть до 1946 года. В 1951 году сделана последняя грамзапись И. Гофмана. Скончался он в Лос-Анджелесе в 1957 году.





Иосиф Гофман вписал золотую страницу в историю пианистического искусства XX века. Его творчество оказало огромное влияние на развитие музыкально-исполнительской культуры, особенно в России и Америке.





Однако какими бы яркими ни были отзывы и воспоминания об игре Гофмана, они не в состоянии воссоздать в сознании тех, кто не слышал музыканта, особенности его искусства. Лишь с появлением грамзаписи мы получили возможность ближе подойти к объективной оценке того или иного артиста. Это тем более относится к Гофману, о котором даже у современников были разноречивые мнения. Некоторые современные критики считают, что надо прослушать очень много разных его записей, чтобы составить более или менее правильное суждение об исполнительском облике пианиста. Отчасти это объясняется тем, что значительная часть известных нам записей Гофмана была осуществлена не в студиях, где можно переписать неудовлетворяющее артиста исполнение, а прямо с концертов.





При этом условия и качество записей часто не зависели от пианиста, многие из них сделаны в тот период, когда он был уже далеко не молод, болен и не всегда достигал прежних вершин своего исполнительства. С. В. Рахманинов — большой друг и почитатель Гофмана, посвятивший ему свой Третий фортепианный концерт и испытавший на себе его влияние, писал в 1936 году: «Лучший пианист, пожалуй, все же Гофман, но при условии, что он в духе или в ударе. Если нет, то прежнего Гофмана даже узнать нельзя». Именно этот поздний период наиболее полно представлен в записях И. Гофмана. Однако игра его сохраняет и сейчас удивительную впечатляющую силу. Записи, большей частью сделанные прямо с концертов, доносят живое вдохновенное искусство большого художника. Перед нами предстает образ ярчайшего виртуоза, поэтичнейшего лирика, высочайшего мастера фортепианной игры — представителя могучей традиции Антона Рубинштейна.





Влияние Рубинштейна нашло отражение и в других сферах деятельности Гофмана. В течение двенадцати лет он возглавлял Музыкальный институт Кёртиса в Филадельфии, где вел педагогическую работу. Им была разработана система преподавания, опирающаяся прежде всего на изучение традиций прошлого и на освоение молодежью всего классического наследия. В 1938 году, покинув свой пост, он намеревался большую часть времени посвятить записям на пластинки, с тем чтобы сохранить для современников и потомков те традиции, которые, по его словам, он унаследовал от А. Рубинштейна. К сожалению, этот важный проект он не смог осуществить.





Среди записей Гофмана оказались такие, которые долго лежали в архиве, и об их существовании ничего не было известно. Так, к счастью, оказались записанными оба фортепианных концерта Шопена. Однако место записи, а также оркестр и дирижера установить пока не удалось. Мы также не можем объяснить причины, по которым в оркестровой партии имеются купюры.





«С Шопеном связаны наиболее высокие творческие достижения артиста, и едва ли какой другой современный пианист может поспорить с Гофманом в исполнении Шопена... Шопена этот замечательный пианист играет неподражаемо и изумительно»,— писала еще в 1912 году одна московская газета.





Музыка Шопена (особенно его миниатюры, а также произведения раннего периода — концерты, „Andante spianato и большой блестящий полонез") на редкость соответствовала творческой индивидуальности Гофмана-пианиста. Поэтичность, мягкость, пластичность образов, классическое совершенство пропорций, кружевная ясность, чистота и прозрачность фактуры — эти черты шопеновской музыки очень ярко выражены в исполнении Гофманом Второго концерта. В этой интерпретации пианист более склонен к своему раннему стилю игры, когда все стороны его пианистического дарования были гармонично уравновешены: редкая чистота и отчетливость сочетались с легкостью и беглостью, в любом темпе рояль звучал красиво, благородно и разнообразно; фразировка-—живая, гибкая, непринужденная и естественная по дыханию — нигде не нарушала удивительно логичной, стройной целостной концепции. Знаменитое гофманское «туше» — его изумительное прикосновение к клавишам — доносят многие моменты записей.





Очевидно, с годами искусство прославленного пианиста отчасти утратило былую гармонию. Но многие прежние ценные черты сохранились в его исполнительстве, а в крупных формах появилось нечто новое, чего, вероятно, не было у молодого Гофмана. Его игра стала более дискуссионной, в его интерпретации все чаще вторгалось трагедийное начало, укрупнялся драматургический масштаб, появилась тенденция к более глубокому истолкованию философского подтекста произведений. И думается, что именно эти черты, ставшие характерными для позднего Гофмана, более чем когда-либо приблизили его искусство к традиции его учителя Антона Рубинштейна, встречу с которым пианист считал главным событием своей жизни.




В. Тропп