САЯТ - НОВА - "Я — певец любви. Откуда этот дар ниспослан мне?"

Пятница, 25 Ноября 2011 г. 20:09 + в цитатник

САЯТ - НОВА (Арутюн Саядян) (1712 - 95)

“Великий сын армянского народа, мощью своего гения превратил ремесло народного певца в высокое призвание поэта. Саят-Нова — это избранник провидения, кладущий благословение на свой век и на свою родину, его талант - великий дар неба, посылаемый не всем и не часто.” (В. Брюсов)

САЯТ-НОВА - армянский поэт, ашуг, мастер любовной лирики. Писал песни на армянском, грузинском и татарском (азербайджанском) языках. Состоял придворным поэтом и певцом грузинского царя Ираклия II. До нас дошли стихи более чем 230 призведений Саят Новы, из которых на армянском языке - 66, на грузинском — 36, на татарском (азербайджанском) — 125 песен. Основной мотив поэзии Саят Новы — любовь, воспетая им в ярких красках.

Саят-Нова родился и вырос в Тифлисе. "Из Индии? Нет, отец мой из дальних стран жил в Алеппо, а мать - авлабарка, мне дан свет в Тифлисе - свою в нем нашел я судьбу..." Так писал Саят-Нова о своем происхождении. К несчастью эти строки и еще несколько фактов - подростком Арутюн поступил в Тбилиси на службу к ткачу, а в дальнейшем, когда проявились его исключительные способности певца и музыканта, был приглашен во дворец грузинского царя Ираклия в качестве придворного певца; но здесь обнаружилось противоречие между взглядами Саят-Новы и придворно-аристократическими понятиями, что и стало причиной его отдаления от двора; Саят-Нова уходит в народ, сочиняет стихи, близкие народу, поет задушевные любовные песни, потом становится священником и с 1768 живет в Ахпатском монастыре - единственные достоверные сведения о великом ашуге из сказочной страны Сакартавело, и только художественное воображение позволяет создать версию его биографии…

“Шел 1712-й год… Карапет – паломник из святых мест -оказался в Тифлисе и женился на местной красавице Сарре. Спустя время у них родился сын. Арутюн Саядян - так записал в книге регистрации о новорожденных местный священник тер-Согамон и тут же окрестил его.

Шли годы. Мальчик подрастал и ничто не омрачало его раннее детство. Он тогда еще не знал, что является сыном бедняков, не знал отчего так часто вздыхает отец. "Карапет, не горюй! Господь велик и всемилостив, поможет. Вон какой богатырь подрастает у тебя. Отдашь его в ученики к ткачу, подработает, заживете лучше, чем когда-либо" - советовали и подбадривали такие же бедные и обездоленные соседи, как и он сам. Но Махтеси Карапет и думать не хотел об этом. Он давно заметил, что у маленького Арутюна ох, какая страсть к музыке и слогу, песне и стиху. А годы все шли и шли. Вечная забота о семье, недоедание и изнурительный труд сгорбили Карапета, он стал слаб и немощен. Подросток Арутюн, пожалев родителей, тайно от отца обратился к устабаши (главному мастеру) с просьбой научить его ткацкому делу. Через некоторое время лучезарный юноша овладел этим трудным ремеслом, приобрел сноровку, смастерил себе новый станок и стал работать в закрытом помещении. "Горе мне, сынок! Вместо школы и учебы - изнурительный труд. Чтоб ослепла твоя мать и не видела тебя несчастным" - причитала Сарра, каждый день отправляя сына на работу. Несмотря на занятость у станка, Арутюну все же удается научиться читать и писать. Но где, когда и у кого - этого не знает никто.

Поэтический дар у Саят-Новы обнаруживается еще в раннем детстве. В свободное от работы время он пишет свои первые стихи, учится играть на восточных инструментах - кяманче и сазе, сам же сочиняет мелодии на собственные стихи. Потом приходит первое признание.

О его поэтическом и певческом даре пока знают только соседи и люди из близлежащих районов Ортачалы и Харпухи, Сололаки и Авлабара. "Маш алла! Шени чириме! Ис ки цави танем!” – это разноязычные возгласы восхищения тифлисцев, пришедших на Майдан послушать молодого ашуга, красавца-юношу, гордо сидевшего на высоком камне с сазом в руках. "Но кто он, этот новоявленный ашуг? Ни татарин, ни перс, ни грузин. Откуда он взялся?" - вопрошал старец,- с Шейтан базара, то ли бедуин, то ли сам ашуг?

"Я - Саят-Нова!" - звонко воскликнул поэт и толпа, подхватив его псевдоним, что означает - царь песнопений, оповестила мир о новом чуде в ашугском искусстве.

Молва о растущей популярности молодого барда эхом отозвалась в покоях грузинского царя Ираклия Второго. "Этот юноша достоин внимания. Дворец - ему место, а не Сираджхана!" -- заключил великий царь и сделал Саят-Нову своим придворным певцом. Полюбил "владыка мира и солнце Востока" пиита своего, куда б не шел Саят-Нова с ним, везде и всюду. Со временем завязалась тесная дружба Льва и Соловья. А двор ревновал, а двор негодовал. …Но отчего так грустен поэт, о ком плачет его каманча, какая грусть камнем легла на его душу? Кругом поползли слухи: "Саят-Нова влюблен!.. В кого, в кого?". А поэт молчит - предмет его любви так недосягаем, где-то вблизи, совсем-совсем рядом и где-то вдали. Озлобленным вельможам царя все же удается разнюхать тайну поэта. "Как? В родную сестру самого царя?" А Арутюн Саядян, царь песнопений, вздыхал и угасал, совершенно безучастный к миру и клеветникам. "Я в жизни вздоха не издам, доколе джан ты для меня! Наполненный живой водой, златой пинджан ты для меня!.." - Так жалостно страдает его душа, так печально льется ее мелодия...

Дворцовые интриги коварных вельмож достигли цели. Поэт, весь охваченный величайшим чувством любви, был выдворен из дворца.

…Тифлис объят тревогой - персидский кровожадный правитель Ага Мухамед-хан собирается напасть на Грузию. Воздух был насыщен гарью войны. Царь Ираклий Второй в раздумьях - как предотвратить предстоящее кровопролитие... Он задумывает объединить силы трех основных народов Закавказья - грузин, армян и азербайджанцев в единый фронт против свирепого врага, но для претворения этой мудрой задумки нужен человек, любимец этих народов, авторитет, проникновенное слово которого сплотит их против общего ненавистного врага... Во чтобы то ни стало, надо срочно вернуть во дворец Саят-Нову... Желание царя осуществлено - Саят-Нова опять во дворце. Он счастлив и благодарен царю за подаренную ему возможность еще раз увидеть свою возлюбленную-яр, свою заветную мечту Анну Батонишвили. Обезумев от счастья, поэт восклицает: "Разве голоден был и едой подкрепиться пришел я? Слышать голос твой жаждал, беседой упиться пришел я, сам не помню, зачем, бестолковый тупица, пришел я?.."

Но райское счастье Саят-Новы длилось недолго. Придворные царя злоумышляют новые козни и добиваются своей черной цели. Ираклий Второй, и на этот раз удачно попав на удочку дворцовых интриг, разгневан, да так, что даже не позволяет Саят-Нове оправдаться. Он непоколебим. Поэт выдворяется из дворца раз и навсегда.

Саят-Нова в полном отчаянии. Тоска по Анне Батонишвили гложет его чувствительное сердце...

Он еще не знает, что коварная судьба преподнесет ему новые боли и муки, одна круче другой - высылку в далекую Персию, неожиданное кратковременное возвращение на родину для острижения в монахи и долгое служение священником в глухой провинции вдали от близких и дорогих ему людей, неожиданную смерть жены Мармар, подарившей ему сыновей Огана и Меликсета, а также дочерей - Сарру и Мариам, в сане вардапета вторую и последнюю высылку в Ахпатский монастырь.

А Тифлис тем временем все еще в тревожном ожидании предстоящей, никак неотвратимой войны. Весть о нависшем ужасе достигает и до стен Ахпата. Заботливый отец четырех детей спешит в Тифлис, чтобы спасти их от верной и неминуемой гибели. Он спешно их отправляет в Моздок, но вернуться в Ахпатский монастырь не успевает. Вторгшийся в город враг перерезает ему путь. Великий ашуг запирается в церкви. Взломав железные ворота святилища, кровожадные головорезы Мухамеда-хана настигают поэта, молящегося у алтаря, требуют выйти и отречься от своей веры. "Я христианин и армянин, христианином и армянином же умру" -- произносит он и начинает петь одну из своих песен. Саят-Нова поет, как никогда, с чувством негодования и собственного достоинства, поет с гордо поднятой седой головой: "Не всем мой ключ гремучий пить, особый вкус ручьев моих! Всем мои писанья чтить: особый смысл у слов моих! Не верь: меня легко свалить! Гранитна твердь основ моих!.."

Следует резкий удар меча. Потом второй, третий... А поэт все еще поет, не умолкая. Еще удар! Еще, еще, еще... Потом наступает необъяснимо тяжелая тишина и все замирает вокруг. Замолкает поэт, еле слышен последний шепот Гения: "Боже праведный, я раб твой навеки веков, прими грешную душу мою! Аминь!"

Это произойдет в один из теплых и ласковых сентябрьских дней 1795 года”- так представлял себе жизненный путь Саят-Новы заслуженный деятель искусств Грузии Михаил Григорян.

Рассказывают, что знаменитый ашуг Персии Шаади приходит как-то в Гюрджистан (Грузию) померяться силами с Саят-Новой в ашугском искусстве. Первым выступает Шаади. Он задает Саят-Нове тридцать вопросов, и на все тридцать вопросов Саят-Нова отвечает правильно, после чего начинает задавать вопросы сам. На двадцать пять его вопросов Шаади дает верные ответы, а на двадцать шестом начинает запинаться, путаться. А условие состязания такое: что кто не ответит на три вопроса, тот, значит, потерпел поражение. Саят-Нова задает следующие свои два вопроса. И не сумев ответить на них, Шаади признает себя побежденным и кладет свой саз на землю перед Саят-Новой - Никто не сравнится с Саят-Новой! А Саят-Нова подходит к нему, кладет ему на плечо руку и говорит: "Честь ашуга в его сазе, я не могу лишить тебя твоего инструмента - держи свой саз и знай: мы братья разной веры". Шаади тут же слагает песню и поет:

Много стран я обошел,
Много людей я видел,
Много ашугов я победил,
Никто не сравнится
с Саят-Новой!

Вот уже 85 лет, с 15 мая 1914 года, согласно прекрасной традиции, заложенной Ованесом Туманяном, каждый год, в последнее воскресенье мая, у могилы Саят-Новы, что у центрального входа собора Сурб Геворк, собираются люди на Праздник роз в честь гениального ашуга, царя песнопений. Участники торжества приходят с алой розой на груди и чествование Саят-Новы обращают в вечный праздник высокой поэзии.

Каждый из них, взяв слово, отмечает, что Саят-Нова не был обычным ашугом, обычным певцом, а настоящим философом и мудрым пророком, гениальнейшим поэтом и златоустым певцом, а также Учителем и заботливым наставником, глашатаем братства и дружбы между народами, непревзойденным влюбленным, для которого понятие Любовь являлась высшим земным и небесным даром, вечным праздником, который всегда с тобой.

Заветных тайн своих врагу не доверяй,
Когда-нибудь за грош продаст их негодяй.
Не будь завистником, чужого не желай
Отплатят этим же в недобрый час тебе.

Верь другу честному, люби его, как брат,
Не слушай клеветы, пусть за спиной шипят,
Не тронь змею ногой – ужалит, пустит яд
И пламенную кровь отравит в раз тебе.

Ты безумное сердце мне внемли:
Скромность возлюби, совесть возлюби!
Мир на что тебе? Бога возлюби,
Душу возлюби, деву возлюби!

Божий глас внемли и твори добро,
В житиях святых слово серебро!
Святых цели три: возлюби перо,
Возлюби письмо, книги возлюби.

Сердце, пусть тебя скорби не гнетут!
Знай, что хлеб и соль люди чести чтут!
Но не будь смешным, возлюби свой труд,
Мудрость возлюби, правду возлюби!

Так Саят-Нова, мудрость жить велит.
Что нам эта жизнь? Страшный суд грозит!
Душу сбереги: возлюби и скит,
Келью возлюби, камни возлюби!

******************************************************

******************************************************

Как соловей, томилась ты,
Как роза, распустилась ты,
Водой из роз омылась ты,
Омылась ты.

Равной в мире нет, равной в мире нет,
Равной нет, равной нет,
Несравненней нет!

Твоя краса лютей бича,
Ах, тоньше волос твой — луча,
К лицу — с павлинами парча,
К лицу парча

Равной в мире нет, равной в мире нет,
Равной нет, равной нет,
Несравненней нет!

Ты светишь солнцем и луной,—
Я по тебе томлюсь тоской, —
Ты носишь пояс золотой,
Ах, золотой!

Равной в мире нет, равной в мире нет,
Равной нет, равной нет,
Несравненней нет!

Парча румянцем зацвела,
С бюльбюлем слезы ты лила,
На щечке родинка мила,
Ах, как мила!

Равной в мире нет, равной в мире нет,
Равной нет, равной нет,
Несравненней нет!

О мне заплачет и скала —
Какие ты творишь дела!
Саят-Нову с ума свела.
С ума свела.

Равной в мире нет, равной в мире нет,
Равной нет, равной нет,
Несравненней нет!

Март, 1752

* * *
(Перевод В. Брюсова)

Ты, безумное сердце! мне внемли:
Скромность возлюби, совесть возлюби.
Мир на что тебе! Бога возлюби,
Душу возлюби, деву возлюби!

Божий глас внемли и твори добро,
В житиях святых слово — серебро;
Святых целей три: возлюби перо,
Возлюби письмо, книги возлюби.

Сердце, пусть тебя скорби не гнетут
Знай, что хлеб и соль люди честно чтут,
Но не будь смешным: возлюби свой труд,
Мудрость возлюби, правду возлюби.

Там, где господин, будь не горд, но тих;
Скромным будь всегда у господ своих:
Но у всех — душа: возлюби чужих,
Бедных возлюби, гостя возлюби.

Так, Саят-Нова, мудрость жить велит.
Что нам эта жизнь! Страшный суд грозит!
Душу сберегай: возлюби и скит,
Келью возлюби, камни возлюби!

* * *
(Перевод В. Брюсова)

Твой силен ум: таким рожден, — себя глупцу равнять зачем?
Меня за свой вчерашний сон презрительно считать зачем?
Я издавна горю, сожжен! опять меня сжигать зачем?
Устала ты, поверю я, меня же обвинять зачем?

Привет! — ведь ты сильна, как тот Ростом, сын Зала! — дочь царя!
Старинный твой прославлен род, красы зерцало, дочь царя!
Коль грешен я, пусть меч не ждет меня нимало, дочь царя!
Но господа побойся ты: напрасно враждовать зачем?

Кто ранен, позовет врача: не повредит, поможет он;
Раба ругают сгоряча, судиться все ж не может он.
Кто сердцем светел, как свеча, молву людей отложит он.
Я богом истинным клянусь: меня нещадно гнать зачем?

Не всем мой ключ гремучий пить: особый вкус ручьев моих!
Не всем мои писанья чтить: особый смысл у слов моих!
Не верь: меня легко свалить! гранитна твердь основ моих!
Так наводненьем без конца их тщетно подрывать зачем?

Бьет ветр морской, песок гоня: песка не меньше будет все ж!
Живу ль, не станет ли меня, — толпу напев разбудит все ж!
Уйду, но в мире с того дня и волос не убудет все ж!
В Абаш, к арабам, к индам прах Саят-Новы ссылать зачем?

1753

* * *
(Перевод В. Звягинцевой)

Друг, ты попал в сети любви,— песенный дар я для тебя.
Колких репьев не собирай,— мак, сусамбар я для тебя.
Спрячу тебя в тень от жары, пышный чинар я для тебя.
Смерти твоей я не хочу, персик, шакар я для тебя.

К розе чужой ты не стремись,— розы своей не обездоль.
Изредка к нам в сад загляни, дружбу храня, помня хлеб-соль.
Мир обойдя, ты не найдешь розы такой, ласковой столь,
Лишь бы другой не полюбил, верная яр я для тебя.

Лучше бы я не родилась, горе весне, сблизившей нас.
О соловей, не говори: краток цветка розовый час,
И в Индостан не улетай, что тебе ткань, бархат, атлас!
Все, чего ждешь, здесь ты найдешь, — шелка пожар я для тебя.

Богом клянусь: нежный мой цвет рад для тебя жертвою стать.
Будем с тобой весело жить, нам с соловьем грусть не под стать.
Пусть говорят все, что хотят, стану тебе я угождать.
Хочешь, создам вечную жизнь силою чар я для тебя.

Старит беда, стала и я старше от мук, Саят-Нова,
Чашу любви не отдавай в руки из рук, Саят-Нова,
Я привозной редкий атлас, верный мой друг, Саят-Нова,
Песенник свой в ящике скрой,— сладостный тар я для тебя.

1 апреля, 1754

* * *
(Перевод В. Звягинцевой)

Ах, не нужен мне лекарь, не нужен врач,
Дай иного, иного лекарства мне!
Жжешь, не лечишь ты рану, горит — хоть плачь,
Дай иного, иного лекарства мне!

А она: не тревожь, уходи скорей,
На другой, на другой ищи стороне
Не бывает добра от таких затей,
На другой, на другой ищи стороне.
На другой, увы, стороне.

Говорю ей: покоя не знаю я,
Стал бездельником, прочь бегу от жилья,
Тело чахнет, сгорает душа моя,
Дай иного, иного лекарства мне!

Отвечает: тебя мне не исцелить,
Сам ты горе свое научись избыть,
А не то оборвешь краткой жизни нить,
На другой, на другой ищи стороне.

Соловей я, а розу сожрет червяк,
Ты вложила мне в рану палючий злак.
Ах, и в книгах, и в песнях грустят не так,
Дай иного, иного лекарства мне!

Говорит: благо ты превратил во вред,
Ни боязни, ни совести, видно, нет,
Не гаси своей жизни неяркий свет,—
На другой, на другой ищи стороне.

Я сказал: золотишь ты волосы хной,
Подглядел как-то раз я в тиши ночной,
Стал мне смертью любви ненасытный зной —
Дай иного, иного лекарства мне!

— Пусть я царской короны аквамарин,
Пусть ты любишь меня, как Фархад — Ширин,
Пусть всегда мной любим был лишь ты один —
На другой, на другой ищи стороне.

Ах, не спорь, не кружи моей головы,
Захлестнуло мой челн волной синевы,
Коль умру, нет второго Саят-Новы,
Дай иного, иного лекарства мне.
Дай, увы, иного лекарства мне.

3 сентября, 1756

* * *
(Перевод В. Звягинцевой)

От любви, как Меджнун, горю,
Думой вслед за Лейли парю,
Ты не засти, гора, зарю,
Прочь, гора, уйди, говорю, отсюда, отсюда!

За самшит милых рук и плеч
Пусть войдет в мое сердце меч,
Рад к порогу любимой лечь
Хоть на камень. Ты слышишь речь — отсюда, отсюда?

Стан твой в шелк и атлас одет,
Держишь чашу, а в ней шербет.
От любовных томлюсь бесед.
Дай лекарства! Услышь, мой совет, отсюда, отсюда.

Сад люблю — садовник не я,
Знаю, кто хозяин жилья,
Песнь моя — призыв соловья.
Уходи, колючка репья, отсюда, отсюда

Саз — пиров упоенье — ты,
Монастырское пенье — ты,
Плод — садов украшенье — ты
Слышишь — Саят-Новы мечты — отсюда, отсюда?

5 апреля, 1757

* * *
(Перевод В. Звягинцевой)

Меджнун я, тоской палимый,
Лейли! Недуг исцели мой!
В печали неутомимой
Я плачу кровью, сгорая, сгорая.

Ночным соловьем рыдал я,
Ронял не слезы, а лал я,
В горячке, в бреду пылал я,
Пав к изголовью, сгорая, сгорая.

Безбожником стал я ныне,
В любовной истлел пустыне.
Безжалостна ты, в гордыне,—
Взываю вновь я, сгорая, сгорая.

Кричу, помогите, други,
Грудь — сад, а брови что дуги,
Нет краше во всей округе,
Любуюсь бровью, сгорая, сгорая.

Фиалка, цветок мимозы,
Дыханье карминной розы,
Утишь Саят-Новы слезы,—
Горю любовью, сгорая, сгорая

1757

* * *
(Перевод В. Брюсова)

Ах, почему мой влажен глаз и кровь на сердце! жжет она!
Болезнь—любовь и этот раз, лекарство в свой черед,— она!
Я слег, но взор мой каждый час опять к себе влечет — она!
Мне надо умереть, ко мне — ах! — лишь тогда придет она!

Весна настала, и манят зазеленевшие края;
Фиалковые горы в сад давно послали соловья.
Но песни ночью не звучат. Чинара, это месть твоя?
Пусть ищет роза соловья: его, ах! — не найдет она!

Мак, ярко-красный, дал совет: «Скиталец-соловей влюблен.
И, верно, вспомнит про букет, что базиликой оплетен,
Но ты согли, что розы нет и что цветок был унесен!».
Вот — изгородь, ах, соловей! твой бедный труп несет она.

Сладки, сладки — твои слова! Язык твой сахар и набат,
И твой шербет, гласит молва, хорош, как спелый виноград.
Семь дней твердил я, ты ж, резва, семь платьев мерила подряд.
Бязь и кумач, но где же ткань, что всех достойней? — ждет она!

Язык ашуга — соловей: он славит, не клянет с плеча!
Пред шахом он поет смелей, и для него нет палача,
Нет правил, судей и царей, он сам спасает всех, звуча,
Лишь ты, Саят-Нова,— в беде, пришла, не отойдет она!

Июнь, 1758

* * *
(Перевод С. Шервинского)

Меня ты ранишь без ножа. Палач моих желаний ты.
О стыд души, не убивай меня тоской заране ты!
Изделье царских мастеров, халат из лучшей ткани ты.
Инд, и Абаш, и Арабстан, Калат, что в Хоросане, ты.

Как горна золотой огонь, твое лицо, сияя, жжет.
И всякий, видящий тебя, ума лишится в свой черед.
Кто не видал, к тебе спешит, а кто увидит, тот умрет.
Картина с фоном золотым, хранимая в сафьяне, ты.

Их много, кто, пленясь тобой, тоскуя встретит смертный час.
А ты, как редкостный товар, открыта взору в год лишь раз.
Твой господин сполна блажен, есть пища у него для глаз.
Сад роз, и летом и зимой полна благоуханий ты.

Хвала художнику тому, кто нарисует твой портрет.
От лба до брови не дойдет, каким он рвеньем ни согрет.
Твоей возжаждавшей воды, не утолиться ей, о нет!
В ширазском кувшине шербет, сладчайший для гортани, ты.

Блажен сидящий близ тебя, яр, чья подруга такова,
Кто не встречал коварной яр, кто верить мог в твои слова.
Скажи: владеющий тобой, боится ль бед Саят-Нова?
Ты с костяным узором сень, дворец меж прочих зданий ты.

6 сентября, 1758

* * *
(Перевод С. Шервинского)

Яр, никогда не знай беды, беда вовек — врагам твоим.
Благоуханьем залит мир нежнее, чем бальзам,— твоим,
Позолоченный Асмавур не предпочту словам твоим.
Сияешь ясною луной,— и где предел лучам твоим?

В поток любви твоей войдет не всякий, он — глубок, залум.
Он тридцать перейдет мостов, а все пред ним поток, залум.
От стрел-бровей, от стрел-ресниц я вовсе изнемог, залум.
Пловцу открыта смерти дверь, он обречен волнам твоим.

Твой стан — поднявшийся тростник, а лик твой на букет похож,
Ты всех цветов, но цвета нет, чтоб был на вдовий цвет похож,
Горит алмаз во рту змеи,— он на тебя, мой свет, похож.
Ты освещаешь без огня, покорна ночь огням твоим.

Едва приветишь,— твой привет — приветствие владык, точь-в-точь.
Пергамент — руки у тебя, и жар-перо—язык, точь-в-точь.
Как знамя золотой парчи, ты вьешься каждый миг, точь-в-точь.
И всякий думает: ты шах, предшествуешь войскам твоим.

Яр, отдалиться от тебя тяжеле смерти для меня.
Язык твой сладок, речь сладка, в устах — каменья ярче дня.
И семь десятков на лице чернеет родинок, маня,
Как семь десятков слов несет Саят-Нова к ушам твоим.

9 октября, 1758

* * *
(Перевод В. Брюсова)

Чужбина — мука соловья: год — сада он родного ждет!
Чтоб подала рука твоя вина мне, сердце снова ждет!
С другими ты, и мучусь я: так раб царя земного ждет!
Созрел грудей твоих шамам,— сосуда золотого ждет!

Слова бессильны пред тобой! как алый лик твой описать?
Как бровь изобразить сурьмой? и золота тут мало взять!
И только стан прекрасный твой овалу плеч твоих под стать!
А золото твоих волос давно луча дневного ждет!

Ты с детства слышишь голос хвал: но славить красоту я рад.
Ковчег — твоих грудей овал, чтоб ставить амбру и мускат!
Не может, кто тебя встречал, представить лучший миг услад!
Рука — самшит, а пальцы — воск: хрустальных спиц он снова ждет.

Нет, я не полюблю другой! сдается: ты мне суждена!
Лишь я неделю не с тобой, как рвется каманчи струна!
Сам царь иль врач Лохман со мной, а мне поется: «Где она?»
Им раны не понять моей: она клинка стального ждет!

Красавица! в тоске души один брожу, сожжен тобой!
Красавица! о не спеши! дай погляжу, пленен тобой!
Красавица! мир чей, реши: сужу, что отнят он — тобой!
Доколе жив Саят-Нова, тебе ль певца иного ждать!

1758

* * *
(Перевод С. Шервинского)

Внемли: проникнуты слова мои мольбой, о свет очей.
Привет мой взору твоему, о свет очей!
Ты отвернулась, но я чист перед тобой, о свет очей!
Весь мир насыщен, я один томлюсь алчбой, о свет очей!

Иль раньше не любил никто? Какая на меня напасть!
От чар твоих я без ума, меня испепеляет страсть.
Всех да минует мой удел, его не вынести и часть!
Как перепел, я опален твоей красой, о свет очей!

Друзьями ль объявлю врагов, когда врагом стал каждый друг?
Не вижу, как проходит день, наполнить нечем мне досуг!..
Господь свидетель,— тяжко мне, и вон все валится из рук.
Ты море чар, а я, как челн, в пучине той, о свет очей!

Уста раскрою, но они как описать тебя могли б?
Уже я десять лет брожу, как падишахов тот шахиб,
Семь лет я с сазом проброжу, как некогда бродил Кариб,
Ты мой кумир, ты Шахсанам, и нет другой, о свет очей!

Будь у меня сто тысяч бед, не дрогнет сердце им в ответ.
Ты — повелительница, ты, и мне иного шаха — нет.
Саят-Нова сказал: «Увы, не страшно мне покинуть свет,
Но ты — ты, косы распустив, плачь надо мной, о свет очей!».

1758

* * *
(Перевод М. Лозинского)

Ты ярче сбруи золотой в своих камнях, красавица.
Хранимы ты и милый твой на небесах, красавица.
Ты соловью дала язык, ты рай в цветах, красавица,
Но розе — месяц жить, а ты живешь в веках, красавица,

Хвалить тебя — конца не знать, всего не перечесть добра;
Убранство стен твоих — парча, ковер чудеснее ковра,
И каждый гвоздик — золотой, и доски сплошь из серебра,
Ты — трон павлиний, что воздвиг великий шах, красавица.

Ты — Искандеров царский лал, жемчужин вереница ты,
Саморедчайшего зерна чистейшая частица ты;
Когда выходишь ты гулять, не различаешь лица ты,
Тебе пред сильными земли неведом страх, красавица.

Возможно Соломонов ум ума превысить глубиной,
Возможно дорогой наряд заткать жемчужною волной,
Быть можно гурией в раю, быть можно солнцем и луной,—
Ты превосходишь все, что есть в земных краях, красавица.

Тебя одел небесный снег, ты пахнешь, как весна, мой друг,
Кто сядет рядом,— опален, ты так чудес полна, мой друг.
Саят-Нова еще живет, зачем же ты грустна, мой друг?
Пусть я умру, а ты живи, оплачь мой прах, красавица.

1758

* * *
(Перевод М. Лозинского)

Я был в Абаше, я весь мир прошел до края, нежная,
Тебе подобной нет нигде, ты отблеск рая, нежная,
Ведь на тебе и холст простой — ткань парчевая, нежная,
Недаром все творят хвалу, тебя встречая, нежная.

Ты — дивный жемчуг. Счастлив тот, кому судьба купить тебя,
Не пожалеет, кто найдет, но горе — обронить тебя.
Увы, в блаженном свете та, чей жребий был родить тебя;
Живи она, была б у ней, как ты,— вторая, нежная.

Ты драгоценна вся насквозь, твоя сверкает красота,
Волна твоих густых волос янтарной нитью повита.
Глаза — два кубка золотых, граненых чашечек чета,
Ресницы — строем острых стрел разят, пронзая, нежная.

Лицо твое,— сказал бы перс,— второе солнце и луна.
Окутав шалью тонкий стан, ты золотом оплетена.
Художник выронил перо, рука виденьем сражена.
Встав, ты — как Раш, а сев,— затмишь блеск попугая, нежная.

Но не таков Саят-Нова, чтоб на песке воздвигнуть дом.
Чего ты хочешь от меня,— как в сердце вычитать твоем?
Ты вся — огонь, твой плащ — огонь,— как воевать с таким огнем?
На ткань индийскую твою легла другая, нежная.

* * *
(Перевод М. Лозинского)

Я болен от любви к тебе,— о злом недуге плачу.
От горя я совсем зачах и вот в испуге плачу.
Как озабоченный векил, о всей округе плачу.
Изгнанник, потерявший дом, я по лачуге плачу.

Куда пойти, к кому воззвать, какой поможет властелин!
Когда бы врач Лохман воскрес, помог бы мне лишь он один.
На мой рассудок посмотри, я сам над ним не господин.
Разлив унес мое бревно — по легком струге плачу.

Сгорело сердце от любви, его не исцелить теперь.
Ограды нет, и нет плетня, на что мне этот сад теперь!
Остался лук без тетивы, на что такой снаряд теперь!
Стрелу о камень я разбил и по кольчуге плачу.

Напрасно я вожу пером, в чернилах словно влаги нет.
Всех слов не высказать зараз, как вечной мудрости завет,
Как в затонувший монастырь, к моей душе потерян след.
Ушел мой пастырь, о грехе в сердечной туге плачу.

В селе ты первый старшина, в столице ты султан и хан,
В саду ты роза и жасмин, в горах ты молодой шушан.
Сама убей Саят-Нову, он будет счастлив, бездыхан,
Себя не жаль мне, жаль народ: о нем, о друге, плачу.

1758

* * *
(Перевод Е. Николаевской)

Служи народу, не жалей своей души, Саят-Нова,
И помни, роскошь ждет одних, других — гроши, Саят-Нова.
Желчь подносящим — сахар дай, да поспеши, Саят-Нова,
Но бойся камня, что тебе грозит в тиши, Саят-Нова.

Хоть в школу ты отдашь глупца — не поумнеет от битья,
Покуда в нем злой дух сидит, он никому не даст житья.
Кто худороден, черен — тот не побелеет от мытья,
Не выравняешь кривизны, как ни теши, Саят-Нова.

Пусть всемогущ ты и велик, все звезды сосчитал почти,
Зло все равно пребудет злом... Ты жития святых прочти,
Слова Завета — жемчуга, ты их вниманием почти,
Пред свиньями их не мечи, себя сдержи, Саят-Нова.

Коль здесь отринешь славы блеск, то там тебе алмаз дадут.
Коль здесь наденешь ты чуху, то там тебе атлас дадут.
Коль здесь раскаешься, то там бессмертие тотчас дадут,—
Покайся же в грехах и впредь ты не греши, Саят-Нова.

Где торжество, а где печаль, где пир у мира на виду,
Молебен, свадьба, траур, песнь и плач, венчающий беду...
Ты волю выполнил души — с душою тело не в ладу...
Какую выдержишь ты боль и как — скажи, Саят-Нова.

1758

* * *
(Перевод С. Гайсарьяна)

Кто рядом сел — он пьян уже, в его глазах двоишься ты,
Кто раз взглянул — безумным стал, к безумцу не склонишься ты,
Источник мук и красота и лакомство меджлиса ты,
Оно — на час, ты — навсегда, зачем напрасно злишься ты?

У слов твоих шербета вкус, но жгут, как будто зной в тебе,
Как конь-огонь ты вся в лучах, и все же блеск иной в тебе,
Жемчужный ток и перламутр! Небесный свет весной — в тебе!
Златая дверь! Двойным замком из серебра хранишься ты.

Пусть солнце озаряет мир, пусть звезды день задул уже,
Твой свет сильней, не побороть твоих лучей разгул уже.
В руке — вода, в руке — и кровь, палач свой горн раздул уже,
Виновен я — убей меня, не виноват — приблизься ты.

Что мне павлин, его наряд! Убранством беспорочна яр,
Пригретый солнцем гиацинт глядит из снега, точно яр,
Влекомый розой соловей, к тебе прикован прочно яр,
Меня так скоро не гони, хоть соколом кружишься ты.

Любовь свела меня в постель, ни музыки, ни пенья нет.
Врачи все охают подряд: «Саят-Нове спасенья нет»,
Кто приглашал — ушел ни с чем. Душе — отдохновенья нет,
Но встану я, коль ты придешь, коль с каманчой сдружишься ты.

1758

* * *
(Перевод С. Шервинского)

Наш мир — окно, но улиц вид меня гнетет, мне стал не мил.
Кто взглянет, ранен. Язвы жар, что душу жжет, мне стал не мил.
Сегодня хуже, чем вчера; зари приход мне стал не мил.
Нельзя резвиться каждый день. Забав черед мне стал не мил.

Что достоянья редкий клад, когда от нас он утечет?
Тот человек хорош, кого сопровождал всегда почет,
Мир не останется для нас, как слово мудрых нам речет.
Хочу бюльбюлем улететь, мой сад — и тот мне стал не мил.

Ты не поручишься, что день с утра до ночи проживешь,
В руках господних, человек, легко придешь ты и уйдешь.
Но эта правда не для всех, людьми овладевает ложь.
Им — двадцати — не взять раба! весь рой господ мне стал не мил.

Мир не останется для нас,— пусть жизнь порой и весела,
Адама нечестивый сын, проклятье на твои дела!
Нет сил терпеть насмешек злых, душа моя изнемогла.
Врагами стали мне друзья, чужой народ мне стал не мил«

Саят-Нова сказал: дни бед меня гнетут превыше мер.
Бывалой сладкой славы нет, и горек труд превыше мер.
Над розой плачу, как бюльбюль,— шипы растут превыше мер.
Раскрыться розам не дают,— их сбор и счет мне стал не мил.

Апрель, 1759

* * *
(Перевод В. Брюсова)

Из всех людьми хваленных лир полней звучишь ты, каманча!
Кто низок, не иди на пир: пред ним молчишь ты, каманча!
Но к высшему стремись- весь мир, всех покоришь ты, каманча!
Тебя не уступлю я: мне — принадлежишь ты, каманча!

Ушко — серебряное будь, сверкай на голове — алмаз;
Рука — слоновой кости будь, на чреве — перламутр, что глаз;
Струна — из злата свита будь, резьбой пленяй, железо, нас;
Ты — бриллиант и дал! И суд — всех посрамишь ты, каманча:
Смычок — быть должен золочен, чтоб пышно он блистал, звеня;
Певучий волос — быть сплетен из косм крылатого коня.
Тем, как бальзам, даришь ты сон, тех ты бодришь всю ночь, до дня;
Ты — золотой сосуд с вином, и всех пьянишь ты, каманча.

В ашуге две души с тобой, ему и чай и кофе есть,
Когда он утомлен игрой, на полке ты находишь честь,
Когда ж поет,— вновь пир горой, ты — празднеств и гуляний весть!
Собрав красавиц вкруг себя, их всех манишь ты, каманча!

Ты всем даешь веселый вид, с тобой опять здоров больной;
Чуть сладкий зов твой зазвучит, блажен, кто говорит с тобой.
Проси, да скажут: «Бог продлит — дни нас пленявшего игрой!».
Доколе жив Саят-Нова, что не узришь ты, каманча!

1759

* * *
(Перевод В. Брюсова)

Надломлена душа твоя, и стонет, посох свой кляня.
Хмельному можно ли шуметь, дары лозы кривой кляня?
В чем провинился, что сидишь, беднягу день-деньской кляня?
Тобою выжат я — и мне б роптать, тебя с тоской кляня...

Мне в душу облик яр другой ни на мгновенье не входил.
Лишь ты со мной — откуда бы ни шел, куда бы ни входил.
И будто в город караван четыре года не входил —
Как сборщик пошлины, уныл, сижу, убыток свой кляня.

Слабеет, видимо, любовь, раз так со мной сурова яр,
И, словно мальчика, меня воспитывать готова яр,
Мне в сердце острый нож любви вонзать желает снова яр...
Ах, плачут многие, смотрю, красавиц вздорный рой кляня.

Хоть притчи, мудрости полны, впитались в кровь мою и плоть,
Я обезумел от любви, ее не в силах побороть!
Жесток огонь любви и в нем гореть — не приведи господь!
И стонет раненый джейран, стрелу и жребий свой кляня.

Прошла холодная пора, вновь, кипарис сиять готов.
Воскресла красота весны — петь соловей опять готов.
Без друга, голову склоня, Саят-Нова рыдать готов,
Как потерявший войско царь, имущество с казной кляня.

1759

* * *
(Перевод Е. Николаевской)

Коль неучу слово дано, ему внимать к чему теперь?
Коль все кругом черным-черно, нам маков ждать к чему теперь?
Коль смерти ты ему желал, плач соблюдать к чему теперь?
Для савана лишь цвет один, зря украшать к чему теперь?

Платить за слово мастеров добра и денег не жалей.
Цвет цвету рознь, числа им нет, один богаче, тот бедней.
Иного наряди в атлас, ничуть не станет он видней.
Коль черен ты, зря родинки тебе желать к чему теперь?

Кто справедлив и чист в делах, я лишь того готов ценить.
И мудрецам не удалось нам до конца мир объяснить.
Вот скачет рок — крылатый конь четвероглав,— его ль пронзить?
Нам ничего не взять с собой, тлен собирать к чему теперь?

Разлука с матерью горька, заплачь, дитя, тоску залей.
Силки расставил Сатана, соблазнами он всех сильней,—
Сынов Адама ждет беда,— его улов, что день — мощней,
Когда б не так, то Орну нам благословлять к чему теперь?

Судьбы кружится колесо — достатком ты не наделен,
Увидят — стар, помят армяк, не спросят: гость? откуда он?
Саят-Нова для ран своих целебных трав, корней лишен,
Врачи не могут врачевать, колдунью звать к чему теперь?

1759

* * *
(Перевод С. Гайсарьяна)

Красавица, певца Шахатаи ты унижать не станешь,
Но, пробудив любовь, отступишь ты и приближать не станешь.

Особенное пламя у любви: вовеки не угаснет.
Хоть даже в море брошусь, обожжен,— ты охлаждать не станешь.

Твоей недавней молнии удар не вынести ашугу,
Ты — самодержица, и никого ты ублажать не станешь.

Ты встретишь горы снежные — и вдруг, как свечи, их растопишь.
Войдешь ты в город — рухнет все вокруг: ты возрождать не станешь.

Тот, кто не воспевал Шахатаи — доверья недостоин.
И недоверчив ты, Саят-Нова, и защищать не станешь.

* * *
(Перевод Е. Николаевской)

Не плачь, о джан, пусть разум твой ни в чем плохого не узрит.
Пусть взор ничей, что так судьба твоя сурова, не узрит.

Пусть луч зари, пусть лунный свет над миром вовсе не горит!
Пусть друг умрет, да лишь твой лоб он без покрова не узрит.

В потоке слез исходишь ты — в печали смерть и мне грозит.
Пусть после нас подлунный мир воды и крова не узрит.

Коль я к тебе не загляну,— снесу немало я обид.
Но не приду, пусть взор тоски и зла такого не узрит.
Пусть утешением тебя небесный голос одарит.
Пусть скорбь твою Саят-Нова, на смерть готовый, не узрит.

* * *
(Перевод К. Липскерова)

Ты — узоры парчи, ты как золото ткани, о джан!
Каламкар ты, что с Инда везли в караване, о джан!
Вожделенный алмаз, чьи бесчисленны грани, о джан!
Многоводных глубин жемчуговые дани, о джан!

Выйдешь в сад,— и волну вижу в плавности тага, о джан!
Скрой ты родинки щек, да не тронет их влага, о джан!
Удивляются все лику, полному блага, о джан!
Ты — украсивший мир новый плод в гюлистане, о джан!

Милосердною будь, пребывая со мною в ладу
Джан милей не найду, пусть я многие земли пройду,
Ни в индийских краях, ни на прангских коврах не найду.
Ты иной соткана для людских любований, о джан!

Славословий моих только слон мог бы книгу нести.
Мысли горькие ты от себя отгони, не грусти.
Тонок стан твой, как нить, что могли бы сквозь жемчуг вести
В зной грустим о тебе, как о темном платане, о джан!

От тебя я уйду, лишь когда минет срок моих дней
Осени, как умру, ты меня покрывалом кудрей
На Саят-Нову, джан, ты сложи груз печали своей.
Ты не схожа ни с кем, ты одна меж созданий, о джан!

* * *
(Перевод К. Липскерова)

Я — на чужбине соловей, а клетка золотая — ты!
Пройдешь, как по ковру царей, лицо мне попирая, ты!
Твои ланиты — роз алей, как образ дивный рая — ты!
Как шаха, я тебя молю, молчишь, не отвечая, ты!

О милая! вошла ты в сад и взорами цветы палишь:
Твои глаза огонь струят, ты силой красоты палишь,
А я своим мученьям рад: сгораю я, а ты палишь...
Никто так стройно не ступал, как ходишь, всех сжигая, ты!

Причти меня к своим рабам! что я твой раб, не скрою я!
Поставь меня к своим вратам: страдать в темнице стою я!
Я жив иль мертв, не знаю сам, но болен лишь тобою я!
Как море, как Араз, мечусь: причина — дорогая, ты!

Ты, с пятнышком лица, мила; кто видел, тот пленен тобой,
Хотя ты мной пренебрегла, но суд произнесен тобой.
Ты отвернулась, отошла, не выслушан мой стон тобой,
Хотя жизнь можешь даровать, как царь повелевая, ты,

Саят-Нова сказал в слезах: «Я слез не лью, пока могу,
Но буду выносить я страх и скорбь свою, пока могу.
Хочу быть славным на пирах, тебя пою, пока могу.
Когда б со мной, саз золотой, вошла на пир, сверкая, ты!».

* * *
(Перевод В. Брюсова)

Откуда ты? (я соловью).
Не плачь! не плачь! я слезы лью
Ты розу ждешь, я — милую…
Не плачь! не плачь! я слезы лью.

Пой, соловей, песнь соловья!
Счастливой будь тропа твоя!
Тебе — цветок, мне — милая.
Но ты не плачь! я слезы лью.

В душе моей — тоска по ней,
Как острый шип в груди твоей.
Цветок иль яр? что сладостней?
Не плачь! не плачь! я слезы лью.

Как кипарис, один стою.
Пой соловей! и я пою
Ты розу ждешь, я — милую…
Но ты не плачь! я слезы лью.

Певец, мила мне песнь твоя!
Пылаем мы, и ты и я...
Саят сказал: «О милая!
Не плачь! не плачь! я слезы лью».

* * *
(Перевод С. Шервинсого)

С бесценным камнем джаваир своей красою сходна ты.
Ты всех в Меджнунов обратишь, сама с Лейлою сходна ты.

Моя на целом свете ты,
Нет у жестокой доброты.
Набатом губы залиты.
Как сахар, вся собою ты.

Тут нужен мастер, нужен саз,
Чтобы воспеть зубов алмаз.
Твой цвет лица — пранги-атлас,
И вся с парчою сходна ты.

Рехана волос твой нежней.
Ты о другом вздыхать не смей.
О, не терзай души моей, —
Иль с девой злою сходна ты?

Беда для горькой головы.
Струится кровь из глаз, увы!
Увы, судьба Саят-Новы,
Теперь с рабою сходна ты.

* * *
(Перевод В. Брюсова)

Нынче милую мою видел я в саду;
След подковки золотой освятил гряду;
Словно розу соловей, я воспел звезду,
Взор затмился мой слезой, разум был в бреду.
Ах, пусть враг мой попадет, как и я, в беду!

Яр моя! твой нежный вид душу тайно жжет,
Образ твой — шербет любви, губы — сладкий мед.
Словом, взглядом многих ты мучишь в свой черед.
Что ж, убей, но не скажи, что и я — не тот!
Пусть умру, вверяю жизнь — твоему суду.

Пряди кос твоих весь год туго сплетены,
Мед в устах, могли б им быть груди смочены,
Расцветает алый рот между роз весны...
Но садовника глаза влагою полны:
Посмотри, как соловей, я пою и жду.

Ты прекраснее стократ, чем и твой портрет;
Если в комнату войдешь, тьмы без лампы нет;
Как вином мускатным дом, дух тобой согрет;
И в садах перед тобой блекнет каждый цвет;
Ветер льнет к тебе, вокруг воздух как в меду!

Знай: другой не воспою, ты доколь жива!
Выслушай, матах тебе: искренни слова!
Хлеб и соль не забывай, волю божества!
От любви к тебе — в тюрьме я, Саят-Нова!
Я теряю разум, я — вовсе пропаду!

* * *
(Перевод К. Липскерова)

Так жить хочу, чтоб каждым днем обязан был я лишь себе.
Чтоб сотней бед, входящих в дом, обязан был я лишь себе.
Чтоб всем сказать: своим добром обязан был я лишь себе.
Бегу от зла, познав, что злом обязан был я лишь себе.
Я скромным стал; своим стыдом обязан был я лишь себе.

Из дальних стран — безумец я! — для всех свой клад сюда принес.
Рубинов рой — пусть ювелир свой косит взгляд — сюда принес.
Товар индийский, что милей нам всех услад, сюда принес.
С каких станков, каких шелков, какой наряд сюда принес.
Торгую сам, в труде своем обязан был я лишь себе.

Один мой тюк из прангских стран; атлас горит в нем, как пожар.
Другой мой воз, — бесценный в нем, как бы пергамент, каламкар.
Еще мой воз, — да весь Китай куплю за этот я товар!
Тут — блеск парчи, халаты там. Для женских плеч все это да!
Я все скроил, и вот во всем обязан был я лишь себе.

Индиго — здесь, а пурпур — там; сюда глядите шафран.
Корицы воз, гвоздики воз,— добыча все далеких стран.
Не мог стянуть края тюков: чрезмерный груз тюкам был дан!
Со дна морей каменья есть, — их мой привез вам караван!
Жемчужин набранных зерном обязан был я лишь себе|

Прослышав то, промолвил люд: «Саят-Нова-то наш богач».
Забыв, что мне милей лады, что мне не надо к ним придач,
Что песен звук ценней всего, что мне ценней он всех удач,
Что держит смерть затылок мой, об этом лишь мой горький плач,
Спаси, чтоб, песней теша яр, обязан был я лишь себе.

* * *
(Перевод М. Лозинского)

Ты — как сирена, что губит плывущих.
Мне на погибель дана, дорогая.
К северу, к югу, к востоку, к закату
Так ни одна не стройна, дорогая.

Дьяволу служит тобою плененный.
Будь хоть однажды ко мне благосклонной.
Пусть веселят нас за чашей бессонной
Бубен, сантур и зурна, дорогая.

Сердцем сказать мои беды я жажду,
Плачем излить мои бреды я жажду,
Вечной с тобою беседы я жажду,
Шуток хмельнее вина, дорогая.

Скромен твой облик, и речи приятны,
В пальцах твоих сусамбар ароматный.
Жизнь отдаю тебе в дар безвозвратный,
Будь мне навеки верна, дорогая.

Скажет Саят: «Я не ведаю страха.
Хан, ради милой отрада и плаха,
Лишь бы на прах мой могильного праха
Бросила горстью она, дорогая».

* * *
(Перевод М. Лозинского)

Отраден голос твой, и речь приятна.
Бог — светоч твой в земном просторе, прелесть.
Ты станом — лань, ты — белый сахар цветом,
Ты — золото в цветном узоре, прелесть.
Скажу — ты шелк, но ткань года погубят;
Скажу — ты тополь, — тополь люди срубят;
Скажу — ты лань, — про лань все песни трубят.
Как петь? Слова со мной в раздоре, прелесть.

Скажу — цветок, — гора взрастила, скажут;
Скажу — алмаз, — земная жила, скажут;
Скажу — луна, — ночей светило, скажут.
Ты солнца свет таишь во взоре, прелесть.

Мой храм молитв — твои дверные плиты.
Твои глаза — как розы цвет раскрытый.
Язык — звучней пера, как снег — ланиты,
Ты дивный перл, возникший в море, прелесть.

Зерно любви ты в сердце мне вложила;
Томясь тобой, душа во мне изныла;
Ты своего Саят-Нову убила.
Не ведай слез, пусть мне все горе, прелесть.

* * *
(Перевод В. Брюсова)

Я в жизни вздоха не издам, доколе джан ты для меня!
Наполненный живой водой златой пинджан ты для меня!
Я сяду, ты мне бросишь тень, в пустыне — стан ты для меня!
Узнав мой грех, меня убей: султан и хан ты для меня!

Ты вся — чинарный кипарис; твое лицо — пранги-атлас;
Язык твой — сахар, мед — уста, а зубы — жемчуг и алмаз;
Твой взор — эмалевый сосуд, где жемчуг, изумруд, топаз.
Ты — бриллиант! бесценный лал индийских стран ты для меня!

Как мне печаль перенести? иль сердце стало как утес?
Ах! я рассудок потерял! в кровь обратились токи слез!
Ты—новый сад, и в том саду, за тыном из роскошных роз,
Позволь мне над тобой порхать, краса полян ты для меня!

Любовью опьянен, не сплю, но сердце спит, тобой полно:
Всем миром пусть пресыщен мир, но алчет лишь тебя оно!
С чем, милая, сравню тебя? — Все, все исчерпано давно.
Конь-Раш из огненных зыбей, степная лань ты для меня!

Поговори со мной хоть миг, будь — милая Саят-Новы!
Ты блеском озаряешь мир, ты солнцу — щит средь синевы!
Ты — лилия долин, и ты — цветок багряный средь травы:
Гвоздика, роза, сусамбар и майоран ты для меня!

* * *
(Перевод А. Тарковского)

Я ждал, я пролил столько слез, —
Я в добрый час увидел яр!
Меня встречаешь, роза роз,
Шипами,
Шипами, —
Я в добрый час увидел яр!

Приди, пойми печаль мою:
Мученья смертные таю,
Горю любовью, слезы лью
Ночами,
Ночами, —
Я в добрый час увидел яр!

Наденешь пурпурный атлас,
Погубишь мир, отрада глаз,
Тебе к лицу — рубин, алмаз —
Рядами,
Рядами, —
Я в добрый час увидел яр!

У саза нет иных забот,
Твои шамамы он поет.
В саду ты водишь хоровод
С друзьями,
С друзьями, —
Я в добрый час увидел яр!

Саят-Нова забыл покой:
Твои глаза — пинджан златой.
Да не глумится недруг злой
Над нами,
Над нами, —
Я в добрый час увидел яр!

* * *
(Перевод В. Звягинцевой)

Пусть отвесят мне кораллов горсти, горсти,
На весах пусть блещут лалов горсти, горсти,
Не отдам, не разлучу тебя я с другом, равным другом!

Пусть я стану горсткой праха,
Яду я приму без страха,
Пусть придет указ от шаха,—
Не отдам, не разлучу тебя я с другом, равным другом!

Пусть сверкают дивных лалов горсти, горсти,
Пусть отвесят мне кораллов горсти, горсти,
Не отдам, не разлучу тебя я с другом, равным другом!

* * *
(Перевод В. Звягинцевой)

Роза шлет весть соловью: мол, расцвела, — ожидает,
Чтоб над ветвями порхал, их подняла, — ожидает,
Чтобы звенели весны колокола, ожидает.
А соловей: нет, меня мак, у села, ожидает.

Молвила роза в слезах: «Маку вверяться не надо,
Помни, скиталец, тропу в гущу знакомого сада».
Пусть в забытьи был Ростом — недругов тщетна засада.
Он победитель, его в мире хвала ожидает.

Сетует роза: «Тебя я прокляну, вероломный,
Минул апрель, минул май, розы не видишь ты скромной»;
Это все козни судьбы, старой карги неуемной.
Умер Фархад, и Ширин смертная мгла ожидает.

Исстари все ж соловьи розу зовут своей милой,
Равную ж розе, молю, боже, спаси и помилуй,
Преданный Саят-Нова ждать будет и за могилой,
Так, как могила слуги шаха ждала, ожидает.

* * *
(Перевод С. Гайсарьяна)

О царь, люби закон и суд, не будь жесток, коль жизнь мила,
Виновен я — повелевай, швырни в поток, коль жизнь мила,
Но не губи, не истребляй надежд исток, коль жизнь мила,
Уедешь ли — бери с собой на юг, восток, коль жизнь мила.

Ютится роза близ воды, прохладой веет сад для ней,
Зеленый лист и алый цвет — созвучный песне лад для ней,
И все цветы ковром царей вкруг стелются, горят для ней,
От глаз ворон убереги, о дуб, цветок, коль жизнь мила.

Не быть вороне соловьем — я в этом заверенье дам,
Средь всех красивейших цветков, лишь розе предпочтенье дам.
И, кто с серпом срезать придет, тому свое презренье дам,
На страже будь, храни, о шип, родной росток, коль жизнь мила.

Из дальних стран к нам соловей свой звон несет по всем садам.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Саят-Нова, пронзив сердца, нам песнь поет по городам.
О, джаваир, небесный лал — ной лепесток, коль жизнь мила.

* * *
(Перевод Е. Николаевской)

Я вкус утратил к бытию, устал от мира — сладу нет.
Увяла роза сердца вдруг — веселья нет, отрады нет.
И каждый замкнут на своем, ни друга нет, ни брата нет.
Вздыхают все, уставясь в тьму, и в радости награды нет…

Я горьким словом уязвлен, от уст злоречных плачу я.
Друзья врагами стали вдруг, от бессердечных плачу я.
От рук чужих, от глаз чужих, в сомненьях вечных плачу яз
Не верю больше никому — ни друга нет, ни брата нет.

Эй, справедливость, эй, судья,— кто не прощает славы мне?
В чем я виновен, расскажи: все надо знать по праву мне!
Ты в траур облачил меня и протянул отраву мне...
Ни благородства, ни души, в тебе того, что надо — нет.

Глянь — сердце горечью полно и горестями голова.
В миг место заняли мое — из круга вышел я едва...
Пришел твой возраст, говорят, плачь и горюй,
Саят-Нова... Эй, вах, нет каманчи в руках, бокала нет — услады нет.

* * *
(Перевод Е. Николаевской)

Яр, что в словах и «да» и «нет» мешает — осуждаю я.
Тех, кто безверие сынам внушает — осуждаю я.
Кто соловья расцветших роз лишает — осуждаю я.
Кто надо всем возвысить зло решает — осуждаю я.

Богобоязненных князей на свете не осталось, нет.
Съел сильный слабого — причем в ответе не остался, нет.
Дев, верящих в загробный мир, заметьте, не осталось, нет!

Когда — «па помощь!» крику плач мешает — осуждаю я.
Страданья мира — боль моя: как свет от горя уберечь?
О совести, о нищете и о добре веду я речь...
О правде речь Саят-Новы, о лжи, разящей, словно меч...
Кто обездоленных всего лишает — осуждаю я.

*******************************************

Саят-Нова

Жив доколь я, джан,— милой в жертву дан. Как избыть дурман?
Слез я лью фонтан, пусть умру от ран,— ты лишь здравствуй, джан!
Молвишь: «Я — джейран!» — и, любовью пьян, вижу стройный стан.
Выйди в сад со мной! Жду тебя с хвалой, сазом и мольбой.

Косы милой — мед, что фисташка — рот, все любви игра!
Близко от ворот до озерных вод,— рог трубит с утра.
Роза к ветке льнет, соловей поет,— всем гулять пора.
Выйди в сад со мной! Жду тебя с хвалой, сазом и мольбой.

Свой оставим дом и уйдем вдвоем! В ветках капли рос.
В рифму запоем! С ярым лепестком мак цветы вознес.
А в саду немом — роза с соловьем; лилии — меж роз.
Выйди в сад со мной! Жду тебя с хвалой, сазом и мольбой.

Сроду ты была, милая, мила, словно та Лейла!
Я сожжен дотла! Прядь волос легка, где шипов игла.
Роза зацвела, и в дремоту мгла соловья ввела.
Выйди в сад со мной! Жду тебя с хвалой, сазом и мольбой.

На тебе богат дорогой наряд, шелк, парча горят.
Кубок твой подъят, лей вино услад! Жертвы не щадят.
Только выйди в сад! Режь,— Саят-Нова будет только рад.
Выйди в сад со мной! Жду тебя с хвалой, сазом и мольбой.

*******************************************************

Угодливо, народный раб! Служить ступай, Саят-Нова!
Стяжать отличие царя не всяк мечтай, Саят-Нова!
И пусть подносят желчь тебе, ты сахар дай, Саят-Нова!
Но от камней свое стекло оберегай, Саят-Нова!

Тупицу в школу помести,— от розг не поумнеет он,
Покуда из него злой дух покорно не отвеет вон;
Кто черен, будет век таким, от мыла не белеет он;
Безродный в знать не лезь, кривуль не выпрямляй, Саят-Нова!

Когда б ты звезды сосчитал и знал число очей ночных,
Погубит злое дело — все: чти жития людей святых!
Слова спасителя — жемчуг, прекраснее лилей лесных,
И. свиньям лал и жемчуга ты не бросай, Саят-Нова!

Там — радость свадьбы, там — печаль, там — пир и песнопенье — там,
Там — двое любящих в саду, в церквах богослуженье — там;
Коль волю духа ты творишь, не может быть и тленья — там:
Водой шумящей унесен, не унывай, Саят-Нова!

**************************************************

Смерть придет ко мне незванно,— и себе я кров ищу.
Для злокозненных и низких я клянущих слов ищу.
Что мне помнить о минувшем! Новых берегов ищу.
Мир усопшим! Тех, кто ныне мне внимать готов, ищу.

Я — певец любви. Откуда этот дар ниспослан мне?
Он мой разум жжет, как пламя, а ведь я и так в огне.
Мирно, мать моя, покойся ты в загробной тишине!
С молоком свой дар впитал я. Млечных я ручьев ищу.

Как и мельницы, напевы не завертятся без вод.
Песнь меня в безумье ввергнет, вмиг мой разум разорвет.
В розы сердце обратилось, в лепестковый хоровод.
Не всегда ценю я знатных, в друге не чинов ищу.

Я попал в любви пучину, я чуть сдерживаю крик.
Вот я чувствую: без сил я, воют волны, скроют вмиг.
В песнях и четвертой доли мастерства я не достиг.
Ученик я, чтоб учиться, лучших мастеров ищу.

Песнопенье, словно пламя, сердце все мое сожгло.
Душу, тело мне сжигает, разум вихрем унесло.
Плачь, Саят-Нова безумный, проклинай ты это зло.
От невнемлющих не сгину. В мире свой улов ищу.

**************************************************

Невыносимым стал мне песенный мой дар.
Я словно связан, рук лишен как будто.
Мой разум отлетел, в груди моей пожар,
А люди скажут: он умен как будто!

Наперекор всему я к хлебу соль достал,
Со дна морей песок — взглянуть изволь — достал.
К одной болезни сто, усилив боль, достал.
В них корень, в них и зелень крон как будто.

Да смилуется бог над мастера душой!
Сырою веткою горю в степи сухой.
На сердце уголек упал в ночи глухой,—
Огнем я мечен, заклеймен как будто.

Кровь глаз моих с водой реки смешал я,
И день и ночь от боли чуть дышал я.
Как мотылек на край свечи, упал я,
Промасленный со всех сторон как будто.

Безумцем стал, дышу любви угаром,
А ты восторг мой треплешь по базарам…
И говорят прохожие недаром:
Саят-Нова, мол, опьянен как будто.

********************************************

Твой волос — смоченный рейхан, иль шелка нить, или струна.
Обводит золото черты, а бровь пером проведена.
В устах — и жемчуг и рубин. Твоя завидна белизна.
Пусть я умру, будь ты жива. Мне страсть на гибель суждена.
О, прекрати свою игру, меня насмерть убьет она!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
На полюбившего сильней пусть упадут напасти все.
Уже два года протекли, как я тоскую о красе.
Пусть я умру, будь ты жива. Мне страсть на гибель суждена.
О, прекрати свою игру, меня насмерть убьет она!

Увяла роза, соловей не прилетает больше в сад.
Я ранен в сердце, я спален, нет больше для меня услад.
От страсти занедужил я, лежу, и жизни сам не рад.
Пусть я умру, будь ты жива. Мне страсть на гибель суждена.
О, прекрати свою игру, меня насмерть убьет она!

Я в горы, как Меджнун, ушел, но от Лейли ни слова нет.
Горю, но жажду утолить напитка ледяного нет.
Клянусь, одна ты яр моя, и друга мне иного нет.
Пусть я умру, будь ты жива. Мне страсть на гибель суждена.
О, прекрати свою игру, меня насмерть убьет она!

Саят-Нова сказал: залум! Кровь вытекает со слезой,
Адама нечестивый сын, вовек проклятье над тобой!
Где твой обет на тридцать лет? Обет ты нарушаешь свой.
Пусть я умру, будь ты жива. Мне страсть на гибель суждена.
О, прекрати свою игру, меня насмерть убьет она!

*****************************************************

Ах, почему мой влажен глаз и кровь на сердце? Жжет она!
Болезнь — любовь и этот раз, лекарство в свой черед,— она!
Я слег, но взор мой каждый час опять к себе влечет — она!
Мне надо умереть, ко мне — ах! — лишь тогда придет она!

Весна настала, и манят зазеленевшие края;
Фиалковые горы в сад давно послали соловья.
Но песни ночью не звучат. Чинара, это месть твоя?
Пусть ищет роза соловья: его — ах! — не найдет она!

Мак, ярко-красный, дал совет: «Скиталец-соловей влюблен.
И, верно, вспомнит про букет, что базиликой оплетен,
Но ты солги, что розы нет и что цветок был унесен!»
Вот — изгородь, ах, соловей! Твой бедный труп несет она.

Сладки, сладки твои слова! Язык твой сахар и набат,
И твой шербет, гласит молва, хорош, как спелый виноград.
Семь дней твердил я, ты ж, резва, семь платьев мерила подряд,
Бязь и кумач, но где же ткань, что всех достойней? Ждет она!

Язык ашуга — соловей: он славит, не клянет сплеча!
Пред шахом он поет смелей, и для него нет палача,
Нет правил, судей и царей, он сам спасает всех, звуча,
Лишь ты, Саят-Нова, в беде, пришла, не отойдет она!

**************************************************

Чужбина — мука соловья: год — сада он родного ждет!
Чтоб подала рука твоя вина мне, сердце снова ждет!
С другими ты, и мучусь я: так раб царя земного ждет!
Созрел грудей твоих шамам — сосуда золотого ждет!

Слова бессильны пред тобой! Как алый лик твой описать?
Как бровь изобразить сурьмой? И золота тут мало взять!
И только стан прекрасный твой овалу плеч твоих под стать!
А золото твоих волос давно луча дневного ждет!

Ты с детства слышишь голос хвал: но славить красоту я рад.
Ковчег — твоих грудей овал, чтоб ставить амбру и мускат!
Не может, кто тебя встречал, представить лучший миг услад!
Рука — самшит, а пальцы — воск: хрустальных спиц он снова ждет.

Нет, я не полюблю другой! Сдается: ты мне суждена!
Лишь я неделю не с тобой, как рвется каманчи струна!
Сам царь иль врач-Лукман со мной, а мне поется: «Где она?»
Им раны не понять моей: она клинка стального ждет!

Красавица! В тоске души один брожу, сожжен тобой!
Красавица! О, не спеши! Дай погляжу, пленен тобой!
Красавица! Мир чей, реши: сужу, что отнят он — тобой!
Доколе жив Саят-Нова, тебе ль певца иного ждать!

****************************************************

Ты — пенная Кура с волной Аракса мутноводной.
Вконец измучен я твоей повадкой сумасбродной.
Похожа ты на златоткань отделки превосходной.
Глаза и брови красотой блистают благородной.
«Но что я дам тебе взамен?» — шепчу в тоске бесплодной.

Иной на пиршестве вкушать вино и снедь стремится.
Другой за праздничным столом к стихам — заметь — стремится.
А мой язык тебя одну всегда воспеть стремится.
О том — и сердцу век болеть, к тому и впредь стремиться!
Кто в розу, как оса, впился? Оставь ее, негодный!

Тебя воспевший — океан чернил, как я, испишет.
Тебя узревший — ничего не ест, не пьет, не дышит.
Других возлюбленных совсем не видит и не слышит.
Как солнце выглянешь из туч — и мир весельем пышет,
А без тебя тоскует он, как сирота безродный.

Приди и вслушайся в мои слова, журавль Багдада,
Индийский нежный попугай, чей голос мне отрада.
Тому, кто правду говорит, хоть раз поверить надо:
И для красавицы Ширин опасен враг Фархада!
Беда мне с милою такой строптивой, злой, холодной!

Что делать, если нарды вдруг смешала, мне в насмешку.
Убила доведь, повела вперед простую пешку?
Без розы соловей поет и плачет вперемежку.
На свете бед — не перечесть. Ищи свою, не мешкай!
Страдаешь ты, Саят-Нова, от робости природной.

*************************************************

В морях любви на дне есть жемчуг, и вот оттуда кладь моя,
Шелка цветов рубина, перла иль изумруда — кладь моя.
Неведомые благовонья в стекле сосуда — кладь моя.
Ты — всех не видевших приманка, души причуда — кладь моя.
Имбирь, гвоздика, мир, терпенье и прелесть чуда — кладь моя.

Художники со всей вселенной пускай сберутся вкруг меня,
Индийский резчик пусть рассмотрит узоры, тонкость оценя.
Любуйтесь яхонтом, рубином, игрой их тайного огня.
Заворожат вас шелк, и бархат, и златоткань, к себе маня,
Искусно убрана, с уменьем,— не сыщешь худа,— кладь моя.

Так тяжела! Слону не сдвинуть, не унести и на спине,
Ни за один рубин не смог я сойтись с оценщиком в цене.
На тысячу затворов заперт любой ларец в моей казне.
А в сердце горн такой пылает, что и в потоп сгоришь в огне.
Сожжет вас, если не уйдете тотчас отсюда,— кладь моя.

Эй, господа, боюсь, расхитят поклажу ценную мою,
Я лучше вьюк за вьюком вскрою,— вам покажу, о чем пою.
Товар возьмете — не возьмете, себя вам в жертву отдаю.
Я вьюк раскрыл: разнесся запах,— вдыхайте сладкую струю.
Дошаб, шербет, миндаль и сахар, варенья блюда — кладь моя.

Алмазными пусть станут скалы,— на что они моим очам.
Другие пусть ко мне подходят, а к ним не подойду я сам.
Но не приблизитесь вы, знаю, огонь любви опасен вам.
Послушайте, друзья, не верьте, прошу, Саят-Новы словам.
Ведь так нежна, что в зной растает, как снега груда, кладь моя.

t_potash

Рубрики:

Стихи
Ж.З.Л

Процитировано 2 раз
Понравилось: 2 пользователям

<a href="https://www.liveinternet.ru/users/tamara_potashnikov/post194424349/">РЎРђРЇРў - РќРћР’Рђ - &quot;РЇ вЂ” РїРµРІРµС† Р»СЋР±РІРё. РћС‚РєСѓРґР° СЌС‚РѕС‚ РґР°СЂ РЅРёСЃРїРѕСЃР»Р°РЅ РјРЅРµ?&quot;</a><br/>РЎРђРЇРў - РќРћР’Рђ (РђСЂСѓС‚СЋРЅ РЎР°СЏРґСЏРЅ) (1712 - 95)

вЂњР’РµР»РёРєРёР№ СЃС‹РЅ Р°СЂРјСЏРЅСЃРєРѕРіРѕ РЅР°СЂРѕРґР°, РјРѕС‰СЊСЋ СЃРІРѕРµРіРѕ РіРµРЅРёСЏ РїСЂРµРІСЂР°С‚РёР» СЂРµРјРµСЃР»Рѕ РЅР°СЂРѕРґРЅРѕРіРѕ РїРµРІС†Р° РІ РІС‹СЃРѕРєРѕРµ РїСЂРёР·РІР°РЅРёРµ РїРѕСЌС‚Р°. РЎР°СЏС‚-РќРѕРІР° вЂ” СЌС‚Рѕ РёР·Р±СЂР°РЅРЅРёРє РїСЂРѕРІРёРґРµРЅРёСЏ, РєР»Р°РґСѓС‰РёР№ Р±Р»Р°РіРѕСЃР»РѕРІРµРЅРёРµ РЅР° СЃРІРѕР№ РІРµРє Рё РЅР° СЃРІРѕСЋ СЂРѕРґРёРЅСѓ, РµРіРѕ С‚Р°Р»Р°РЅС‚ - РІРµР»РёРєРёР№ РґР°СЂ РЅРµР±Р°, РїРѕСЃС‹Р»Р°РµРјС‹Р№ РЅРµ РІСЃРµРј Рё РЅРµ С‡Р°СЃС‚Рѕ.вЂќ (Р’. Р‘СЂСЋСЃРѕРІ)

РЎРђРЇРў-РќРћР’Рђ - Р°СЂРјСЏРЅСЃРєРёР№ РїРѕСЌС‚, Р°С€СѓРі, РјР°СЃС‚РµСЂ Р»СЋР±РѕРІРЅРѕР№ Р»РёСЂРёРєРё. РџРёСЃР°Р» РїРµСЃРЅРё РЅР° Р°СЂРјСЏРЅСЃРєРѕРј, РіСЂСѓР·РёРЅСЃРєРѕРј Рё С‚Р°С‚Р°СЂСЃРєРѕРј (Р°Р·РµСЂР±Р°Р№РґР¶Р°РЅСЃРєРѕРј) СЏР·С‹РєР°С…. РЎРѕСЃС‚РѕСЏР» РїСЂРёРґРІРѕСЂРЅС‹Рј РїРѕСЌС‚РѕРј Рё РїРµРІС†РѕРј РіСЂСѓР·РёРЅСЃРєРѕРіРѕ С†Р°СЂСЏ РСЂР°РєР»РёСЏ II. Р”Рѕ РЅР°СЃ РґРѕС€Р»Рё СЃС‚РёС…Рё Р±РѕР»РµРµ С‡РµРј 230 РїСЂРёР·РІРµРґРµРЅРёР№ РЎР°СЏС‚ РќРѕРІС‹, РёР· РєРѕС‚РѕСЂС‹С… РЅР° Р°СЂ... <a href="https://www.liveinternet.ru/users/tamara_potashnikov/post194424349/">Р§РёС‚Р°С‚СЊ РґР°Р»РµРµ...</a>

Резеда_Хамзовна обратиться по имени Суббота, 03 Декабря 2011 г. 08:33 (ссылка)

Спасибо!!!
Доброе утро, солнышко!
Хороших и приятных выходных тебе в кругу близких!

Ответить С цитатой В цитатник

Radeia обратиться по имени Четверг, 15 Декабря 2011 г. 07:52 (ссылка)

Благодарю вас!

Ответить С цитатой В цитатник

Amacho обратиться по имени ДОБРОЕ УТРО!!!! Пятница, 20 Января 2012 г. 09:45 (ссылка)

Тамарочка, с Новым годом и Рождеством - спасибо за очень красивый пост, давно я у тебя не была, счастья и здоровья тебе, родная - а пост возьму себе.......
====

Отраден голос твой, и речь приятна.
5985e0c76950 (640x427, 191Kb)

Ответить С цитатой В цитатник

Комментировать

« Пред. запись — К дневнику — След. запись »

Страницы: [1] [Новые]

LiveInternetLiveInternet

-Музыка

-Метки

-Рубрики

-Приложения

-Стена

-Я - фотограф

Новое от Franz Collection

-5 друзей

-Конвертер видеоссылок

-Подписка по e-mail

-Поиск по дневнику

-Сообщества

-Статистика

САЯТ - НОВА - "Я — певец любви. Откуда этот дар ниспослан мне?"