Впервые услышав его, я была покорена

 

 Однажды он сказал, что ни за что на свете не хотел бы вернуть свое детство и снова стать маленьким Гордоном Самнером. Два главных цвета в его детских воспоминаниях - черный и серый. Это не преувеличение: в том районе Ньюкасла, где он вырос, других цветов почти не встречалось. Черный - это уголь, который рядом с городом добывали, и в город привозили, и грузили на корабли. Серый - это море, по которому корабли уплывали, серое даже в солнечную погоду. Семья жила совсем рядом с судоверфью. Главным праздником был день, когда на воду спускали очередной корабль. Играл оркестр, хлопали на ветру транспаранты, разбивали о борт ритуальную бутылку шампанского. Но даже эти сцены не выглядели слишком уж яркими. Верфи Ньюкасла специализируются на производстве огромных серых супертанкеров и сухогрузов.

 Еще черное - сутаны отцов-иезуитов. Богобоязненные родители Гордона Самнера не мыслили иного обучения, кроме католического. Оно в Англии до сих пор практикует телесные наказания. Гордон, ни набожностью, ни примерным поведением не отличавшийся, и поныне держит рекорд своей школы. За один из учебных годов над ним совершили 52 экзекуции.

Два белых пятна - отцовская тележка и материнская униформа. Отец был молочником, мать - медсестрой. Вот, собственно, и вся палитра. Прочие цвета были почти недоступны и к тому же не были просто цветами. Функции, символы, знаки. Темно-красные особняки одноклассников из респектабельных семей, темно-зеленый плющ по этим красным стенам, светло-зеленый газон школьного стадиона, на котором он яростно доказывал всем респектабельным, что они слабаки. Он хорошо учился. У него просто не было другого выхода. Разумеется, он не знал, чего стоило родителям определить его в хорошую католическую школу. Так ведь и родители понятия не имели, чего стоило ему каждый день встречать там других детей, заранее обреченных на другую жизнь с другими цветами - просто по праву рождения. У них даже английский язык был другой - такой, что Гордону, с его неаристократическим произношением, каждый раз стоило труда открыть рот у доски, хотя урок он знал всегда. Поэтому он и лупил их на переменах по поводу и без, невзирая на иезуитские методы поддержания дисциплины. И стал чемпионом школы в беге на 100 и 200 метров и звездой школьной футбольной команды тоже. По той же причине, убедившись чуть позже, что до олимпийских лавров не дотянет ни в футболе, ни в легкой атлетике, ни в боксе, он после школы пошел в педагогический колледж и стал преподавателем английского языка.

  А музыка? Ну да, "Битлз" уже были и кончились, он ведь родился в 1951-м и успел потанцевать под "Битлз" на школьных вечеринках. И еще мама музицировала на фортепьяно: какой-никакой инструмент дома имелся. Гордон даже самостоятельно и вполне прилично выучился играть - правда, не на фортепьяно, а на бас-гитаре. Но на музыку он не делал ставки. Да и нравился ему совсем не рок, а уже основательно немодный джаз. И, проверив тетрадки своих третьеклассников, он ходил вечерами на репетиции нью-каслского биг-бэнда просто для души. По выходным этот биг-бэнд - тоже в основном для своей коллективной души - выступал в большом местном зале. Самнер, задвинутый из-за высокого роста и невеликой значимости инструмента куда-то вглубь, за потные спины духовиков, старательно терзал струны длиннющими пальцами и честно думал, что это у него такое хобби.

На одном из выступлений его и заметил невесть каким ветром занесенный в Ньюкасл Стюарт Коупленд, непутевый сын добропорядочного агента ЦРУ и широко известный в узких кругах ударник нескольких лопнувших рок-групп. И предложил Гордону покорить весь мир. А заодно сменить имя на более звучное. Допустим, Стинг. Почему? Потому что по-английски sting - это "жало". А Коупленд и заметил парня в основном из-за пчелиной расцветки. То есть сперва он услышал приличные басы, а потом пошарил глазами, пока наконец не нашел: Гордон Самнер всегда приходил на выступления оркестра в своем лучшем свитере - просторном, в широкую горизонтальную черно-желтую полосу.

                                   C днем рождения,Стинг!