ЧТО СТОИЛО МНЕ С МОИМ НЕВОЗДЕРЖАННЫМ ЯЗЫКОМ...

Действительно, жизнь у меня предлинная, наполненная. Не скучная. Сама себе  часто говорю - живу уже в «чужое время»...

Свою жизнь начала я через год с небольшим после смерти Ленина. Эра Сталина отняла у меня отца. А я танцевала для тирана несколько раз. Он таращил на меня свои желтые волчьи глаза из-за пиршеского стола на своем семидесятилетии в Кремле. «Лебединым озером» 27 февраля 1953 года спровадила я в гроб Иосифа Виссарионовича.

Ко дню смерти Сталина мне было двадцать семь лет и три с половиной месяца.

Возраст для балерины уже не юный. Половина профессиональной жизни танцовщицы осталась позади. Как-то меня спросили - какое будущее у балерины N?

- А сколько ей лет? - задала я встречный вопрос журналисту.

- Около тридцати.

- Тогда у балерины N будущего нет. Есть только настоящее, - произнесла я с убежденностью.

Сталинская паранойя мою личную танцевальную судьбу не загубила. Я танцевала  много и часто. Но сегодня, когда наконец-то пробил Судный час предания публичности страшных документов сталинских измывательств над самыми яркими, Богом помеченными творцами, меня вновь обуял страх, мерзкий страх. Но и радость, что я уцелела и выжила. Большой театр был театром императорским. Сталин любил проводить на его сцене торжественные собрания, произносить речи, посещать спектакли и премьеры. Императорский театр, как никакой другой в СССР, был напичкан доносчиками, стукачами, сексотами, соглядатаями, «штатскими дежурными». Что стоило мне с моим невоздержанным языком, легковерностью, беспечностью вылететь из театра в лучшем случае на улицу, а то и много дальше.

Но повезло. Уберег меня, думаю, мой Ангел-Хранитель.

Видел мой танец в Большом еще один коммунистический тиран, Мао Цзэдун.

После «Лебединого озера» Мао прислал мне на сцену огромную корзину белых гвоздик. Почитали диктаторы и наши вожди нетленный шедевр Чайковского...

НЕ ГОЛУБЬ, НО ЛЕБЕДЬ МИРА

...Наш следующий советский вождь Хрущев регулярно водил на балет заезжих монархов и премьеров. В силу тягомотной служебной необходимости «Лебединое озеро» в хрущевскую болтливую бестолковую эру стало красочной витриной, визитной карточкой расцветающего под неусыпным, прозорливым хрущевским руководством советского государства. А я в балетной пачке «Лебедя» словно олицетворением миролюбивой направленности «новой» хрущевской политики.

Не голубь, но лебедь мира.

Вновь неприподъемные корзины живых цветов на сцене. Эти официальные корзины выносили обычно два дюжих охранника. Одному - не совладать...

Аплодисменты и киноулыбки из центральной правительственной ложи. Приветственные помахивания начальственными ручками...

Но в те годы - лучшие годы моих физических балетных кондиций - меня держали взаперти. Не выпускали шесть лет за границу. Гоняли по пятам кагэбэшную машину. Всерьез выслеживали «английскую шпионку Майю Плисецкую»...

Чем дальше уходит время, тем больше вижу я из сегодня хрущевскую жестокость, изворотливость, глупость, его взбалмошность и лживость. Расстрел «валютчиков» вопреки существовавшему на тот день закону. Заключение в тюрьму футбольного гения Эдуарда Стрельцова. Подарки с барского плеча Крыма и музейных сокровищ.

Развязная безграмотность царя Никиты затронула все сферы тогдашней нашей жизни. Особо усердствовал Хрущев, наставляя уму-разуму писателей и художников - «педерасов». Ах, жаль, что не нашлось у вождя времени поучить и нас балету. Может, узнали бы мы чего несусветного...

«УСЛОВИЯ ИГРЫ»

...Бровястый Брежнев тоже почитал «Лебединое озеро». И вновь должна была я выражать миролюбие и гуманность нашего государства. Стада премьеров и монархов заметно поредели, но правительственная центральная ложа не пустовала. Цветы в подмосковных оранжереях еще не кончились. Дюжие охранники чуть подседели, но мускулы их не ослабли, и они справно несли свою торжественную миссию.

Я видела наших лидеров вблизи на приемах, внимала их сладким комплиментам, дивясь в то же время их умственному убожеству и примитивизму. И думала, как несчастна наша страна, у которой такие недалекие, но всесильные правители, вершители наших судеб...

Позже мелькали иногда в позолотах интерьеров Большого Андропов, Черненко.

 Но их вклад в «посещаемость» правительственной ложи на балетные спектакли с моим участием был минимален.

...Я гляжу сегодня на свою жизнь - хочу я или не хочу этого - через череду смен наших партийных лидеров. Вся страна, все искусство СССР всякий раз споро выстраивались в шеренгу рабского поклонения новому советскому «Солнцу», как бы заново открывшему потускневшие было великие коммунистические истины.

Истины обязательные для всего «прогрессивного человечества». Сегодня это трудно вообразить. Но мы все -(вся!) двухсотмиллионная страна - должны были дружно и стройно раскрывать рты от внезапной радости долгожданного прикосновения к бесподобной мудрости нового своего лидера, взошедшего на коммунистический престол.

Мы (и я) все это прожили. Все это прошли.

Сегодняшним поколениям невозможно объяснить те «условия игры», которые сохраняли нам профессию, семью, относительное материальное благополучие.

Конечно, то было унизительно, мерзко. Но я родилась, чтобы принадлежать балету. Лучшей сцены, чем Большой, на планете Земля люди не построили.

Оркестр Большого звучал божественно красиво. Музыка Чайковского была так дансантна (т. е. очень танцевальна. - Ред.), вызывала желание танцевать, танцевать. Надо было принимать условия советской игры. Другого пути не существовало. Или бежать сломя голову, как Нуриев? Но меня держал Большой, держал Щедрин.

...Пришла перестройка. Новый правитель Горбачев провозгласил социализм с человеческим лицом. Но этим лицом стала Раиса Максимовна, диктовавшая Большому и хореографической школе (дабы внучку стали учить балету), что такое хорошо, что такое плохо «в области балета», естественно...

Я вынуждена была уйти из своего родного театра, уехать из Москвы. Все, что я  заработала в Большом - мне переводили мою зарплату в сберкассу, - превратилось в тлен, в пыль. Надо было нам с Родионом просто подумать о хлебе насущном...

...А как же балет? Как же «Лебединое озеро», забиравшее в плен дошлых, тертых политиков и надменных монархов? И я в своей балетной пачке?

С па-де-буре, «певучими руками», «лебединой шеей»?.. Все же мой отец верил, что система людских отношений в новом строящемся  обществе будет справедливее, чем была в веках. Но вновь разочарование. Вновь горечь.
 

Бостон, 1988 год. Фуршет на фестивале советской музыки. Плисецкая с мужем, композитором Родионом Щедриным. Фотогалерея

Перестройка принесла свободу. Свободу передвижения и мысли. Но стало ли проще жить? Облегчили ли новые власти существование людям, обезопасили ли им будущее? Сократили ли хоть на самую малость разрыв между нищетой и богатством?..

...Пришла эпоха Ельцина. Разрыв этот достиг гомерических размеров. На отважные взывания совестливой части прессы правительство и ухом не вело.

Пиши Емеля - твоя неделя. Реакции - ноль! Мятущимся, загнанным, взмыленным людям стало не до Искусства. Надо было судорожно спешить разбогатеть, урвать выгодный кредит в банке. Уловчить с акциями, кто посмысшленее... Развлекательные вульгарные шоу, шумливые попсовые тусовки словно цунами затопили телевизионные вещания и огромные концертные площадки. Лишь канал «Культура» держался подобно утесу в бушующем море пустозвонной развлекательности. Искусство, которому я всю жизнь принадлежала, отодвинулось в дальнюю тень. Теперь «Лебединое озеро» сгодилось лишь на затычку телеэфира в дни путча.

Балетные танцоры с тонущего корабля устремились в «райские кущи» западных компаний. Там платили зарплаты, на которые можно было существовать. Это «русское бегство» здорово подвинуло уровень профессионализма в балетных труппах Запада. Зазря там денег не платили. Надо было вкалывать и вкалывать, делиться опытом. Он вправду был очень полезен.

Это стало как бы второй волной русской «балетной эмиграции». Первые отъезды были после «дягилевских» триумфов. Тогда русские фамилии в балете были в большой цене. И многие иностранные танцовщики брали себе русские псевдонимы. Они ощутимо помогали им в продвижении карьеры. Антон Долин, Тамара Туманова, Алиса Маркова, Лидия Соколова, Вера Зорина...

По второй волне поначалу все шло гладко. «Беглецов» принимали с распростертыми объятиями. Но позднее спрос превысил предложение. И на мои рекомендации молодых танцовщиков в солидные западные театры я нередко слышала в ответ: у нас уже слишком много русских.

А ЧТО СЕКСУАЛЬНОГО В «КАРМЕН»?!

Ну а теперь к дням сегодняшним. Пришла эра Путина. Путину удалось совершить многое. Приостановить разгул бесстыжей вседозволенности, объединить разваливающееся государство, возродить авторитет страны. За счет президентских грантов («дети капитана Гранта») выровнялись зарплаты главных музыкальных театров России с театрами Запада. Наши лучшие танцовщики стали подписывать контракты, работая теперь и там, и здесь. Наконец-то наш балет пришел к нормальной деловой, общепринятой практике.

Мне теперь нелегко объяснить, скажем, Светлане Захаровой, почему запрещали «Кармен-сюиту». Я старательно пытаюсь подобрать самые доходчивые слова, но читаю в ее глазах удивленное недоумение. Что тут сексуального?.. Поколение счастливого неведения!

Но ниагарский водопад вакханалии попсы, засилье однообразных нескладных, тягомотных, бесконечных сериалов лишь усиливаются. Рейтинги передач Малахова и Вульфа свидетельствуют, что Культура, которая в конце концов лишь одна и является Лицом всякой нации, не в сфере пристального внимания правительства. Это меня огорчает. Свобода, интеллектуальная эстетическая свобода, долгожданная свобода - замечательно! И от строгих приказов и запретов вкус не улучшается. Этот урок мы прошли. А что делать, когда вкус отказывает или если его просто нету? Не знаю.

Художественная совесть? Такт? Рецепта у меня нет. Тем более что телевизионные программы других стран сегодня тоже далеки от идеала.

Оголтелая коммерциализация, словно лава Везувия, проникшая во все сферы жизни, губительна для общества. В этом я убеждена. И в первую очередь для искусства и культуры. В этом убеждена вдвойне.

Я, кажется, резонерствую. Ах вот, мол, в мои молодые годы и собаки мелодичнее лаяли. Но я взаправду думаю, что «товар - деньги - товар» не высшая истина для человечества. Вспомню Андрея Вознесенского: человек на Шестьдесят процентов состоит из химикалиев, на Сорок из лжи и ржи, но на Один процент из Микеланджело!.. Не исчезает ли процент этот на наших глазах ныне?..

ВЛАСТИ ХОТЕЛИ, ЧТОБЫ И Я БЫЛА СРЕДИ НИХ

Судьба моего рождения на российской земле привела к тому, что этапы ее я исчисляю сегодня эпохами «царствования» наших вождей. Какая-нибудь коллега моя из Финляндии или Франции разве будет когда соизмерять этапы своей биографии по именам президентов да премьер-министров? Ее сочтут за умалишенную. Ведь кто бы ни уселся в эти начальственные кресла, путь развития искусства и страны остается постоянным и неизменным. А наш советско-российский корабль швыряло туда и обратно, обратно и туда. Пассажиры его с правого борта, набивая себе синяки да шишки, летели на борт левый, с кормы на нос, с носа на корму. Власти хотели, чтобы и я была среди них. Оставаться на том корабле самой собою было неимоверно трудно. Баталии - быть или не быть - за «Кармен-сюиту», «Анну Каренину», «Чайку», бежаровские «Болеро» и «Леду», которую мне так и не дали, кстати, показать своей родной московской публике, были нешуточные. Скажу больше - кровопролитные. Я с гордостью говорю себе сегодня, что вышла из этих схваток с власть держащими победительницей. Победительницей, чего бы это ни стоило!..

СТО ЛЯТ

...Польская национальная опера Варшавы осуществила в конце ноября 2008 года постановку «Анны Карениной»... Моим польским коллегам было известно, что день моего рождения приходится на 20 ноября. И они приурочили премьеру точно к этому дню...

Директор театра Вольдемар Домбровский попросил меня 20 ноября выйти после «Карениной» на сцену и станцевать под оркестр бежаровскую «Аve Майя».

...Все задуманное Домбровским состоялось. Успех был велик, и публика потребовала повторения. После вторичной «Ave» зрительный зал встал - а это две тысячи человек - и запел свое традиционное поздравление «СТО ЛЯТ».

Особо трогательным было то, что вместе с залом пел и весь оркестр. В полном составе. Они тоже стояли. На своем опыте знаю..., артисты оркестра вместе с последней нотой исчезают из театра первыми.  Словно корабль терпит крушение.

...А тут «СТО ЛЯТ» пел и весь оркестр. У меня выступили слезы. И я подумала про себя - верно, это мое последнее выступление на сцене. Моя сценическая точка. И какая прекрасная точка!..

источник