Цитата сообщения NADYNROM Варвара Икскуль фон Гильденбандт



Это очередной длинный и занудный пост о моих маленьких открытиях, которые, по всей видимости, для других вполне очевидны.
Просматривала тут САЙТ, посвященный жизни и творчеству Михаила Нестерова, и наткнулась на очень интересные воспоминания художника о баронессе Варваре Икскуль фон Гильденбандт. Задумалась, что сама о ней знаю. Оказалось, ничего, кроме того, что Репин написал ее знаменитый портрет, находящийся ныне в Третьяковской галерее.
По традиции решила поискать информацию в сети и (опять же, по традиции) почти ничего не нашла. Даже вторая часть фамилии указывается в разных вариантах – Гильденбандт ( сама больше верю именно этому варианту, так как у Несетрова именно так, да и, если ничего не путаю, на портрете в Третьяковке), Гилленбандт, Гильденбрандт…
Самая большая сборная статья попалась мне на сайте «Хронроса». Вот ее и решила здесь процитировать, не внося никаких дополнений:

Икскулъ фон Гилленбанд Варвара Ивановна (1850(2-4) Петербург – 1928), отец – генерал-майор Иван Лутковский состоял в свите его императорского величества при генерал-фельдцейхмейстере русской армии великом князе Михаиле Николаевиче, мать – Мария Щербатова, урожденная Штерич, — представительница знатного сербского рода. В конце XVIII века, в эпоху колонизации юга России, три семьи из Сербии — Шевичи, Штеричи и Депрерадовичи — была наделены обширными землями — возник Славяно-Сербский уезд Екатеринославской губернии.
Девочку воспитывала гувернантка, ставшая впоследствии известной французской писательницей, публиковавшейся под псевдонимом Анри Гревиль. Варя выросла и превратилась в стройную худощавую девушку с большими темными глазами. Окружающие находили в ее внешности нечто цыганское. Надо лбом юной красавицы в темных волосах белела седая прядь.



Портрет баронессы В.И.Икскуль фон Гильденбандт. 1889

В 16 лет Варвару Лутковскую выдали замуж за дипломата, действительного статского советника и камергера Николая Глинку-Маврина, который был на двенадцать лет старше супруги. Прожив несколько лет в Петербурге и имея двух сыновей (Григорий, Иван), она, в один прекрасный день, решила, что «с нее хватит», и уехала в Париж. Скандал был огромный, тем более, что Варвара Ивановна стала писать романы. В начале 1880-х годов на страницах французских литературных журналов появились ее повести и рассказы под псевдонимом Rouslane (Руслана). Некоторые из них печатались с предисловиями самого Мопассана. С 1886 года ее произведения начали печатать и в России, правда, на французском языке.
Чтобы замять скандал за границу был направлен и ее муж. Местом их пребывания на долгие годы стали страны Европы — Германия, Италия и Франция. Там родилась дочь Софья. Казалось бы, семейное счастье вернулось в семью. Однако ей не исполнилось еще и тридцати лет, когда она развелась с Глинкой. Через несколько лет после развода она вышла замуж за начальника бывшего мужа, действительного тайного советника Карла Петровича Икскуля фон Гильденбанда (1818–1894), русского посла в Риме в 1876–1891 годах, который был на два года старше ее матери. В качестве жены русского посланника, Варвара Ивановна очутилась в Риме. Король Умберто был настолько пленен ее красотой, что однажды на Корсо появилась коляска, в которой барон и баронесса Икскуль занимали приличествующие им места, а король примостился на скамеечке у ног баронессы. Об этом стало известно в Петербурге, и шокированная императрица Мария Федоровна на очередном выходе во дворце выказала Варваре Ивановне свою немилость. Посланник Икскуль подал в отставку. Шел 1889 год, супруги переехали на постоянное место жительства в Петербург, где на набережной Екатерининского канала (ныне канал Грибоедова) ими был приобретен дом.
В 1891 году бывая по делам в деревне и «огорчаясь полным отсутствием книг для народа», Варвара Ивановна занялась изданием книг для народного чтения. Ей удалось найти единомышленника в лице издателя И.Д. Сытина.



Портрет Ивана Дмитриевича Сытина из:Полвека для книги 1866-1916. Литературно-художественный сборник, посвященный пятидесятилетию издательской деятельности И.Д.Сытина.- М.: Типография Т-ва И.Д.Сытина, 1916

За пять лет было издано 64 книги, доступных малоимущим читателям. Среди них были произведения Николая Гоголя и Льва Толстого, Федора Достоевского, Всеволода Гаршина, Жорж Санд и многих других выдающихся писателей и поэтов. Многие писатели разрешали баронессе безвозмездно перепечатывать их произведения, а Репин бесплатно оформлял обложки.
Позже Варвара Ивановна так писала об их совместной работе: «Помимо чисто утилитарных знаний мы считали желательным расширить вообще кругозор наших будущих читателей <...> не задаваясь никакими партийными или иными целями и выбирая только красоту духовных образов и таланта». Книжки для народа, издававшиеся баронессой Икскуль, выходили под грифом («Правда». Издания В.И.). Слова, адресованные Варварой Ивановной издателю Сытину, которому, как она писала, «русская деревня обязана многими часами светлого досуга», несомненно, можно отнести к ней самой.
Много сил и средств Варвара Ивановна отдавала благотворительности. По просьбе Льва Толстого баронесса помогала духоборам, переселявшимся в Канаду. В 1892 году она выезжала «на голод» в село Нижняя Серда Казанской губернии, собирала деньги, организовывала столовые. Во время этой поездки заразилась оспой и едва не умерла.
В 1893 году барон Икскуль фон Гильденбанд скончался. После смерти мужа Варвара Ивановна перешла во «фронду». Купив дом у Аларчина моста на Екатерининском канале, она открыла литературно-художественный салон. В гостиной особняка у Аларчина моста на Екатерининском канале, а позднее на Кирочной улице, бывали и крупные сановники, и академики, и знаменитые юристы, и актеры, и художники, и музыканты, и литераторы. Его посещали И.Е.Репин, В.С.Соловьев, А.М.Горький, Д.С.Мережковский, З.Н.Гиппиус, М.В.Нестеров, Владимир Короленко, Антон Чехов, Владимир Стасов, Лев Толстой и др.
Репиным исполнены графические портреты многих посетителей литературных вечеров в салоне баронессы. Отдельные листы этого обширного альбома находятся в собрании Музея-усадьбы «Пенаты», в Музее-квартире Бродского, ГРМ, ГТГ.
О хозяйке салона все мемуаристы вспоминали как о женщине редкой красоты и столь же редкого ума, вкуса, изящества и исключительного такта, Это ее И.Е. Репин изобразил на знаменитом портрете «Женщина в красном» из Третьяковской галереи. Можно предположить, что именно данный портрет послужил тому, что Варвара Ивановна получила прозвище — «красная баронесса».
Красота и исключительное обаяние Варвары Ивановны обеспечили ей громадный светский успех. Двенадцать стихотворений первого сборника Д. Мережковского были посвящены Варваре Ивановне.



Дмитрий Сергеевич Мережковский. Портрет работы И. Репина (Около 1900)

Вот одно из них:

ПРИЗНАНИЕ
На что мне чудеса волшебной красоты.
На что мне глетчеров безмолвная громада
И в радужной пыли над пеной водопада
Из тонких проволок сплетенные мосты,
Туннели грозные, где в сумраке вагона
Лазурной молнией врывается простор
Сверкающих озер, —
Обломков бирюзы, упавшей с небосклона
В кольцо жемчужно-белых гор?
На что мне цветники в задумчивых аллеях.
На что мне полутьма таинственных дубров,
И краски панорам блестящих городов,
И тысячи картин в старинных галереях,
На что мне океан и башня маяка,
Как уголь черная, на пурпуре заката,
И свежий запах волн, и песня рыбака,
И вьющийся дымок далекого фрегата?
На что мне вся земля и свет, и жизнь? На что
Весь мир великий, мир ничтожный?
Мне сердце говорит: «Не то, не то!»
И дальше я бегу с мечтой моей тревожной:
Не нужно мне дворцов, благоуханных роз
И чуждых берегов, и моря, и простора!
Я жажду долгого, мерцающего взора.
Простых и тихих слов, простых и теплых слез. —
Немного ласки и участья.
Одной улыбки милых глаз.
Немного сумрака в глубоко мирный час
И капли, только капли счастья!..

Писатель Дмитрий Мамин-Сибиряк писал своей матери: «…был с визитом… в настоящем большом свете, именно у баронессы Икскуль… Баронесса известная красавица, — высокая, стройная, худенькая цыганской худобой и очень умная. Свои сорок лет она носит с гордостью и еще сейчас красавица. Лицо худенькое, цыганское, большие глаза и умное выражение. Держит себя с простотой настоящей аристократки… После самой баронессы интересна обстановка, в которой обитает это совершенство. Представь себе три больших комнаты, сплошь набитых всякими редкостями — китайским фарфором, японскими лаками, старинными материями, редкой мебелью разных эпох и стилей, артистической бронзой, картинами и даже археологией, в виде старинных поставцов, укладок, братин, идолов и всяких цац и погремушек. Получается нечто среднее между музеем и галантерейным магазином…
Вообще баронесса настоящая петербургская знаменитость, и быть принятым у нее считается за честь». Поскольку дом находился у Аларчина моста, его хозяйка приобрела среди друзей второе шутливое прозвище «герцогиня д’Аларкон».
Вера Ивановна способствовала возобновлению деятельности Женских медицинских курсов, закрытых в конце царствования Александра II . Ей принадлежала значительная роль в создании первого в Европе Женского медицинского института (ныне Государственный медицинский университет им. академика И.П. Павлова), открытого в 1897 году стараниями прогрессивной российской интеллигенции. Этому учебному заведению баронесса оказывала постоянную и разнообразную помощь, устраивала благотворительные концерты, лекции и лотереи, занималась сбором средств для организации дешевых и даровых обедов нуждающимся, участвовала в подготовке Пироговских съездов, учредила несколько стипендий своего имени, собирала общественные библиотеки. В перечне важнейших книжных коллекций, хранящихся в Научной библиотеке Санкт-Петербургского университета, значится дар баронессы Икскуль фон Гильдебрандт от 1895 года.
В 1900 году Российскому обществу Красного Креста (РОКК) были выделены денежные средства для организации Общины сестер милосердия, которая должна была взять на себя организацию школ с целью подготовки, наряду с сестрами милосердия, квалифицированного низшего персонала – сиделок, нужда в которых была весьма велика. Такое дело мог организовать только человек, обладающий хорошими организаторскими способностями Деньги были переданы баронессе Икскуль. Вера Ивановна справилась с этой задачей.
Школы начала работать уже в конце года. При создании Общины сестер милосердия Вера Ивановна привлекла в ее учредители многих известных в России людей. Первое собрание учредителей, состоявшееся 15 апреля 1900 года, избрало правление. Его председателем стала В.И. Икскуль. Список учредителей публиковался в ежегодных отчетах Комитета и насчитывал 52 человека. Среди них были титулованные благотворители (графиня СВ. Панина, князь и княгиня Л.Д. и М.В. Вяземские, графиня О.В. Левашева, баронесса Т.И. Медем и др), известные врачи и государственные деятели (директор Женского медицинского института В.К. фон Анреп, лейб-хирург двора, профессор Военно-медицинской академии Н. А. Вельяминов, профессора Ф.Ф. Мертенс, Д.О. Отт, С.С. Боткин, А. А. Кадьян, Н.Н. Феноменов, сенатор С.И.Лукьянов, директор Частного коммерческого банка А.И. Мураний).



Николай Александрович Вельяминов

Община управлялось Комитетом РОКК. Подавляющее большинство учредителей также являлось действительными членами Комитета, то есть, согласно Положению, платили членские взносы – 10 рублей ежегодно или 100 рублей единовременно. В первые годы существования Комитета его действительным членом значился и Санкт-Петербургский митрополит Антоний. В состав правления Комитета входил священник Григорий Спиридонович Петров. В разные годы число действительных членов Комитета колебалось от 33 до 138 человек. Списки их публиковались в ежегодных отчетах.
«…В 1914 г. к Варваре Ивановне, которая к тому времени переехала от Аларчина моста на Кирочную улицу (она занимала бельэтаж дома, в который упирается Надеждинская ул., — в первом этаже жил ее друг профессор-хирург Н.А. Вельяминов) пришел тот же Горемыкин и, к своему удивлению, увидел на столе портрет имп. Марии Федоровны с любезной надписью. На его вопрос: «Что это значит?» — Варвара Ивановна ответила: «Мы помирились! Я согласилась стать во главе Кауфмановской общины. Теперь война и не время для мелких ссор!» Обязанности хирурга взял на себя Н.А. Вельяминов…» (стр. 57, гл. «На лазурном побережье», Т.А. Аксакова, «Семейная хроника», в 2-х книгах / Т. А. Аксакова-Сиверс. – Париж : Atheneum, 1988).
В 1902 году по распоряжению Марии Федоровны, которая была покровительницей РОКК, община получило право носить имя генерал-адъютанта Михаила Петровича фон Кауфмана, возглавлявшего Российское общество Красного Креста в течение 15 лет.
Баронесса сама работала наравне с другими сестрами во время русско-японской, балканской и Первой мировой войн.
Идеалы свободного общества, воспринятые ей в период своей жизни во Франции и Италии, не оставляли ее быть равнодушной к нарождающемуся демократическому движения в России. Вера Ивановна принимала самое активное участие в судьбах многих современников: трижды вызволяла Горького из тюрьмы, хлопотала за Н.К. Михайловского, которому угрожала ссылка. Квартира ее была фактически недосягаема для охранной полиции. Этим пользовались «нелегалы». По свидетельству В.Д. Бонч-Бруевича в доме баронессы Икскуль часто скрывались революционеры, прятались целые архивы левых партий, в том числе и большевистские (В.Д. Бонч-Бруевич Мое первое издание // Звенья. Т.8. М., 1950. С.679).
«…В числе многих гостей баронессы, великих артисток и сенаторов, скромных живописцев и модных адвокатов, я не сразу заметил и Батюшина, зато был рад увидеть в салоне Михаила Дмитриевича Бонч-Бруевича, который очень хорошо отозвался о хозяйке дома, как о женщине самых передовых воззрений:
— Она не только дружила с семьей Чехова, но в пятом году вызволила из Петропавловской крепости молодого Максима Горького…» (стр. 511, В.С. Пикуль. Честь имею. Исповедь офицера Генштаба, «Военная литература»: militera.lib.ru, Издание: Пикуль В.С. Честь имею. — М.: Голос, 1996, Книга на сайте: militera.lib.ru/prose/russian/pikul6/index.html).



А. П. Чехов и М. Горький

Будучи сама неординарной личностью, Варвара Ивановна всегда привечала и помогала другим, таким же непохожим на других, личностям, независимо от того в какой области блистала их неординарность. Поэтому, скорее всего, не мог пройти мимо ее участия и Георгий Ефимович Распутин.
«…Что такое за явление сам по себе Распутин. Одна дама, баронесса Икскюль Варвара Ивановна, она всем интересовалась. Это явление должно было пройти через ее салон. Она мне говорила: «Хотите встретиться?»…» (стр. 179, Понедельник 26 декабря 1932 г., Н. А. Базили, «Александр Иванович Гучков рассказывает… Беседы А. И. Гучкова с Н. А. Базили (история стенограмм)», ж-л Вопросы истории, 1991, № 10, OCR - http:\\annals.xlegio.ru ;mailto:halgar@ newmail.ru).
«…В воспоминаниях, далеко не сентиментальной Зинаиды Гиппиус, образ баронессы Икскуль передан нежнейшими тонами: «В Петербурге жила когда-то очаровательная женщина. Такая очаровательная, что я не знаю ни одного живого существа, не отдавшего ей дань влюбленности, краткой или длительной. В этой прелестной светской женщине кипела особая сила жизни, деятельная и пытливая. Все, что, так или иначе, выделялось, всплывало на поверхность общего, мгновенно заинтересовывало ее, будь то явление или человек. Не успокоится, пока не увидит собственными глазами, не прикоснется, как-то по-своему не разберется…» (стр. 74-75, З. Гиппиус, Живые лица, – Л., Искусство, 1991).
Может быть действительно, это желание видеть у себя в салоне неординарных личностей, а может быть она надеялась привлечь его к своей благотворительной деятельности на медицинской ниве? Этому вполне мог способствовать имидж Распутина как народного целителя с даром гипноза, который мог быть полезен ей в ее медицинской деятельндости. Мы еще может сможем узнать, если найдутся ее заметки о нем.
«…Баронессу Икскуль (придворная дама, одна из основательниц высшего женского образования в России) мне удалось заставить написать о Распутине (она была его поклонницей, потом отошла) лишь после того, как мне удалось добыть ей какое-то заграничное лекарство, которого она достать не могла…»
(Записка Л.М. Клячко, РГАЛИ. Ф. 1208. Оп. 1. Ед. хр. 1).




Григорий Распутин

Потомственная сербка, Вера Ивановна не могла спокойно наблюдать за начавшейся национально-освободительной борьбой сербского народа против Австрийской империи. Она овладела навыками сестры милосердия и отправилась с сестрами на Балканы где в 1912—1913 годах, работала на передовой. Осталась на передовой и в Первую мировую войну. За участие в перевязках раненых под неприятельским огнем в 1916 году она была награждена Георгиевским крестом, который ей вручил лично генерал A. M. Каледин.
После революции В.И. Икскуль и проживающие с ней ее сын, бывший гвардейский офицер Иван Глинка, и хирург-академик Н.А. Вельяминов. были выселены из дома на Кирочной. После мытарств, связанных с выселением, Вера Ивановна перенесла свыше десятка обысков, несколько арестов, недели, проведенные в тюрьме в числе заложников в качестве матери «белогвардейца». Зимой 1919–20 года похоронила сына Ивана Глинку, умершего от тяжелой пневмонии, осложненной голодом. Той же зимой погиб еще один близкий ей человек – профессор Военно-медицинской академии Николай Александрович Вельяминов (1855–1920). Саму Веру Ивановну осенью 1920 года А.М.Горький приютил в Доме искусств на Невском проспекте.
Владислав Ходасевич вспоминал: «Варвара Ивановна жила в бельэтаже, в огромной комнате «глаголем», с чем-то вроде алькова, с дубовой обшивкой по стенам и с тяжеловесной резной мебелью... Пахло в ней – не скажу духами, какие уж там духи, в Петербурге, в 1921 году, – но чем-то очень приятным, легким. В холоде и голоде тех дней, ограбленная большевиками, пережившая больше десятка «строгих» обысков, Варвара Ивановна сумела остаться светскою дамой. Это хорошее тонкое барство было у нее в каждом слове, в каждом движении, в ее черном платье, в ногах, с такой умелой небрежностью покрытых пледом; в том, как она протягивала сухую, красивую руку с четырьмя обручальными кольцами на безымянном пальце; в том, как она разливала чай, как поеживалась от холода.
В Петербурге, занесенном снегом зимою, заросшем травою летом, в пустынном, глухом Петербурге тех лет, когда зимою на улицах грабили, а летом на Мойке пел соловей, дом Искусств был похож на затерянный во льдах корабль. Жили особенной, ни на что не похожей жизнью… И редкий вечер, хоть мимоходом, не заходил я к Варваре Ивановне, всегда радушной, доброжелательной, ровной. Горничная Варя приносила чайник. Было необычайно тихо и – опять не могу подыскать я другого слова – обаятельно. В те вечера рассказывала Варвара Ивановна о разных вещах, о людях, которых ей доводилось видеть, особенно хорошо — о Тургеневе и о Мопассане» (стр. 20-21, В. Ходасевич, Воспоминания о Горьком, – М., 1989, статья «Красная баронесса» на сайте http://www.taleon.ru/RU/taleonclub_ru/ ProjectImages/2515/16-26.pdf)..
Живя в Доме Искусств, Варвара Ивановна пыталась подрабатывать переводами, чтобы не умереть с голоду, но найти работу было очень трудно. Приходилось распродавать какие-то вещи, оставшиеся после обысков. Она обратилась к большевистским властям с просьбой разрешить ей выехать за границу и получила издевательский отказ. Тогда она решила прибегнуть к помощи Максима Горького, которого когда-то спасла от тюрьмы.
Историю о том, как Варвара Ивановна покинула Россию, по-разному описывается ее современниками.
«…Но возвращаюсь к лету 1926 г. и В.И. Икскуль. В ее салоне у Аларчина моста среди других бывал и молодой Горький. Впоследствии он вспомнил старую «хлеб-соль» и помог ей выехать за границу…» (стр. 59, гл. «На Лазурном побережье», кн. 2, Т. А. Аксакова, Семейная хроника, в 2-х книгах / Т. А. Аксакова-Сиверс. – Париж: Atheneum, 1988).
«…Проблему переезда за границу «георгиевская кавалерственная дама» решила геройски. Невзирая на свой почтенный возраст — 71 год, она наняла на оставшиеся деньги мальчика-проводника и ушла с ним по льду Финского залива в Финляндию…» (ст. «Красная баронесса» на сайте http://www.taleon.ru/RU/taleonclub_ru/ProjectImages/2515/16-26.pdf).
Потом была Франция, где Варвара Ивановна встретилась со своим вторым сыном, Григорием Глинкой, и некоторыми прежними знакомыми.
«…Наискось от нас по avenue des Fleurs жила баронесса Варвара Ивановна Икскуль, та самая дама, портрет которой находится в Репинском зале Третьяковской галереи.
Варвара Ивановна была не только красива, но и очень умна. То сердечное внимание, которое она проявляла в отношении меня летом 1926 года, я считаю большой честью.
Опираясь на трость, одетая во все черное, с белой камелией в петлице, Варвара Ивановна часто стучала мне в окно, приглашая пойти с ней к морю. Сидя на набережной, мы говорили о России, и я читала по ее просьбе есенинские стихи. При этом я замечала, что она с болезненным интересом слушает подробности о жизни холодного и голодного Петрограда начала 20-х годов…» (стр. 57, гл. «На Лазурном побережье», кн. 2, Т. А. Аксакова).
Баронесса Варвара Ивановна Икскуль фон Гильденбандт скончалась 20 февраля 1928 г. в 7 часов 30 минут утра в Париже (П.Милюков. «Последние новости», 21/II-1928 г.).

Источник

Ну и, разумеется, воспоминания самого Нестерова из-за которых у меня возник интерес к «Красной баронессе»:



Михаил Васильевич Нестеров. Портрет работы Виктора Васнецова

«На одной из передвижных выставок, не помню какого года, появился превосходный, наделавший много шума и тотчас же приобретенный Третьяковым портрет баронессы Варвары Ивановны Икскуль фон Гильденбандт. Портрет был написан во весь рост; баронесса Икскуль была изображена на нем в черной кружевной юбке, в ярко-малиновой блузке, перехваченной по необыкновенно тонкой талии поясом; в малиновой же шляпке и с браслеткой на руке. Через черный вуаль просвечивало красивое, бледное, не юное, но моложавое лицо. Это было время самого расцвета таланта Репина. Все его живописные достоинства, как и недостатки, были налицо: свежая, молодая живопись лица, рук, блузки, золотых брелоков - и почти обычное отсутствие вкуса. Во всяком случае, мы тогда были в восхищении от нового шедевра Ильи Ефимовича, и я впервые по этому портрету узнал о существовании баронессы Икскуль.
С тех пор чаще и чаще я стал встречаться с ее именем: оно то фигурировало вместе с какими-нибудь филантропическими учреждениями, с женскими курсами, медицинскими, Бестужевскими, с концертами в пользу недостаточной молодежи, наряду с именами старушки Стасовой, Философовой, Марии Павловны Ярошенко, то с какими-нибудь петербургскими сплетнями. Хорошее о ней переплеталось с «так себе»... но никто никогда не говорил о Варваре Ивановне Икскуль, что она глупа, - нет, ни в одном повествовании о ней не было такого. Быть может, не было и того, чтобы «повествователи» любили ее, но и при всей нелюбви их Варваре Ивановне не отказывали в уме, энергии, находчивости, в сильной воле.
Варвара Ивановна Икскуль в те далекие времена принадлежала к либеральному лагерю российской интеллигенции, к либеральной части петербургской знати. Она была вдова нашего посланника в Риме, барона Икскуль фон Гильденбандта, человека гораздо старше ее, оставившего своей супруге какое-то состояние, дом на Кирочной и баронский титул. До баронства Варвара Ивановна была мадам Глинка, у нее было два сына от первого брака: красавец-кавалергард и моряк Гриша, довольно хилый молодой человек. Вот что было у Варвары Ивановны до баронского титула и особняка на Кирочной.
Так жила да поживала в Питере баронесса Икскуль, пока не прославил ее своим портретом Илья Ефимович Репин. О ней заговорили громче; хорошее и худое о ней получило более яркую окраску - Говорили, что женские медицинские курсы, закрытые в конце царствования Александра II, вновь открылись в царствование Александра III благодаря умелому ходатайству баронессы Икскуль. Казалось, к суровому царю с такими делами, как открытие женских медицинских курсов, и подступить было немыслимо. Александр III - и женское образование... хм... и, однако, не кто другой, а Александр III дал милостивое соизволение на открытие таких курсов; он не только согласился на их открытие вновь, но дал землю под это полезное учреждение и обеспечил их существование на будущие времена.



И. Н. Крамской. Портрет Александра III

Дело было так: ревнители женского образования ломали себе головы, как подступиться с таким делом к неподатливому царю. И вот тут, как и на репинском портрете, выступила баронесса Икскуль особенно ярко. У ней в те времена, как и раньше, как в дни последующие, как во все времена ее жизни, - были большие связи... с так называемыми «нужными людьми», будь то мир придворный, военный или чиновный, ученый, мир художников, артистов. Везде баронесса Икскуль вовремя и умно заводила связи и ими блестяще пользовалась.
Люди, жившие в 80-е годы, знали или слышали о генерале Черевине, близком человеке к царю. Генерала Черевина, как Бову-королевича или Паскевича-Эриванского изображали на лубочных картинках просто: тиснут медянкой, потом киноварью, еще охрой - и готов Черевин-Паскевич. Генерал Черевин был запойный пьяница. Пил он непробудно, и в минуты редкого и короткого похмелья докладывал царю о том, о сем, и тогда из этого выходило что-то ладное для «лучших людей». Тут и подвернись умная баронесса Икскуль. Поговорили о ней «лучшие люди», и стала баронесса поджидать черевинского похмелья; дождалась, и своими «чарами», а у ней их было довольно, убедила пьющего генерала доложить царю о курсах, о том, что женское медицинское образование не только не вредно, но даже польза от него может быть...
Царь выслушал Черевина милостиво и повелел тогда восстановить запрещенные курсы по более широкому плану. И стали курсы жить, процветать, много от них пользы было государству, и слава баронессы Икскуль как умной женщины еще более возросла. Куда бы ее деятельность ни направлялась, всюду видны были ее ум, твердая рука, административные и иные таланты. И как она умела выбирать людей, а выбрав, командовать ими!
Было начало 1907 года. В Петербурге, на Малой Конюшенной, в доме шведской церкви, была моя выставка. Ее успех для меня, как для моих друзей и недругов, был неожиданным. Среди выставляемых картин была там небольшая «Богоматерь с младенцем»; ее на первых же днях и приобрела баронесса Варвара Ивановна, а через несколько дней на той же выставке и сама познакомилась со мной. Первое мое впечатление было чисто зрительное. Помню, что Варвара Ивановна была вся в черном, никаких украшений, ничего лишнего. Лицо бледное, красивое, интересное, очень хорошо сохранившееся для своих лет (сыну, кавалергарду, было тогда за тридцать). Сходство с портретом Репина было большое, хотя Репин и не уловил того, до чего так мастерски и остро добирался Серов. Особую оригинальность облику Варвары Ивановны Икскуль придавал локон седых волос надо лбом, как у Дягилева. Этот седой локон на черных, вьющихся хорошо положенных волосах придавал большую пикантность лицу Варвары Ивановны. С первых же слов умелая барыня взяла со мной верный тон, простой, как бы дружеский.
Первая встреча наша закончилась приглашением, без обычного визита, к обеду.
В назначенный день и час я был на Кирочной. Широкая лестница вела во второй этаж, в апартаменты баронессы: приемная, дальше гостиная во вкусе 80-х годов, где лишь некоторый избыток живописно набросанных тканей, шелка, парчи и всякого рода безделушек указывал на то, что хозяйка дома считает себя не чуждой вкусам художников стиля тогдашнего модного живописца Ганса Макарта или нашего Константина Маковского.. В то же время в этой гостиной все было рассчитано на уют, располагающий к хорошим разговорам. Каждый уголок имел как бы свое особое назначение...
Хозяйка встретила меня с любезной простотой, так знакомой нам, художникам. Она села на свое излюбленное место - кушетку, заполненную разного рода подушками, подушечками, - она как бы погрузилась в них, и они приняли ее в свои теплые объятия. Мне было предложено кресло напротив, около стола с большой лампой под огромным абажуром на ней. Слева, ближе к окну, стоял другой стол поменьше, круглый, как и первый, а на нем был поставлен, лицом к хозяйке, в широкой, черной резной раме портрет Максима Горького, имя которого в то время было особенно популярно среди будирующего Петербурга. Опытная, светски воспитанная хозяйка втянула меня в оживленную беседу, перескакивая с одной темы на другую, нигде не обнаруживая своей сущности.
Скоро стали собираться другие приглашенные к обеду гости. Приехал ученый секретарь Академии наук академик Ольденбург, ставший более известным позднее, приехали муж и жена Медемы и, наконец, экс-премьер Горемыкин со старушкой женой. Через несколько минут все были приглашены в столовую. Хозяйка указала место, и я, как «герой сезона», был посажен первым справа от хозяйки. Рядом сел старик Горемыкин, дальше Ольденбург и последним еще молодой псковский губернатор, зять Горемыкина, барон Медем.
Сервировка стола прекрасная; обед не очень изысканный, но вкусный; винам особого значения не придавали. Беседа шла общая - о моей выставке, об искусстве вообще и на общие темы. Недавние грозные события затронуты за обедом не были. Мой сосед, с такой предрешающей свою судьбу фамилией, был очень прост: в нем не было и следа важного сановника, недавнего главы правительства; это был образованный, хорошо воспитанный старый человек. Менее других мне понравился академик Ольденбург.
После обеда все вернулись в гостиную; там за разговорами прошла часть вечера; около десяти часов я простился и, приглашенный «не забывать», уехал домой.
Позднее баронесса Икскуль в мои тогда довольно частые посещения Петербурга, узнав от общих знакомых о моем приезде, звонила ко мне по телефону в Гранд-Отель или присылала записку с приглашением посетить ее, и я изредка бывал у нее и встречал иногда интересных людей. Во время одного из моих визитов баронесса познакомила меня с нарядным, высоким, лет пятидесяти, в генеральском мундире, с открытым лбом военным, по манерам, облику похожим на какого-нибудь командира гвардейских полков. То был лейб-медик Вельяминов, как говорила молва, счастливо заменяющий покойного барона Икскуль.
Бывая на Кирочной, я заметил, что портреты в резной черной раме на круглом столе у окна менялись сообразно с тем, кто был в те дни «героем сезона», о ком говорил Петербург.
Все чаще и чаще приходилось слышать о баронессе Икскуль, о ее энергии, деловитости, умении руководить большим делом, попавшим в ее руки. Она, между прочим, была почетным попечителем и чуть ли не основателем Кауфманской общины сестер милосердия, где все было насыщено ее инициативой, волей, умом. Дело там шло превосходно. Дисциплина была железная, и сестры общины, такие выдержанные, бесстрастные, преданные долгу, в накрахмаленных белых повязках-кокошниках, воротничках и нарукавничках, были послушными исполнительницами указаний своей энергичной, не хотевшей стариться попечительницы.
Как-то Варвара Ивановна заехала в Киев к сыну, тогда уже «бывшему» моряку, слабосильному, такому приятному бездельнику Грише. Он был женат на Тарновской, дочери одного из потомков малороссийских гетманов, богатого, своенравного, влюбленного в малороссийскую старину и имевшего у себя в черниговском имении лучшее собрание древностей своего края.
В этот приезд в Киев Варвара Ивановна Икскуль посетила мою мастерскую. Она и тогда была все такая же интересная, не желавшая поддаваться влиянию времени пикантная женщина с черными, как вороново крыло, волосами, с неожиданным седым локоном в них, быть может, уже созданием парижского куафера.
Не помню, бывал ли я позднее у баронессы Икскуль в, ее особняке на Кирочной, но я слышал, что круглый столик у окна и черная рама на нем не утратили своих чудесных свойств: в черной раме продолжали меняться «герои сезона», пока однажды, на смену Максиму Горькому, не появился новый герой... Григорий Распутин».