К ПРОВИДЕНИЮ Пред богом милости я сердце обнажил: Он призрел на мое крушенье; Уврачевал мой дух и сердце укрепил; Несчастных любит провиденье. Уже я слышал крик враждебных мне сердец: Погибни он во мраке гроба! Но милосердый бог воззвал мне как отец: "Хвала тебе презренных злоба! Друзья твои - льстецы, коварство - их язык, Обман невинности смиренной; Тот, с кем ты хлеб делил, бежит продать твой лик, Его коварством очерненной. Но за тебя на них восстановлю я суд Необольстимого потомства; И на челе своем злодеи не сотрут Печати черной вероломства". Я сердце чистое, как жертву для небес, Хранил любви в груди суровой; И за годы тоски, страдания и слез Я ждал любви, как жизни новой; И что ж? произнося обет ее святой, Коварно в грудь мне нож вонзали; И, оттолкнув меня, убитого тоской, На гроб с улыбкой указали. Увы, минутный гость я на земном пиру, Испивши горькую отраву, Уже главу склонял ко смертному одру, Возненавидя жизнь и славу. Уже в последний раз приветствовать я мнил Великолепную природу. Хвала тебе, мой бог! ты жизнь мне возвратил, И сердцу гордость и свободу! Спасительная длань, почий еще на мне! Страх тайный всё еще со мною: От бури спасшийся пловец и по земле Ступает робкою стопою; А я еще плыву, и бездны подо мной! Быть может, вновь гроза их взроет; Синеющийся брег вновь затуманит мглой И свет звезды моей сокроет. О провидение! ты, ты мой зыбкий челн Спасало бурями гонимой; Не брось еще его, средь новых жизни волн. До пристани - уже мне зримой. 1819 * * * О ты, над тварями, над всем здесь вознесенный, Понятьем, разумом, бессмертною душой, Проснися, человек, — проснися, ослепленный, И цепи общия не разрывай собой! Ты мнишь, что брошен в мир без цели неизвестной, Чтоб ты в нем только жил И зрителей число умножил поднебесной; Взгляни на этот мир: Противному совсем и звери научают, И звери в нем живут не для себя самих. Трудятся и они: птенцов они питают, Птенцы же, подрастя, трудятся и для них. Зачем, ты говоришь, мне для других трудиться? Какая нужда до людей? Трудися только всяк для пользы лишь своей, А приобрев трудом, не худо насладиться. Ты наслаждаешься, — а тысяча сирот Страдают там от глада; Вдовицы, старики подле твоих ворот Стоят — и падают, замерзнувши от хлада. Ты спишь, — злодей уж цепь, цветами всю увив, На граждан наложил, отечество терзает. Сыны отечества, цепей не возлюбив, Расторгнуть их хотят, — вопль слух мой поражает! Какой ужасный стон! Не слышишь ты его — прерви, прерви свой сон! Несчастный, пробудися, Взгляни на сограждан, там легших за тебя, Взгляни на их вдовиц, детей — и ужаснися, Взглянувши на себя! Их вдовы стонут там, их дети мрут от глада, — Страшись и трепещи, чтоб тени их, стеня Подобно фуриям, явившимся из ада, В погибели своей тебя, тебя виня, Не стали б день и ночь рыдать перед тобою... ЛАСТОЧКА Ласточка, ласточка, как я люблю твои вешние песни! Милый твой вид я люблю, как весна и живой и веселый! Пой, весны провозвестница, пой и кружись надо мною; Может быть, сладкие песни и мне напоешь ты на душу. Птица, любезная людям! ты любишь сама человека; Ты лишь одна из пернатых свободных гостишь в его доме; Днями чистейшей любви под его наслаждаешься кровлей; Дружбе его и свой маленький дом и семейство вверяешь, И, зимы лишь бежа, оставляешь дом человека. С первым паденьем листов улетаешь ты, милая гостья! Но куда? за какие моря, за какие пределы Странствуешь ты, чтоб искать обновления жизни прекрасной, Песней искать и любви, без которых жить ты не можешь? Кто по пустыням воздушным, досель не отгаданный нами, Путь для Тебя указует, чтоб снова пред нами являться? С первым дыханьем весны ты являешься снова, как с неба, Песнями нас привечать с воскресеньем бессмертной природы. Хату и пышный чертог избираешь ты, вольная птица, Домом себе; но ни хаты жилец, ни чертога владыка Дерзкой рукою не может гнезда твоего прикоснуться, Если он счастия дома с тобой потерять не страшится. Счастье приносишь ты в дом, где приют нетревожный находишь, Божия птица, как набожный пахарь тебя называет: Он как священную птицу тебя почитает и любит (Так песнопевцев народы в века благочестия чтили). Кто ж, нечестивый, посмеет гнезда твоего прикоснуться — Дом ты его покидаешь, как бы говоря человеку: «Будь покровителем мне, но свободы моей не касайся!» Птица любови и мира, всех птиц ненавидишь ты хищных. Первая, криком тревожным — домашним ты птицам смиренным Весть подаешь о налете погибельном коршуна злого, Криком встречаешь его и до облак преследуешь криком, Часто крылатого хищника умысл кровавый ничтожа. Чистая птица, на прахе земном ты ног не покоишь, Разве на миг, чтоб пищу восхитить, садишься на землю. Целую жизнь, и поя и гуляя, ты плаваешь в небе, Так же легко и свободно, как мощный дельфин в океане. Часто с высот поднебесных ты смотришь на бедную землю; Горы, леса, города и все гордые здания смертных Кажутся взорам твоим не выше долин и потоков, — Так для взоров поэта земля и все, что земное, В шар единый сливается, свыше лучом озаренный. Пой, легкокрылая ласточка, пой и кружись надо мною! Может быть, песнь не последнюю ты мне на душу напела. Николай Гнедич