Умолкнет ли проклятая шарманка? И скоро ль в розах, белых и пречистых, Наш милый брат среди дорог лучистых Пройдет с сестрою нашей обезьянкой? Не знаю я … Пути Господни святы, В телах же наших - бубенцы, не души. Стенать я буду с каждым годом глуше: Я так люблю Спасителя стигматы! И через год не оскорблю ни ветра, Ни в поле рожь, ни в доме водоема, Ни сердца девушки знакомой, Ни светлого, классического метра… Палец мой сияет звездой Вифлеема В нем раскинулся сад, и ручей благовонный звенит, И вошел Иисус, и под смоквой плакучею дремлет И на эллинской лире унылые песни твердит. Обошел осторожно я дом, обреченный паденью, Отошел на двенадцать неровных, негулких шагов И пошел по Сенной слушать звездное тленье Над застывшей водой чернокудрых снегов. Усталость в теле бродит плоскостями, На каждой плоскости упавшая звезда. Мой вырождающийся друг, двухпалый Митя, Нас не омоет Новый Иордан. И вспомнил Назарет и смуглого Исуса, Кусок зари у Иудейских гор. И пальцы круглые тяжелые как бусы И твой обвернутый вкруг подбородка взор. Мои слегка потрескивают ноги, Звенят глаза браслетами в ночи, И весь иду здоровый и убогий, Где ломаные млеют кирпичи. Погладил камень и сказал спокойно: Спи, брат, не млей, к тщете не вожделей. Творить себе кумир из человека недостойно, Расти травой тысячелетних дней. Одно неровное мгновенье Под ровным оком бытия Свершаю путь я по пустыне, Где искушает скорбь меня. В шатрах скользящих свет не гаснет, И от зари и до зари Венчаюсь скорбью, и прощаюсь, И вновь венчаюсь до зари. Как будто скорбь владеет мною, Махнет платком - и я у ног, И чувствую: за поцелуй единый Я первородством пренебрег. В аду прекрасные селенья И души не мертвы. Но бестолковому движенью Они обречены. Они хотят обнять друг друга Поговорить… Но вместо ласк - посмотрят тупо И ну грубить. Духовная поэзия Классики и современники