Когда пытаешься объять сотворенное художником Львом Овчинниковым и лбом упираешься в известный постулат Козьмы Пруткова: необъятного обнять нельзя! — возникает удивление: как это самое необъятное могло быть принесено к нам всего лишь двумя руками и как все это жанровое и стиливое необъятие мог создать всего один человек?! Как будто в его теле жил не один и даже не два-три художника, а целая бригада мастеров, каждый из коих постиг совершенство, к которому обычно художник стремится всю жизнь, если еще удастся найти этот единственный маяк локального пути. Много ли известно за миллион лет бытия человеческой культуры столь многогранных богатырей древнего искусства.

На моей памяти до Льва лишь двое: Пабло да Неизвестный художник. Не в пример последнему — титану, за тысячелетия от пещерного бизонного портретизма до крепостнически-дворцового жанра утопшему в эклектике, — Лев целен во всех ипостасях, ибо в основе его творений не столько грунта, сколько забвенных нами истин традиции русской старины, им прочтенных и ясно растолкованных имащему очи современнику, тебе, зрец, и мне, Сергию-писарю, но сейчас тоже зрителю.

Николай Благодатов

Портрет Зулейки

 Каждый Новый Год Лева оделял друзей подарком гравюрой с изображением «животного года». Для православного человека забава a la'Восток. Но он так выпевал, выстраивал образ, что не виртуозная анималистика поражала, а сакральность, дремучее язычество, выглядывающее сквозь изысканный европейский художественный наряд. В этих кратковременных поделках «по случаю» как в капле отражалась и емкость, и многосложность, и тонкость петербургского художника Льва Авксентьевича Овчинникова, корнями своими связанного с глубинной Русью.