Это, наверное, что-то нервное

 

К. С. Станиславский в роли Аргана в пьесе Ж.-Б. Мольера "Мнимый больной"

В Академическом театре драмы имени Пушкина шел «Великий государь» В. Соловьева. По ходу действия пьесы на сцену выбегал гонец со свитком в руках. «Читай!» — велит грозный государь. Артист разворачивает свиток и, к ужасу своему, обнаруживает, что на нем нет текста. Но гонец не растерялся. «Я грамоте, великий государь, ведь не обучен», — заявил он.

В конце 80-х годов XIX века в Петербурге с большим успехом шел балет Пуни «Дочь фараона», поставленный Мариусом Петипа. В первом акте фигурировал лев, который сначала шествовал по скале, а потом, убитый стрелой охотника, падал вниз. Льва изображал постоянный статист. Однажды он заболел, и его пришлось срочно заменить.

Спектакль начался. Вначале все шло прекрасно. Лев важно прошелся по скале. Охотник выстрелил, стрела полетела... и вот здесь вышла заминка. Пораженный стрелой лев явно испугался высоты и в нерешительности топтался на краю скалы, виновато поглядывая на балетмейстера, в ужасе застывшего в кулисах. Отчаявшийся Петипа показал льву кулак.

И тут произошло чудо. Лев поднялся на задние лапы, перекрестился правой передней и прыгнул вниз. Константин Сергеевич Станиславский играл Аргана в «Мнимом больном» Мольера. На одном спектакле у него отклеился нос. Он стал прикреплять его на глазах у публики и, глядя в зеркальце, приговаривал: «Вот беда, вот и нос заболел. Это, наверно, что-то нервное».

Когда в Петербурге с громадным успехом в первый раз прошла «Прекрасная Елена» Оффенбаха, какой-то провинциальный антрепренер прислал в столичную театральную библиотеку запрос относительно стоимости оркестровки, партитуры и либретто оффенбаховской оперетты.

Библиотека ответила, что оркестровка и партитура стоят 300 рублей, а либретто 50 копеек. Тогда антрепренер телеграфировал: «Высылайте либретто, музыку подберем сами».

***

Шутник Диоген

 

Когда киник Диоген попал в рабство и был выставлен на продажу в Коринфе, глашатай спросил у него, что тот умеет делать. «Править людьми» — последовал ответ. Глашатай рассмеялся: «Продаю очень полезную вещь, если кто хочет купить себе господина». Купившему его Ксениаду Диоген тут же заявил: «Теперь исполняй приказания!» Тот удивился и громко воскликнул: «Вспять потекли источники рек!» На что Диоген ответил: «Если бы ты заболел и купил себе врача, разве ты не подчинялся ему, а лишь декламировал: «Вспять потекли источники рек!»?»

Философ Гегесий попросил Диогена дать ему почитать что-нибудь из его сочинений. «Чудак ты, Гегесий, — сказал Диоген. — Когда речь идет о фигах, ты выбираешь настоящие, а не нарисованные. А теперь проходишь мимо возможности потренироваться в добродетели и предпочитаешь написанные наставления».

Однажды Диоген просил милостыню у скряги. Тот мешкал, не спеша подавать. «Человече, — сказал ему Диоген, — я прошу у тебя на пропитание, а не на погребение».

На вопрос, почему люди охотнее помогают калекам, чем философам, Диоген отвечал: «Потому что каждый предвидит возможность стать хромым или слепым, но никто про себя не думает, что сделается философом».

На вопрос, кто из зверей кусается опаснее всех, Диоген ответил: «Из хищников — клеветник, из ручных — льстец».

Диоген, увидев однажды, как какой-то юноша притворяется влюбленным в богатую старуху, заметил: «Он положил на нее не глаз, а зуб».

Увидев бездарного борца, занявшегося врачебной практикой, Диоген спросил: «Это зачем? Не для того ли, чтобы отомстить тем, кого он не смог победить в состязаниях?»

Однажды, когда какой-то человек стал требовать у Диогена назад свой плащ, тот возразил: «Если ты мне его подарил, то он мой. Если же ты его мне одолжил, то он мне еще нужен».

Когда какой-то человек пожаловался, что умрет на чужбине, Диоген его успокоил: «Не печалься, глупец. Дорога в Аид везде одна и та же».

На вопрос, как отомстить врагу, Диоген ответил: «Стань добрым и честным».

Ай да Пушкин!

 

Пушкину предложили написать критическую рецензию на один из исторических романов Булгарина. Он отказался, сказав:
— Чтобы критиковать книгу, надобно ее прочесть, а я на свои силы не надеюсь.

Однажды пригласил А. С. Пушкин несколько человек в тогдашний ресторан Доминика и угощал их на славу. Входит граф Завадовский и, обращаясь к Пушкину, говорит:
— Однако, Александр Сергеевич, видно, туго набит у вас бумажник!
— Да ведь я богаче вас, — отвечает Пушкин, — вам приходится иной раз проживаться и ждать денег из деревень, а у меня доход постоянный — с тридцати шести букв русской азбуки.

Кажется, за год до кончины своей А. С. Пушкин говорил одному из друзей своих: «Меня упрекают в изменчивости мнений. Может быть: ведь одни глупцы не переменяются».

Лицейский анекдот. Однажды император Александр, ходя по классам, спросил: «Кто здесь первый?» — «Здесь нет, Ваше Императорское величество, первых, все вторые», — отвечал Пушкин.

В застольной беседе в Английском клубе в Москве поэт Иван Иванович Дмитриев заметил, что ничего не может быть страннее самого названия: Московский Английский клуб.
Пушкин, смеясь, сказал ему на это, что в России есть названия еще более странные.
— Какие же? — спросил Дмитриев.
— А Императорское человеколюбивое общество, — ответил Пушкин.

Воспитанникам Лицея было задано написать в классе сочинение «Восход солнца» (любимая тема многих учителей словесности, преимущественно прежнего времени). Все ученики уже закончили сочинение и подали учителю; дело стало за одним, который, будучи, вероятно, рассеян и не в расположении в эту минуту писать о таком возвышенном предмете, только вывел на листе бумаги следующую строчку: «Се от Запада грядет царь природы...»
— Что же ты не кончаешь? — сказал автору этих слов Пушкин, который прочитал написанное.
— Да ничего на ум нейдет, помоги, пожалуйста, — все уже подали, за мной остановка!
— Изволь! — и Пушкин так окончил начатое сочинение:

И изумленные народы
Не знают, что начать,
Ложиться спать
Или вставать?

Тотчас по окончании последней буквы сочинение было отдано учителю, потому что товарищ Пушкина, веря ему, не трудился даже прочитать написанного. Можно себе представить, каков был хохот при чтении сочинения двух лицеистов.

В Лицее во времена Пушкина служил гувернером некто Трико, докучавший лицеистам бесконечными придирками и замечаниями. Однажды Пушкин и его друг Вильгельм Кюхельбекер попросили у Трико разрешения поехать в находившийся недалеко от Царского Села Петербург. Трико, однако, не разрешил им этого. Тогда довольно уже взрослые шалуны все равно вышли на дорогу, ведущую в Петербург, и, остановив два экипажа, поехали по одному в каждом из них. Вскоре Трико заметил, что Пушкина и Кюхельбекера нет в Лицее, понял, что друзья ослушались его и уехали в Петербург. Трико вышел на дорогу, остановил еще один экипаж и поехал вдогонку. А в то время у въезда в город стояли полицейские заставы и всех ехавших в столицу останавливали, спрашивали, кто они и зачем едут. Когда ехавшего первым Пушкина спросили, как его зовут, он ответил: «Александр Одинако». Через несколько минут подъехал Кюхельбекер и на такой же вопрос ответил: «Меня зовут Василий Двако». Еще через несколько минут подъехал гувернер и сказал, что его фамилия Трико. Полицейские решили, что или их разыгрывают и подсмеиваются над ними, или что в город едет группа каких-то мошенников. Они пожалели, что Одинако и Двако уже проехали, и догонять их не стали, а Трико арестовали и задержали до выяснения личности на сутки.

В 1829 году один только что выпущенный лицеист, еще не снявший лицейского мундира, встретил на Невском Пушкина. Пушкин подошел к нему и спросил:
— Вы, верно, только что выпущены из Лицея?
— Только что выпущен с прикомандированием к гвардейскому полку, — с гордостью ответил юноша. — А позвольте спросить вас, где вы теперь служите?
— Я числюсь по России, — ответил Пушкин.

https://www.manwb.ru/articles/soul_rest/Philosophical_humor/