Ты помнишь Кейптаунский порт?

Алика КАЛАЙДА

Песню эту я услышала во дворе. Два брата лет 8-9 распевали ее, стоя на высоком крыльце, как на сцене, и держась, как за мачты, за столбики, подпирающие навес над входом. Мы, летняя публика на скамейке – присевшие после работы мужики в майках, разномастные дети и бабульки – неистово аплодировали. В песне был вальяжный неторопливый ритм идущих вразвалочку моряков, вино, поножовщина и экзотические названия. Команда с «Жанетты», поправлявшей такелаж в Кейптаунском порту, отправилась «достать бочонок рома и вина», а дальше события развивались захватывающе-трагически.

Как многие, я считала эту песню народным творчеством, но вдруг услышала совершенно в другом, далеком месте знакомый ритм. Слова с экрана звучали как будто немецкие – «бай мир бис ду шейн…». Что такое? Неужто дворовый хит нашего детства обрел популярность на другом конце света, да еще в переводе на немецкий?

После некоторых розысков мне открылась удивительная история. Не было поначалу никаких французских моряков, а были герои малоуспешного еврейского мюзикла.

В 1932 г. театр поставил музыкальную комедию «I Would if I Could» (на идише – Men Ken Lebn Nor Men Lost Nisht), и там с огромным успехом прозвучала песня на слова Джейкоба Джейкобса «Bei Mir Bistu Shein» – «Для меня ты самая красивая». Исполнителей Ааро­на Лебедеффа и Люси Левайн много раз вызывали на бис.

Но сам мюзикл успеха не имел и продержался всего один сезон. Секунда особенно не расстроился – его раздражало, что Лебедефф по ходу спектакля непрерывно нес отсебятину. Авторы пытались пристроить историю в Голливуд, но там отказались, сочтя ее слишком местечковой.
Сейчас уже никто не помнит сюжета мюзикла, но песне оттуда была уготована долгая жизнь.

Несколько лет она оставалась популярной в барах Ист-Сайда, но со временем должна была забыться. Однако в 1937 г. Сэм Кан и Сол Чаплин (музыканты, писавшие в соавторстве слова к песням, впоследствии – оскаровские лауреаты за музыку к фильмам) услышали ее в одном из баров Гарлема в исполнении двух чернокожих певцов, они пели на идише. Мелодия очаровала Кана и Чаплина, и они обратились к «Каменсам», музыкальному издательству в Бруклине, с предложением выкупить песню и переписать ее на английском.

Права были приобретены всего за 30 долларов. Секунда и Джейкобс зачастую публиковали песни за свой счет, так что продать произведение издателю было особой удачей. Для них эта песня ничем не отличалась от других, проданных за 30 долларов (по 15 долларов на соавтора).

Но в этот раз все сложилось совершенно иначе.
Кан и Чаплин написали английский текст, в котором для колорита оставили в качестве рефрена идишистские слова. Песня теперь называлась «Bei Mir Bis Du Shoen» (произносится «бисту шейн»). В конце 1937 г. записали ее мало кому тогда известные «Эндрюс Систерз» (Andrews Sisters), и она немедленно превратилась в хит.

Песня звучала везде – от Голливуда до ковбойских ранчо. Потом стала немыслимо популярна по всему миру – от Германии до Японии – и принесла своим «обладателям» около трех миллионов долларов. Сэмми Кан купил своей маме дом на заработки от песни. А мама Шолома, Анна Секунда, каждый день ходила в синагогу молиться – она была уверена, что Б-г наказал сыночка за ее грехи. Ей было 76, она не говорила по-англий­ски и ничего не понимала в контрактах и копирайтах.

Перепели песню многие известные исполнители, включая Эллу Фитцджеральд, Гая Ломбардо и Джуди Гарланд. Хотите подпеть? Вот текст, с которым песня стала немыслимо популярной:

Of all the boys I’ve known, and I’ve known some
Until I first met you, I was lone some
And when you came in sight, dear,
my heart grew light
And this old world seemed new to me.

В Германии были уверены, что это чуть ли не народная немецкая песня, и пели ее повсеместно, пока кто-то из наци не узнал, что автором был еврей, и хит тут же запретили.
В России песню встретили как родную. Утесов немедленно перепел ее, поведав про незадачливую, но бойкую старушку:

Старушка не спеша
Дорожку перешла,
Ее остановил милицанер:
«Товарищ бабушка, меня не слушали,
Закон нарушили, платите штраф!»
– Ах, что вы, что вы, что вы!
Я так спешу домой,
Сегодня у Абраши выходной!
Несу в корзиночке
Кусочек булочки,
Кусочек курочки,
И пирожок!
Я никому не дам,
Все скушает Абрам,
И станет, как надутый барабан!!!

Про необузданную красавицу:

Красавица моя
Красива, как свинья,
Но все же мне она милее всех.
Танцует, как чурбан,
Поет, как барабан,
Но обеспечен ей всегда успех.
Моя красавица
Мне очень нравится,
Походка ровная, как у слона.
Танцует, как чурбан,
Поет, как барабан,
И вечно в бочку с пивом влюблена.

А во время войны песня превратилась в сатиру «Барон фон дер Пшик»:

Барон фон дер Пшик
Покушать русский шпиг
Давно собирался и мечтал.
Любил он очень шик,
Стесняться не привык,
Заранее о подвигах кричал.
Мундир без хлястика,
Разбита свастика –
А ну-ка влазьте-ка на русский штык! –
Барон фон дер Пшик
Попал на русский штык,
Остался от барона только пшик.
Капут!

Павел Гандельман

Ныне песня известна в живописных народных вариантах, где «юбки узкие трещат по швам», но Павел был мальчик начитанный, поэтому его текст весьма литературен:

В кейптаунском порту
С какао на борту
«Жанетта» поправляла такелаж.
Но, прежде чем идти
В далекие пути,
На берег был отпущен экипаж.
Идут-сутулятся,
Вздымаясь в улицы,
Давно знакомы им и шторм, и град.…
И клеши новые,
Полуметровые
Полощет весело ночной пассат.
Им дверь открыл портье,
И несколько поpтьеp
Откинулись, впуская моряков.
И не было забот,
И горе не придет –
Здесь люди объясняются без слов!
Здесь все повенчаны
С вином и женщиной.
Здесь быстро лечатся следы морщин.
Здесь души сильные,
Любвеобильные.
Здесь каждый бог, и царь, и господин!
Они уйдут чуть свет.
Сегодня с ними Кэт.
О ней не мог мечтать и сам Жюль Верн:
Она, куда ни кинь,
Богиня из богинь
Заманчивых кейптаунских таверн.
Здесь пунши пенятся,
Здесь пить не ленятся,
Поют вполголоса, присев в кругу:
«Мы знаем гавани
Далеких плаваний,
Где жемчуг высыпан на берегу».
А в ночь ворвался в порт
Французский теплоход,
Облитый сеpебpом пpожектоpов.
Когда бледнел рассвет,
Пришли в таверну Кэт
Четырнадцать французских моряков…
«Кончайте плавиться!»
«Привет, красавица!»
«Во имя Франции – на шлюпки груз!»
Но спор в Кейптауне решает браунинг,
И на пол грохнулся гигант француз…
Когда пришла заря
На южные моря,
«Жанетта» разбудила сонный порт.
Но не пришли на зов
Все восемь моряков,
И больше не взойдут они на борт.
Им больше с гавани
Не выйти в плаванье,
И страны дальние не видеть вновь.
Их клеши новые,
Полуметровые,
Обильно пролита, смочила кровь…
В кейптаунском порту
С какао на борту
«Жанетта» уходила на Сидней.
Без бурь тебе идти
В далекие пути,
Скиталица акуловых морей!..

«Здесь души сильные, любвеобильные» – это, конечно, влияние Некрасова. В оригинале у «Жанетты» оказалось какао на борту, а вовсе не пробоина. Я не специалист, но то-то мне всегда казалось странным – с пробитым бортом всего лишь починять паруса?
В 1941 г. в Кронштадтской школе оружия вчерашний школьник услышал, как моряки распевали его песню под гитару. Над заявлением, что он автор, суровые мужчины посмеялись.

Разумеется, про Секунду к этому моменту все уже забыли. Музыка народная, слова народные: «Жанетта»! Исполняется впервые!
Мы же к нему ненадолго вернемся. 30 долларов – это по нынешним деньгам примерно 422 доллара, так что композитор поначалу мог быть вполне доволен продажей своей безделицы. Однако неимоверный успех твоей песни в чужих руках – это могло поразить кого угодно. Секунда, впрочем, не сокрушался, продолжал писать музыку – и легкую, и симфониче­скую, на уговоры журналистов рвать волосы от отчаяния не поддавался, пожимал плечами и отворачивался к нотной бумаге.

28 лет владения копирайтом закончились в 1961 г., и права вернулись к Шолому Секунде и Джейкобу Джейкобсу. И уж тут-то композитор подписал договор с музыкальным издатель­ством и вытребовал себе достойные проценты по ройялти. До конца жизни Секунда наслаждался авторством хита, деньгами и славой. По­сле его смерти в 1974-м права по закону еще 75 лет будут принадлежать его семье.
«Ба мир бисту шейн» – одна из самых популярных и широко распространенных еврейских песен.

А я теперь считаю, что младший из братьев в нашем дворе, косивший на меня черным глазом из-под стриженой челки, пел на самом деле не про «Жанетту», а про то, что для него я – самая красивая.
www.booknik.ru