Опускаться на самое дно было сложно. Не так чтобы совсем уж невмоготу, но сложнее, чем обычно. И чувство того, что подниматься затем будет намного сложнее, чем в прошлом, давало определенную горечь в области сердца.
Да... Наполненное до самого верха сознание липкой вонючей жижей, которую ловкий продавец выдает за лимонад, рано или поздно должно было лопнуть. Оно не лопнуло, а треснуло по швам, давая вытечь всему, что мешало и давило. И от легкости своей, вместо того, чтобы подняться на поверхность, стало опускаться на дно всего того, что выплеснуло из себя.

     Небо сегодня стоит ясное и безоблачное. Конечно же не правильно говорить, что небо стоит, но как тогда подругому? Как передать тогда то ощущение, накрытости огромным безоблачно небесно-голубым куполом? Воздух, свежий, прозрачный, почти ощутимый легочными пузырьками переполнял меня  всю, мне хотелось взлететь над моим серым городом, больше похожем на свалку ненужных материальных сущностей. Небо манило меня и пыталось схватить мое ускользающее от него сознание в свои цепкие объятья.
Лейкоциты крови забегали быстрее и быстрее, стараясь ускорить обороты  сердца. Боялась ли я это делать? О нет, страх давно уже забыл, что такое селиться в моей душе. 
     По статистике художники - самые маникальные люди. Ради капли вдохновения они готовы пожерствовать всем. Например я, хоть и не отношу себя к высшей касте творческих утонченных натур, в определенной мере страдаю от отсутствия вдохновения. И пытаюсь выжать его из подручных материалов, обладающих хоть частью химического наслаждения. О, да... меня переподняют эмоции, стоит проглатить маленький ярко-оранжевый шарик и, даже не запивая его водой, откинуться спинку кресла и ждать, пока все вокруг не примет такие же яркие оттенки. Хотя в большинстве случаев все, что окружает меня итак слишком перекрашено.
    Итак, мне не хватает вдохновения. Это накладывает отпечаток на мою работы и мою личную жизнь. Если для работы  моя вазочка с яркими шариками никакого значения не имеет, то для личной жизни она несет самое что ни на есть разрушительное воздействие. Старая, еще прабабушкина, варенница - мое любимое существо в моей пустой квартире. Я люблю ее, согреваю своим теплом, потому что такой же чистой, но порочной любовью она любит меня. Сколько раз она меня подствавляла? подставляла тогда, когда была для меня самым желанным существом, когда я хотела ее безраздумно, безудержно и горячо? Я падала с табуретки и ломала руку, когда она стояла в буфете, полная апельсинового варенья. Она, исполненная конфетами и прочими сладостями, завела меня к  стоматологу с извращенным вкусом. Она, наполненная испорченным зерном убила мою любовь - желтую канарейку Мими. Она, ловко брошенная очередной человеческой рукой, разбила мне висок. Наконец сейчас, она заводит меня в другой мир, плавно, за руку, в мир иллюзий. Но я все еще люблю ее. Не знаю, кончится ли эта любовь когда нибудь, она мучительна и тяжела для меня, но я не могу бросить ее. Она - моя память, мое прошлое, а значит и будущее.
     Моя жизнь протекает вяло, как по течению широкой реки, в моей пустой квартире. Это конечно же образно. Здесь есть все - мебель, техника, антиквариат моих предков, мои безсмысленные (а может и наоборот) картины, романы, стихи. В общем все, что останется после меня кому-то. А есть ли кто-то? Важно совершенно не это.
     Я погрузилась на дно самой себя и там лежу, вдыхая в себя жесткий воздух, который отравлен настолько, что мне некомфортно. Хотя на самом деле должно было бы быть все совершенно наоборот.
     Вот и сейчас, оранжевый шарик растворяется где-то в моем желудке, где-то в моей крови, а я сижу в кресле и жду вдохновения. Мой загруженный редактор старается выкроить время для того, чтобы прийти ко мне и познакомиться поближе. Пожилая, одинокая женщина, которая старается сделать этот мир лучше со страниц никому не нужного художественного журнала. Хотя почему же? Стоит он бешенных ленег и доступен для понимания только лишь богеме. А богемные круги... Меня пока что не тянут в свои клешни.
     Я могу часами вот так вот лежать на полу, на ковре, прислушиваясь к своему внутреннему миру. Там просто тишина. Я все так вот лежу и жду, что может быть вгулубине души раздасться тоненький, едва слышный голосок моего внутреннего сознания и скажет мне, что он есть. Я не знаю есть оно или нет. Умные книги с моей книжной полки говорят что есть. А я не могу найти его...
     Итак, моя редактор Маргарита Аркадьевна решила, во что бы то не стало познакомиться со мной поближе. До этого общение протекало в деловой форме по электронной почте и по аське. Чтобы перекинуться парой слов, мне нужно вставать с пола, идти к столу и встматриваться в тусклый экран. 
     Я пишу картины. Они мне не нравятся, зато нравятся Маргарите Аркадьевне. Она их просто нахваливает направо и налево. Меня отыскала через интернет, выставила парочку в персональной выставке журнала, и постоянно требует от меня новых, требует знакомства. А я... Я просто лежу. Что может быть великолепного в чистых эмоциях? То, что на бумаге чистые всплески без масок, прикрытий... Тот, кто первый это разглядит, тот ужаснется, волосы у него будут стоять также дыбом как иу меня. Но, богемные ценители моего вторчества до сихпор ничего не поняли. Это, возможно, сложно.