....осталось пить без просыпа до белых порасят,

здесь нет другого способа устроить Город-Сад

В феврале 2011 года на канале «Дождь» появился проект «Поэт и гражданин», в котором стихи Дмитрия Быкова (подражание поэтам-классикам) на злободневную тему исполняет Михаил Ефремов. Идея пришла в голову тогдашнему главному режиссеру телеканала «Дождь» Вере Кричевской. Продюсером выступил журналист Андрей Васильев. Довольно скоро проект со скандалом и сменой названия (отныне он — «Гражданин поэт») переехал с «Дождя» на портал F5, а его аудиоверсия стала транслироваться «Эхом Москвы».

Скандал случился, когда «Дождь» не пропустил в эфир сюжет про «Тандем в России больше, чем тандем». Если первые выпуски просто пользовались популярностью, то после истории со снятием с эфира на проект обрушилась настоящая слава. Под конец года Time Out побеседовал с Поэтом Дмитрием Быковым и Гражданином Михаилом Ефремовым.

Путин, Медведев, Прохоров, «Марш несогласных», «Русский марш», смерть Стива Джобса — что объединяет все эти разные объекты вашей иронии?

Ефремов: Новость. Проект называется «ньюзикл». Мы отталкиваемся от новости. Андрей Васильев отвечает за «ньюз».
Мы с Быковым — за «икл». Есть хорошо забытое старое выражение «Утром в газете — вечером в куплете». Нами выбирается самая главная новость недели, и Дима про нее пишет стих. Иногда мы промахиваемся, иногда не успеваем главное отыграть, но идея такая.

Можно сказать, что «Гражданин поэт» — это такая новая форма СМИ?

Быков: Это скорее новая форма театра, оперативно реагирующего на события. На СМИ мы не тянем. СМИ рассказывают новости, а мы их интерпретируем.

Журналы тоже интерпретируют.

Быков: Мы претендуем не на анализ, а на веселое переосмысление.

Ефремов: Иногда и не веселое. Это нагло, конечно, с нашей стороны, что мы претендуем на какую-то художественную значимость, это скорее художественная самодеятельность…

Быков: Это карнавал вокруг реальности.

Ефремов: В книге, которая недавно вышла, кстати, это так и называется — «31 номер художественной самодеятельности». Сейчас мы записали 38-й…

Быков: … плюс энное количество вещей, которые сочинены по заказу зала на концерте. В рамках проекта, что такое его книжная ипостась?

Быков: Это блокнот-напоминалка. Человек прожил год, для него ничего не изменилось. А мы ему показываем какие-то опорные точки, чтобы это не кануло.

Как вы относитесь к объектам вашей иронии?

(В один голос) С любовью.

Тогда почему вы иронизируете над Путиным, но оба идти на встречу с ним отказались?..

Ефремов: Я с государством мало связан — долг священный отдал еще в Советском Союзе. Мы не находимся ни в каких государственных структурах. Почему я должен идти к премьер-министру? Почему он меня вызывает?

…вы иронизируете над Прохоровым, но при этом транслируетесь на портале, принадлежащем основанной им медиагруппе, и он оплачивает ваши региональные выступления?

Быков: Это уже не его медиагруппа — он избавился от этого актива.

На тот момент, когда вы к нему пришли, это была его медиагруппа.

Ефремов: Это он к нам пришел. На концерт. Как раз перед съездом.

Быков: Вы хотите узнать, не являемся ли мы проектом Прохорова?

Ну, например, не являетесь ли вы частью его предвыборной кампании?

Быков: Нет, не являемся, потому что до всякой предвыборной кампании мы пошутили с ним довольно жестко.

Ефремов: И не один раз.

Васильев говорил, что Прохоров отнесся к шуткам с пониманием.

Ефремов: Он сказал, что шутки у нас жесткие и несправедливые.

Но в стихотворении про Стива Джобса у вас есть строка, Прохорову вполне сочувствующая: «Ты возглавил бы “Правое дело”, и тебе прищемили бы хвост». Это не намек на Прохорова?

Быков: Нет, это не про Прохорова. Речь идет о том, что, если бы Джобс работал в России, его бы позвали возглавить «Правое дело».

Ефремов: А потом прищемили бы хвост.

Быков: И только.

Ефремов: А дальше ваши ассоциации работают. Вы говорите: «Вот мне пришла такая ассоциация. Вы про это писали?» Мы говорим — нет. А то получается, что вы нас спрашиваете: «Скажите, а вы голодные? Есть хотите?»

Быков: Нет, мы не голодные, и это не прохоровский проект.

У вас больше всего стихов-подражаний Лермонтову — три. Почему?

Ефремов: У нас еще было три Есенина.

Быков: Может быть, это оттого, что по интенциям своим Лермонтов нам больше всего подходит. У него такое удивительное сочетание лирики и желчи, которое очень совпадает с нашим проектом. Мы тоже очень любим Россию и тоже странной любовью: лирично и желчно.

На какой срок рассчитан проект?

Быков: До 4 марта.

То есть он не будет бесконечным, как «Владимир Владимирович ТМ»?

Быков: «Гражданин поэт» закончится в день выборов, 4 марта.

Ефремов: Будут выборы президента, потом «Погиб поэт» и гражданская панихида. (С иронией.) Может быть, мы переформатируем что-то. Кино снимать будем, гастролировать будем с ним, как Кобзон, лет пять. Если предлагают деньги — что же теперь, отказываться что ли? У меня шестеро детей.

Быков: Хотя, конечно, возможны варианты. Например, если мы вдруг выберем Явлинского. Но это очень маловероятно. Так что если россияне так не хотят, чтобы прекращался «Поэт», — пусть выберут Явлинского.

ДВАДЦАТЬ ЛЕТ -- НИ ХРЕНА НЕТ

В свежем выпуске проекта "Гражданин поэт" -- Владимир Маяковский.
20 лет назад, в августе 91-го, многие из нас представляли, как "здесь будет город-сад". Куда делись наши мечты? Ответ Дмитрия Быкова излагает Михаил Ефремов.

Гражданин поэт. ШИЗОРВАНКА

В своем очередном выпуске проект "Гражданин поэт" представляет Александра Блока.
Как звучала бы его "Незнакомка" сегодня -- когда все, от президента России Дмитрия Медведева до девушек из социальной сети ВКонтакте, готовы "порвать за Путина"? Версию Дмитрия Быкова излагает Михаил Ефремов.

смотрите больше на ютубе

Мир
   опять
        жёлтым оброс,
у мира
      осенний вид.
И вновь
       встает
             нерешенный вопрос -
о женщинах
          и о любви...

Весна, весна! ты прелесть года,
Но не в столичной тесноте.
Весна на Дёме, где природа
В первообразной чистоте
Гордится девственной красою!

(С.Т.Аксаков «Послание в деревню», 1830)

      ГИМН

Тебе, прекрасная, что ныне
Мне в сердце излучаешь свет,
Бессмертной навсегда святыне
Я шлю бессмертный свой привет.

Ты жизнь обвеяла волною,
Как соли едкий аромат;
Мой дух, насыщенный тобою,
Вновь жаждой вечности объят.

Саше, что в тайнике сокрытом
С уютным запахом своим,
Ты - вздох кадильницы забытой,
Во мгле ночей струящей дым.

Скажи, как лик любви нетленной
Не исказив отпечатлеть,
Чтоб вечно в бездне сокровенной
Могла бы ты, как мускус, тлеть.

Тебе, прекрасная, что ныне
Мне в сердце льешь здоровья свет,
Бессмертной навсегда святыне
Я шлю бессмертный свой привет!

     УКРАШЕНЬЯ
И разделась моя госпожа догола;
Все сняла, не сняла лишь своих украшений,
Одалиской на вид мавританской была,
И не мог избежать я таких искушений.

Заплясала звезда, как всегда, весела,
Ослепительный мир, где металл и каменья;
Звук со светом совпал, мне плясунья мила;
Для нее в темноте не бывает затменья.

Уступая любви, прилегла на диван,
Улыбается мне с высоты безмятежно;
Устремляюсь я к ней, как седой океан
Обнимает скалу исступленно и нежно.

Насладилась игрой соблазнительных поз
И глядит на меня укрощенной тигрицей,
Так чиста в череде страстных метаморфоз,
Что за каждый мой взгляд награжден я сторицей.

Этот ласковый лоск чрева, чресел и ног,
Лебединый изгиб ненаглядного сада
Восхищали меня, но дороже залог -
Груди-гроздья, краса моего винограда;

Этих прелестей рать краше вкрадчивых грез;
Кротче ангелов зла на меня нападала,
Угрожая разбить мой хрустальный утес,
Где спокойно душа до сих пор восседала.

Отвести я не мог зачарованных глаз,
Дикой далью влекли меня смуглые тропы;
Безбородого стан и девический таз,
Роскошь бедер тугих, телеса Антиопы!

Свет погас; догорал в полумраке камин,
Он светился чуть-чуть, никого не тревожа;
И казалось, бежит у ней в жилах кармин,
И при вздохах огня амброй лоснится кожа.

Шарль Бодлер

ПРОЩАНИЕ
А напоследок я скажу:
прощай, любить не обязуйся.
С ума схожу. Иль восхожу
к высокой степени безумства.

Как ты любил? Ты пригубил
погибели. Не в этом дело.
Как ты любил? Ты погубил,
но погубил так неумело.

Жестокость промаха... О, нет
тебе прощенья. Живо тело,
и бродит, видит белый свет,
но тело мое опустело.

Работу малую висок
еще вершит. Но пали руки,
и стайкою, наискосок,
уходят запахи и звуки.

НЕЖНОСТЬ

Так ощутима эта нежность,

вещественных полна примет.

И нежность обретает внешность

и воплощается в предмет.

Старинной вазою зеленой

вдруг станет на краю стола,

и ты склонишься удивленный

над чистым омутом стекла.

Встревожится квартира ваша,

и будут все поражены.

- Откуда появилась ваза?-

ты строго спросишь у жены.-

И антиквар какую плату

спросил?-

О, не кори жену -

то просто я смеюсь и плачу

и в отдалении живу.

И слезы мои так стеклянны,

так их паденья тяжелы,

они звенят, как бы стаканы,

разбитые средь тишины.

За то, что мне тебя не видно,

а видно - так на полчаса,

я безобидно и невинно

свершаю эти чудеса.

Вдруг облаком тебя покроет,

как в горних высях повелось.

Ты закричишь: - Мне нет покою!

Откуда облако взялось?

Но суеверно, как крестьянин,

не бойся, "чур" не говори -

то нежности моей кристаллы

осели на плечи твои.

Я так немудрено и нежно

наколдовала в стороне,

и вот образовалось нечто,

напоминая обо мне.

Но по привычке добрых бестий,

опять играя в эту власть,

я сохраню тебя от бедствий

и тем себя утешу всласть.

Прощай! И занимайся делом!

Забудется игра моя.

Но сказки твоим малым детям

останутся после меня.
1959

Есть в сумерках блаженная свобода

от явных чисел века, года, дня.

Когда?-Неважно. Вот открытость входа

в глубокий парк, в далекий мельк огня.

Ни в сырости, насытившей соцветья,

ни в деревах, исполненных любви,

нет доказательств этого столетья,-

бери себе другое - и живи.

Ошибкой зренья, заблужденьем духа

возвращена в аллеи старины,

бреду по ним. И встречная старуха,

словно признав, глядит со стороны.

Средь бела дня пустынно это место.

Но в сумерках мои глаза вольны

увидеть дом, где счастливо семейство,

где невпопад и пылко влюблены,

где вечно ждут гостей на именины -

шуметь, краснеть и руки целовать,

где и меня к себе рукой манили,где никогда мне гостем не бывать.

Но коль дано их голосам беспечным

стать тишиною неба и воды, -

чьи пальчики по клавишам лепечут? -

Чьи кружева вступают в круг беды?

Как мне досталась милость их привета,

тот медленный, затеянный людьми,

старинный вальс, старинная примета

чужой печали и чужой любви?

Еще возможно для ума и слуха

вести игру, где действуют река,

пустое поле, дерево, старуха,

деревня в три незрячих огонька.

Души моей невнятная улыбка

блуждает там, в беспамятстве, вдали,

в той родине, чья странная ошибка

даст мне чужбину речи и земли.

Но темнотой испуганный рассудок

трезвеет, рыщет, снова хочет знать

живых вещей отчетливый рисунок,

мой век, мой час, мой стол, мою кровать.

Еще плутая в омуте росистом,

я слышу, как на диком языке

мне шлет свое проклятие транзистор,

зажатый в непреклонном кулаке.

Хочу я быть невестой,

красивой, завитой,

под белою навесной

застенчивой фатой.

Чтоб вздрагивали руки

в колечках ледяных,

чтобы сходились рюмки

во здравье молодых.

Чтоб каждый мне поддакивал,

пророчил сыновей,

чтобы друзья с подарками

стеснялись у дверей.

Сорочки в целлофане,

тарелки, кружева...

Чтоб в щёку целовали,

пока я не жена.

Платье мое белое

заплакано вином,

счастливая и бедная

сижу я за столом.

Страшно и заманчиво

то, что впереди.

Плачет моя мамочка,-

мама, погоди.

... Наряд мой боярский

скинут на кровать.

Мне хорошо бояться

тебя поцеловать.

Громко стулья ставятся

рядом, за стеной...

Что-то дальше станется

с тобою и со мной?..

1956 Белла Ахатовна Ахмадулина

Себе, любимому...

Четыре.
Тяжелые, как удар.
"Кесарево кесарю - богу богово".
А такому,
как я,
ткнуться куда?
Где мне уготовано логово?

Если бы я был
маленький,
как океан,-
на цыпочки волн встал,
приливом ласкался к луне бы.
Где любимую найти мне,
Такую, как и я?
Такая не уместилась бы в крохотное небо!

О, если б я нищ был!
Как миллиардер!
Что деньги душе?
Ненасытный вор в ней.
Моих желаний разнузданной орде
не хватит золота всех Калифорний.

Если б быть мне косноязычным,
как Дант
или Петрарка!
Душу к одной зажечь!
Стихами велеть истлеть ей!
И слова
и любовь моя -
триумфальная арка:
пышно,
бесследно пройдут сквозь нее
любовницы всех столетий.

О, если б был я
тихий,
как гром,-
ныл бы,
дрожью объял бы земли одряхлевший скит.
Я если всей его мощью
выреву голос огромный,-
кометы заломят горящие руки,
бросаясь вниз с тоски.

Я бы глаз лучами грыз ночи -
о, если б был я
тусклый, как солце!
Очень мне надо
сияньем моим поить
земли отощавшее лонце!

Пройду,
любовищу мою волоча.
В какой ночи
бредовой,
недужной
какими Голиафами я зачат -
такой большой
и такой ненужный?

Маяковский

Ночь

Багровый и белый отброшен и скомкан,
в зеленый бросали горстями дукаты,
а черным ладоням сбежавшихся окон
раздали горящие желтые карты.

Бульварам и площади было не странно
увидеть на зданиях синие тоги.
И раньше бегущим, как желтые раны,
огни обручали браслетами ноги.

Толпа - пестрошерстая быстрая кошка -
плыла, изгибаясь, дверями влекома;
каждый хотел протащить хоть немножко
громаду из смеха отлитого кома.

Я, чувствуя платья зовущие лапы,
в глаза им улыбку протиснул, пугая
ударами в жесть, хохотали арапы,
над лбом расцветивши крыло попугая.

Маяковский

Одиночество (1959)

     Когда теряет равновесие
     твое сознание усталое,
     когда ступеньки этой лестницы
     уходят из под ног,
     как палуба,
     когда плюет на человечество
     твое ночное одиночество, --

     ты можешь
     размышлять о вечности
     и сомневаться в непорочности
     идей, гипотез, восприятия
     произведения искусства,
     и -- кстати -- самого зачатия
     Мадонной сына Иисуса.

     Но лучше поклоняться данности
     с глубокими ее могилами,
     которые потом,
     за давностью,
     покажутся такими милыми.
     Да.
         Лучше поклоняться данности
     с короткими ее дорогами,
     которые потом
     до странности
     покажутся тебе
     широкими,
     покажутся большими,
     пыльными,
     усеянными компромиссами,
     покажутся большими крыльями,
     покажутся большими птицами.

     Да. Лучше поклонятся данности
     с убогими ее мерилами,
     которые потом до крайности,
     послужат для тебя перилами
     (хотя и не особо чистыми),
     удерживающими в равновесии
     твои хромающие истины
     на этой выщербленной лестнице.

И.Бродский