Раньше, давно, в прошлом веке, дети в чудных шортиках с помочами, ходили не только в краснознамённые детские сады. Этих комбинатов нового человека тогда ещё было мало. Некоторые мальчики и девочки ходили к нянькам, с разной степенью желания. Я был одним из них. Меня выводила из дома бабушка или мама, в руки вручался пакет с куриными потрошками и рубль денег, доводили до поворота и стояли у угла, глядя мне вслед, обречённо марширующему по направлению к дому няньки. Как её звали?.. Вот про рубль - помню, а это... Тимофевна... Алексевна... (как-то так, по отчеству) Я брёл себе, не быстро и не медленно - обычно. Иногда сзади, от спешащих на работу, и оттого - изнывающих от моей неторопливости родительниц, доносилось: "soorgi, дорогой, ты можешь быстрее?"

Не мог. Моей единственной императивной задачей по пути к месту воспитания было - как можно незаметнее извлечь из пакетика с куриными потрохами печёнку (хуже всего, когда потрохи расценивались как маленькие и их выдавалось мне два) и незаметно отбросить в сторону. Я понимал, что совершаю преступление и даже внутренне страдал маленьким детским страданием, но преодолеть искушение избавиться от самой полезной части курицы не мог. Оттого что путь от дома до няньки был недолог и почти весь попадал в поле зрения бдительной наблюдательницы, нервно поглядывающей на часы у начала пути, то относительно безнаказанно сделать изъятие можно было где-то после 2/3 пути. На таком расстоянии какая-то печёнка была неразличима и преступное движение расценивалось просто как не стоящий внимания взмах мальчишеской рукой. Об этом месте в какой-то момент прознали кошки и терпеливо ждали моей жертвы, чтобы, завидев меня, не упустить своего счастливого мгновения, отсалютовав ему задранной трубой хвостом.

Я ненавидел куриную печень? Да совсем нет - я её, замечательно приготовляемую нянькой, в потрясающе вкусной лапше или с нежнейшим пюре, обожал. Но Тимофевна (или Алексевна - этого не сохранилось), в свою очередь, обожала внука, воспитываемого ею же на потрошках и рубликах моей бабушки и мамы, оттого-то печёнка, до того момента, как я надумал её выкидывать, доставалась только и исключительно ему. Боже, боже... Детские обиды... Сколько всего неприятного, больного, страшного, постыдного забыто (или дремлет где-то до поры?), а взгляд ровесника, демонстрирующий превосходство собственного привилегированного положения, поедающего предназначенную, как мне казалось, только мне печёнку - остался. Только слов я таких тогда не знал. А ещё - нечто мальчишеское, неназываемое, не давало говорить про это родителям.

А потом я сел попой, неравнодушной к приключениям, прямиком в заботливо приготовленную цинковую выварку с кипятком и прикрытую в целях маскировки чистенькой тряпочкой (у няньки всё было чистенькое, оттого попасть к ней было трудно) Та боль от ожога стёрла из памяти события до и сразу после этого. Придумывать не хочется. Но, пока маленькая врачиха скорой срезала с меня шорты, где-то в доме орал внук и Тимофевна была растрёпанной и раскрасневшейся . И всё открылось. А потом дед (это я так думаю, что дед, по отцовской линии - высокий худой суровый бородатый дядька) мазал попу чем-то остро пахнущим, что-то такое вещал, из чего запомнились слова про медвежий жир, который что-то там лечит. И все дружно дули мне на пострадавшее место, читали книжки и охали. А я помню, что отчего-то мне было нестерпимо хорошо в тот момент.

А следующие картинки касаются уже детского сада, где героическими усилиями мне таки выбили место. Он стал меня пугать по-другому, по настоящему. Но это уже совсем другая история. Я не претендую на лавры Санаева с его "Похороните меня за плинтусом". Отчего-то стыдно всё это рассказывать. Обычное советское детство обычного мальчика. Таких было много. А куриную печёнку я разлюбил - просто, буднично и без трагедий: и тогда и теперь беспощадно избавляясь от неё в тарелке.

---

Не могу сказать, почему вдруг я это взял и вспомнил. Память - очень странная штука: она, своевольная, живёт по своим законам. Зачастую вспоминается то, о чём не один десяток лет думать-не-думал, а из того, что старался запомнить изо всех сил, вбивая в себя: "это надо непременно запомнить, вспомню когда-нибудь, расскажу..." в лучшем случае остаётся только императивное "непременно запомнить".