Раскопки в собственной душе - совершенно неплодотворны, хотя и самозабвенны. На поверхности горная порода, а дальше никогда не отстывающая магма. Со смертью эту маленькую планету, летающую по орбите мирового зла и любви к ближнему, разорвёт в пух, перья и бесчисленных родственников, а чуть опосля, когда эфир утихнет, в чужих головах заслышится загробный, нудный, с проплешинами голос.

Он будет вещать о солёных огурцах, припадках шизофрении, розовых пухленьких ангелочках в рюшечках. Он не будет утирать слёзы, подтирать задницы, ставить чай на кухне. Его королевство - полуночный бред на губах больного и глаза бешенной собаки.

А он - это я.

Хотя, я уверен, что после смерти ничего нет. Совсем ничего

"Голyбая стpела" без сигнальных огней
Разбивает стекло, исчезает в окне,
Твой игpyшечный поезд летит под откос,
Только это yже почемy-то всеpьез.

Оловянный солдатик на фланге стола,
Ты почти окpyжен, плохи ваши дела.
Пеpевяжет сестpа pассеченнyю бpовь,
Только это yже настоящая кpовь.

Тебя опять нет. Точнее, ты есть где угодно, но только не дома. Твой стул - холодный и скучный. Бардак на столе - неуютный. Я - забытый и закомплексованный. Ты говоришь, что краткость - сестра таланта, но я то знаю, что в моё случае - это неумение связывать в предложение большое колличество длинных и несъедобных слов. Вдохновление без тебя, вообще, крайне блудливая и непостоянная штуковина, расмазанная по полу кровавыми ошмётками.

И ... Ты знаешь... Клава сдохла...

И Шу... Мне скучно. Хотя ты уверенно, даже не глядя, бьёшь больно и по голове, я бы простил тебе убийство.

Глаза ясные, искрящиеся. Насквозь не пронзят, но до кишок пробирает. Романтик из меня точно не получится. А из тебя вполне себе. Даже, наверное, проживёт ... несколько незабываемых дней на этой планетке.

-Снежок... Беленький, сладенький... Ням-ням, иди к папочке, - да-да, ноги у меня в сугробе, руки без перчаток, а сигареты в магазине. Жизнь, она, знаете ли, вообще прозаична. Нет, у кого-то это, конечно, роман в стихах и 20 томах дополнений, а мне бы иногда пару строчек вымучить не о подземных московских рудниках и любимой говорящей подушке. - Дорогой мой, почему ты такой грязный? Хотя всё равно вкусный.

-Залезай либо внутрь, либо вали совсем на улицу! - да, что она понимает в колбасных обрезках, а? Подоконник - священен! Это не порог, на нём можно даже целоваться... И тут он понял, что сморозил. Полчаса в сугробе с анестезирующими свойствами были обеспечены.

Наш Грех гениален, хотя и не верит мне, когда я говорю ему об это в двадцатый раз за десять минут. Упорство стоика и невинность белых обоев.

-…Блондинка в крови.. – мысль у меня буйная. Не знает покоя, отдыха или ночлега.
-Попахивает порнушкой и дешевым фильмом ужасов, - у Sin’a поспокойнее и на привязи.
-Обывательское мировоззрение. Я слишком сильно привязан к готическому стилю мышления и видения, чтобы это было пошлым.
-Увы, блондинка в крови не въезжает в готическое видение, - подайте нам карету, граф.
-Узкие рамки. Если пнуть, то влезет.

Также, наш Грех всегда забавен, и сам прекрасно это знает.

-Зато вам весело.
-Это точно. Бесплатный блошиный цирк и несоизмеримый полёт вашего ума завораживает, - а я всегда готов подтвердить ему этот факт.
-Я подкупаю трогательной непосредственностью
-Именно. Но не подкупаешь, а убиваешь наповал. Как в игре - ранен, ранен, убит.
-Умереть от смеха не так уж и плохо. Я потом тебя розочками посыплю посмертно, - я не щажу ни времени, ни сил, чтобы просветить это чудо относительно корзин с лепестками сакуры, которыми пользуются все нормальные герои. – Тогда я сразу уроню её на тебя. А так как я щедрый, я припасу для тебя не корзинку, а целый сундук лепестков.
-Не открывай его, когда будешь ронять.
-Думаешь, так эффектнее? Так звук получится хороший.
-И звук, и труп, и похороны будут хорошими.
-Точно, если тебя раздеть, согнуть и немного вдавить, как раз влезешь в сундук.
-Раздевать не надо. Мне будет стыдно перед дождевыми червями.
-Трупы молчат и со всем соглашаются. – Это верно замечено. Только они не соглашаются, а не отрицают.
-Пока я жив, болтлив, но готов к сотрудничеству.

А ещё наш Грех патологически невезуч. Но мы работаем над этим. Потому что если над этим не работать, то это становится заразным.

-Моя сообразительность зашкалила нулевой уровень
-Неважно. Зато очаровательность граничит с гениальностью. Я бы цитировал тебя постоянно, но обычно у меня нет диктофона.
-Это спасает меня от вечного позора.
-Да ладно. Это просто жизненная непосредственность.
-Это просто 5 воронок над головой.

Наш Грех (мой и только мой) является сластёной и просто сонным элементом в стране сов и жаворонков.

-Мечтая о карамельке, я пополз спать... К черту историю, эту продажную шлюху педантов-ублюдков.

-Я плохо играю, так что вы не жульничайте, - обещания принесены и исполнены.

Мы втроём сидим на кухне и для полноты морального упадка не хватает исключительно сизого сигаретного дыма, облака которого мы разводим на лестнице. Я честно, насколько позволяет рост, длинная шея и моральные устои, не подглядываю в карты сидящего слева. Сидящий справа свои карты принципиально не светит. Умственный уровень Греха, расположившегося со стороны лениво бьющегося сердца, болезненно завышен, и поэтому он третий раз переспрашивает, кто ходит. Справа раздаётся смешок, перемигивание и дикий хохот. У меня дрожат губы, у Hell брови. А взгляд Sin'a по-прежнему мечется между нами.

-Ты ходишь.

-Ну, тогда мизер, - третий раз и снова мимо, мимо, мимо. Грех прожорлив и обидчив. Полчаса назад он просил печенек. - Вы меня игнорируете?! - за трогательные глаза и возмущённое сопение ему сразу предоставлено все спрошенное ранее и даже сверх того. Печенки, вафли, галлон кофе и кусок подозрительного сыра. Шарпей ласково пожёвывал под столом его ноги, дополняя умиротворённую картину.

Я обгрыз все ногти и съел проводку. Ты обещал повесится на фонарном столбе. Нет, я тебе, конечно же, не верю. Зная твои врожденные суицидальные наклонности и приобретённую заниженную самооценку при объективном мировосприятии, всё же достаточно сложно обвинить тебя в нелюбви к жизни.

-Всё я ушёл.

-Не сломай оградку.

-Я на фонарном столбе вешаюсь, забыл?

-Табуретку взял?

-Нет, буду прыгать и одновременно кидать лассо.

-У тебя зам есть? К кому мне обращаться в случае мирового потопа, неизлечимой ностальгии и желании генирировать общественно доступный бред.

-Я буду на Ваганьковском кладбище.

I can't escape this hell
So many times i've tried
But i'm still caged inside
Somebody get me through this nightmare
I can't control myself

So what if you can see the darkest side of me?
No one would ever change this animal I have become
Help me believe it's not the real me
Somebody help me tame this animal

Иногда хочется побыть тупой зверюшкой.

Уссурийским тигром, обезьяной на ветке, пираньей.

Откусить кому-нибудь голову, чтобы остальным было противно и страшно.

Любимая сцена - стоп-кадр - кишки на зелёной травке.

Даже милые психи иногда выходят из себя и превращаются в нормальных агрессивных людей.

Пистолет - жертва - кровь - труп - умиление.

Ну, и лёгкая тошнота...

-Это депрессия.

-Нет, это кризис переходного возраста.

У неё сердце, как камень, почки, как гранит, и пьёт она только чистый спирт.

Хочу на волю, в степь, к костру, к честным, пьяным людям...

Вот эта лавочка пробуждает во мне желание побомжевать месяц-другой. Держи себя в руках!

О, смотри. Очередная рыдающая нимфа. Лицо красное, глаза опухшие, нос не дышит. Наверное, утопила своего суженого-ряженого в море слабо просоленного сочетания кислорода и водорода.

Новокузнецкая. Новокузнецкая. Новокузнецкая. Новокузнецкая. Новокузнецкая. Блин, в экскалатор попали штаны.

Это день такой,
Свет и грусть,
Ангел за спиной,
Неба терпкий вкус.

Ты хочешь, чтобы я вернулся на землю: мочалил ногами едкую грязь, готовился к экзаменам, вел себя прилично и по-человечески. А я не могу. Я пишу письма, перечитываю книги, бью стаканы и потрошу тетради с нестареющими откровениями.

Я - одна штука.
Настроение лирическое - одна штука.
Совместимость - 100%.

Самодостаточность по-прежнему на грани фантастики. Я не вою на луну, не бьюсь хрупкой головой о когда-то белые стены и не требую ответа на идиотские вопросы у Господа нашего всемогущего, всеблагого и всех посылающего. Всё чинно, культурно и отдаёт плесенью в стиснутые зубы. И всё это неправда, что я прикусываю изнутри щёку, с истеричностью вбиваю кнопки на клавиатуре и пишу депрессивный бред. Это большой оптический обман. Я счастлив, как откормленный хомячок, прокатившийся на радуге, и просто разминаю верхние конечности, упражняясь в сочетании умных слов.

-Ты обещал рассказать мне, как умирают звёзды.

-В принципе ничего интересного. Они просто протухают в небе от скуки.

-А звездопад?

-Звёзды-истерички, - уверенно кидаю я

-Рождение Вселенной?

-Большая пьянка, совмещённая с удачным симпозиумом.

-Созвездия?

-А это вообще дебилы-пещерные люди придумали...

-Посмотри, ради тебя я раздела в темноте елку! - Шу влетает в комнату в пол второго ночи и тащит за собой три метра елочных украшений. Младшая и совсем младшая окончательно спятили. Они играют в малобюджетный косплей на руинах моего логова. А я смирно, как убитый мамонт, сижу с фотоаппаратом. Всё что мне надо для счастья - пульт управления от игрушечной машинки, заманчиво блестящий из-под одеяла.

-Эротичная восточная девушка! - мне на глаза попадается полностью задропированное тело совсем младшей и стройная нога, торчащая из вороха ткани. Карие глаза широко распахнуты. Ещё чуть-чуть и её можно будет снимать без грима в японских мультиках.

-Ну, скажи им что-нибудь ласковое. Они тратят своё личное время и читают этот бред.
-Дорогие россияне...
-Начал неплохо, теперь поменьше пафоса в словах.
-Дорогие ПЧ...
-Пожелай им чего-нибудь.
-Будьте счастливы в новом году...
-Почему я связался с таким банальным идиотом? Ладно, Энштейн, отбой тревоги.
-Так я же сваливаю через 18 минут.
-Вот и отдай дело в мои гениальные руки.
-Валяй.

Праздники - это прекрасно, дорогие ПЧ. Поэтому делаем вид, что у всех всё просто прерасно, вы в расцвете гиперактивности, закупаете оливье и водку. Клятвенно обещаете себе слушать или не слушать Путина и неизменный бой курантов. Обещаете себе исправиться.
Вот тут притормозите. Не надо врать себе. За один день никто не меняется. И мы с вами не изменимся, сколь бы прекрасен не был новый год. Но это не повод расстраиваться. Наоборот, все на баррикады!
И с новым годом всех!

-И кто из нас Энштейн? Что это за фигня на постном масле?
-Выражение искренней любви и участия.
-О, да. Меня сейчас стошнит.
-Э, нет... Тошнить тебя будет утром.

Я патологоанатом,
Я беру работу надом,
И лежат в квартире рядом,
Упакованны в мешки
Два кусочечка колбаски,
Чей-то череп, чьи-то глазки,
Огурцы своей закваски
И кусок прямой кишки.

-Одинокие - налево, озабоченные - на другое лево.

-Так, проходим, не боимся, любуемся, ужасаемся, раздражаемся. На пол не плевать. Справа образец №1: паталогия жизни. Называется умные люди. Экземпляр редкий, почти вымирающий, ибо размножаться стесняется. Прямо по коридору - образем №2, - кто-то особо глазастый разглядел часть таблики.

-Дурак? Но их же полно.

-Ата-та, не бегите впереди паровоза. Идите сзади смиренным шаркающим и стелящимся. Это не дурак - это полудурок... Ну дальше несколько залов можно пропустить. Сердце пропил, печень продал, а легкие сжёг... - напеваю себе под нос. - Образец №53: любовь одухотворённая, платоническая. Представлена в двух экземплярах. Первая - большая и светлая. Вторая - маленькая и грязная.

-Что это? - с испугом спросила молодая дамочка, виснувшая до этого на моём плече, заглядывая в соседний зал. Я проследил за её взглядом.

-Готовимся к новому году. Кишки-гирлянды: 40 метров, продаются в сувенирном магазине в подвальчике. Черепки-светильнички - новорождённые младенцы. Ну, в бутылках, понятное дело, кровь девственниц. Ёлка из папье-маше.

-Почему из папье-маше?

-Зато клейстер с человечиским жиром и крошкой бедренной кости... - обрил я. Достали,блин, интелегенты доморощенные. Воблы сушёные и фрики отмороженные.

И чтоб на моих похоронах всё было прилично! Девочки-стриптизёрши и бутылку коньяка в гроб.

-А любовь есть? - ты глядишь на меня голодной зверюшкой, жадной до сказок. И неважно про что они эти сказки: про любовь, смерть или просто занудная проповедь в моём лице. Я никогда не считал себя способным показать тебе мечту, даже огрызок её, но тут меня прорвало вместе с давно сдерживаемым отчаянием.

-Есть, наверное...

-И какая она, по-твоему? - о как ты верно подметила. По-моему.

-По-моему, её надо долго искать. Ты переплываешь моря, перешагиваешь горы, несколько раз чуть ли не умираешь... Но в конце-концов ты находишь её, дремлющую у подоконника в золотистом ореоле пледа.

-И ты уверен, что она должна ждать тебя? - ты ехидно усмехаешься, но я ещё не успеваю свернуться колючим ежом и мысли прорываются наружу.

-Нет. Она идёт навстречу... Ну, либо в каком-то ином, подвластном богам, направлении.

Моя казнь была на рассвете. Было свежо и морозно, как на картинке пастелью. Пели тощие снегири, волновалась кровожадная толпа. Непоколебимым куском самомнения на плахе возвышался палач. Он не дёргался, не нервничал, не тянулся за сигаретами во внутреннем кармане пиджака. Его секира была наточена намного острее, чем нужно для простого правосудия. В целом, все были готовы. Не было только меня.

И я не явился.

Толпа психованной, но бессильной волной бросалась на плаху, на возмущенного до потрохов палача, который никак не мог уразуметь всей глубины моего случайного коварства...

-Ты что же не выйдешь и не поприветствуешь своих подданных?
-А мне пофиг, я болею. Оставьте карася в покое, от его температуры вскипает вода в кастрюле.

А я всё ползу,
Ползу, ползу.
Ползу по песку,
По Невскому.
Ползу по степи
Красной площади
Между чёрных парадных визжащих колес.
Ползу по глазам
Обесточенных дам.
Я не человек, я - бешенный пёс.
Ползу по стопам безразличных вождей.
Ползу, разгребая дерьмо их идей.
Ползу по тоске ночного метро.
Ползу по пивным, ползу по кино.

Сегодня мы напьёмся в дым. У нашего человека всё просто. Что не проблема - пьянка. Что ни радость - водка. Что ни депрессия - подавай Бордо 65ого. А мне чего? А ничего, я колой отравлюсь. Не волнуйся, когда помру, попытаюсь сделать это незаметно, где-нибудь в углу и ни в коем случае не на коврике.

Ты рассказываешь мне про трупы, мясо и вывивнутые челюсти. Пожалуй, это действительно единственный способ вернуть меня к жизни. Я не хочу быть куском мяса, я хочу творить в мире добро и справедливость! А сдохнуть как все - это для слабаков, это не интересно, не креативно, не модно, да и просто считается дурным тоном в нашем царстве недобитых сказок. Ладно, ты права.

Позади наших спин опалённые закатом скалы, чародикие леса, полные вымерших тварей. У меня на плече хромая ворона, у твоих ног ласковый волкодав, в наших глазах горят шальные мысли, пышущие вконец сорвавшимися в привязи идеями. Я знаю, где находится вход на тот свет, а ты - как выкрасть солнце. Я думаю, вдвоем у нас получиться обворовать скупую реальность...

-Хозяин, почему вы ничему не хотите учиться?

-Так, быстро извинился и вылизал мои ботинки, пока я добрый!

-Да, мастер! Конечно, мастер! - правильно, не злите хомячка, у него бешенство.

-Да снизойди на меня вселенская мудрость... - молится он богам-пофигистам.

-Ватсон, вы-дебил, это элементарно!

-О, позвольте мне, нечистому помыслами червю облобызать ваши ступни и напитаться многовековой мудростью.

-Позволяю. А теперь открой уши, юный падаван, и внимай божественной технике, - руки плавно движутся от молящего движения неторопливо в сторону, как будто хозяин отмахивается от мухи. По его губам легко читается : "Всё. На Хуй." Взгляд приковывает слугу к месту, требуя повторить. И он, тяжело вздыхая, молча посылает всё к предкам в потёмки, усиленно взмахивая руками. Улыбка сенсея до неприличия широко расползается по бесоватой мордочке.

Похитить Санта-Клауса
Да с ним на кухню марш.
С луком и под соусом
Поджарим Санта-фарш.

Я грызу твоё запястье с тупой обречённостью, готового к голодной смерти. Оно сухое, жилистое и по вкусу напоминает радужные разводы бензина в луже. И пахнет, как протухшее мясо.

-Вкусно? - о, твоей иронией я бы измерил океаны и материки.

-Безумно, - огрызаюсь я. Более невкусной вещью в моей жизни был только учебник по И.И. Но кто виноват, что денег нет, еды нет, жизнь не сложилась и истребители не бомбят Московский Архитектурный? Я то знал, что это ты виноват, но как докажешь? Поэтому я просто загрызу тебя насмерть, если найду в устьях твоих вен хоть каплю крови.

Взять Санта-Клауса
Без жалобных бесед
Вот будет радость-то
Блюдо на десерт.

-Всё больше не могу! Горчицу в студию, - вою я, пытаясь перегрызть каменную кость твоей правой руки. Ты гладишь меня по голове левой и приговариваешь:

-Не торопись, а то поперхнёшься...

Чтоб ты сдох Санта! Я в тебя не верю! Дед Мороз лучше!

Till everything burns
While everyone screams
Burning their lies
Burning my dreams
All of this hate
And all of this pain
I’ll burn it all down
As my anger reigns
Till everything burns





Осина трепетала на пронизывающем ветру. Дерево предателей. Его дерево.
Он чувствовал, как жёлтые мелкие листья режут проклятые пальцы, словно крича ему: "Не трогай! Не прикасайся! Предатель!" И он смиренно убирал руки. Как мог Он, предавший своего Бога, причинить вред простому дереву, не желавшему даже знаться с ним. Иуда не плакал. Он не плакал уже две тысячи лет, сдерживаясь из последних сил. Когда он касался своего Бога в последний раз солеными губами, слёзы покинули его навсегда. Осталась тупая, обжигающая боль в мёртвой груди. Он сжался в комок на холодном песке пустыни.

-Когда ты простишь его? - повелитель Ада Люцифер с жалостью смотрел на жалкого, но гордого человечка.

-Давно простил, - Христос невесомо коснулся волос Иуды и грустно улыбнулся. - Только он сам ещё не простил себя.

Сон, просто сон. Я проснулся и обнаружил тебя спящим в глубинах моей души. Ты бился пульсом где-то под рёбрами, намекая на то, что ты жив, что, чёрта с два, ты сдохнешь.

"Ты уверен, что мы проиграли? Посмотри на эти незабываемые, скрюченные в агонии листья. Они прекрасны" - я умею быть убедительным, даже если на лице кровь и слёзы, даже если я снова неудачно вскрыл вены, даже если полголовы в бинтах.

Давай разорвём небо в клочья... В кровавый туман... На обрывки атмосферы... Давай съедим всех гламурных и слабоумных... Давай убъём всех...

Твой голос настойчиво лезет в ушные раковины, под кожу, по кровеносным сосудам прямо к сердцу.

"Ты простое раздвоение личности. Вот чего ты ко мне привязался? Я пацифист. Агрессивный пацифист в пределах чужой территории, который скалится на неправильно падающие тени. Понимаешь? Травка зеленеет, Будда на небесах, последние деньги отдаю бедным музыкантам и ухожу в женский монастырь, понял?"

Убедительным я быть умею, а вот врать до сих пор не научился. И ты, конечно, видешь меня насквозь. Вот сейчас хватаю в руки катану, связку кухонных ножей в зубы и выхожу на улицу.

Пора быть знаменитым!

Мы с ним пьяны ночным воздухом, предчувствием мороза и снега. Я мечтаю о том, чтобы с небес целую вечность падали снежинки и разбивались насмерть об асфальт. Чтобы запорошило эти дома-коробки, деревья-людоедов и проклятых старушек на утренней скрепучей лавочке.

Мы бы вышли в ним в слепящее-искрящееся утро и ныряли бы в сугробы босыми ногами. Рациональность и Совесть постояли бы в сторонке, умиляясь на наши безбожные выходки.

Но сигарету снова тушит склизкая капля холодного дождя, а не белые юбки снежных хлопьев, и я, смертельно обидевшись, громко хлопаю створкой окна.

Мы любуемся Есениным, неотделимым от воздушного шарика в его руке. Я безвозвратно убил 10 минут на то что соединить их в экстазе - два одиночества слились в одно посреди бульвара. Я оборачиваюсь к тебе с безумной улыбкой - последние два месяца я не могу вытравить её из уголков губ и глаз, она вцепилась в меня намертво - и вижу наставленный в тебя микрофон.

-Вы хотите спросить о том, что такое эррозия? Вы зададите вопросы с листика и квалифицированные врачи вам ответят... - я перегибаюсь через твоё плечо, зависая над истёртой белой бумажкой, и декламирую вслух с выражением, дойстойным поэтических чтений.

-Я беременна 11 лет... Нет, с одинадцати лет... Тьфу, одинадцать недель! - зубоскалю я в камеру, краем глаза наблюдая за твоим смеющимся лицом. - Или лучше это - я заразился гепатитом С в 16 лет... - Загибаю пальцы на ладони, пытаясь не прижечь сигаретой рукав, а потом поднимаю просветлённое лицо к микрофону, - Два с половиной года смертельно болен. Всё думаю с оттенком безнадёжности, когда же наконец сдохну??

Меня два часа рвёт кровью.

-Ты что, смертельно болен?
-Ну, да.
-Честно?
-Нет. Просто нашёл у соседей в холодильнике банку с донорской кровью и решил поиграть в вампира.

*****************************************

-Если мы ничего не сделаем к понедельнику, она нам глаз на жопу натянет.
-Я прямо сплю и вижу, как она сидит над чемоданчиком с кровавыми буквами по профилу "Натяни сам".

*****************************************

-Смысл жизни прост, как наша столовая.
-По субботам там подают объедки, а в воскресение она не работает?

*****************************************

-С нашей крыши видна труба крематория... Хотя, уже без разницы, они повесили на дверь амбарный замок.
-А для чего, ты думаешь, я каждый день ношу с собой набор отмычек?

*****************************************

-Не подскажите как пройти к Дому Художника?
-Налево, направо...
-И вниз по улице до посинячки.

*****************************************

-Я олицетворяю пафос и гламур. Поебёмся?
-Тебя сейчас убить или за завтраком всухомятку подавиться?

No sex, no drugs, no wine, no women
No fun, no sin, no you
No wonder it's dark...

-Я знал что ты извращенец, но чтобы настолько. Скажи что-нибудь в своё оправдание.

-Что-нибудь. И кого-нибудь.

-Чем-нибудь...

Депрессия здорового образа жизни противоестественна самой жизни. Поэтому мы с тобой в беспробудной тоске по сумасшедшим дням прошлой недели, которая осталась далеко позади. Мы впали в летаргический сон, надеясь, что эта ерунда о здоровье, слысле и вообще, пропархнёт мимо на кого-нибудь менее устойчивого к порочным внушениям о морали.

Я изображу, что у меня нет денег на сигареты, ты - что тебя мутит от одного запаха алкоголя, она - что она приличная девочка. Мы прилично сдадим сессию, будем невинно хлопать ресницами на каверзные вопросы о пьяных выходках далёкого детства.

-Зачем тебе три зажигалки в кармане?

-Уважай чужие слабости. Я больной на всю голову пироман, - яро утверждаю я, поджигая салфетку в твоих руках.

-Ты снова живёшь в своём замкнутом потустороннем мирке!

-Fuck you, - каркала синяя птица с подоконника.

-Твой мозг скукожится и умрёт от того, что в него не поступает новая информация.

"Ничего не скукожится. Только недавно, на днях, я придумал архитектурное бюро ЗЛО -Замутим Любой объект. Ненависть и уют в вашем доме.
Главный архитектор - Зло.
Главный помощник - Hell.
Главный нарушитель добропорядочности вашей кармы - Sin."

-Ты ограничил круг своего общения до безобразия! Я даже в десятку не вхожу!

Я тупо плевал в потолок, пытаясь уснуть. Пальцы на руках, ногах и волосы на голове для подсчёта знакомых овец давно закончились. Наверное, стоило начинать считать трещины в рыжем от смущения кирпиче...

Мне надоело жить так близко к земле. Я хочу наверх.

Я согласен на чердак, небоскреб, загаженный голубями подоконник, тупых соседей, камеру-одиночку. Я обещаю не кидать из окна окурки, презервативы с водой, шкурки от бананов. Я буду настойчиво врать, что вышел из этого возраста, что в детстве у меня было много неба, звёзд и северного сияния. Я буду клятвенно уверять, что буду прогонять с балкона всех бездомных ангелов и идиотов-парашутистов. Главное, чтобы у меня был балкон.

Я уже почти согласен на ежедневные пешие походы на тридцатый этаж, на отсутствие стёкол, на жертвы ветру в виде собственного вдохновления. Блин, я даже согласен на глупенькую девушку напротив, верящую в существование собственной сексуальности и считающую меня вуаеристом.

Только дайте мне неба и рваных облаков в ладони.

Ты продал меня за тридцать серебряников.

Слишком мало даже для того, чтобы построить дачу, не говоря уже о сказочном замке.

Слишком мало, чтобы прожить, оттирая кровь с пальцев и расстрелянную совесть со стены.

Слишком мало, чтобы пропить лазурное небо, затянувшееся для тебя обиженными тучами.

Красное на сером. Так опознаётся моя боль. И я хочу пронзительно выть, чтобы заглушить это паскудное чувство внутри. Я выдыхаю рваные лёгкие наружу и не нахожу там ничего кроме крови и пепла.

Пожалуй, только щепоть самоиронии.

-Ты ошибка природы! Тебя не должно существовать!

Ну это легко исправить. Хочешь, я подавлюсь кусочком сахара? Я сейчас такой нежный и трогательный, что готов на любое безумство. Хочешь, я оторву себе крылья?

Ты лезешь целоваться, обниматься... Вообщем, всячески нарушаешь моё замкнутое социальное пространство, привнося туда свои крайне ординарные идеи.

-В твоём возрасте у тебя должен быть пик сексуальной активности! - обломись! Сдохни! - Ты должен жаждать износиловать меня! - if you want to fuck for funny, fuck yourself and save your money. - Ну давай, пошли меня, если тебя это не интересует.

-Принеси мне кофе...

Начинаем день с чистого листа безумств.

-Я нашёл смысл жизни!

-Ему уже четыре месяца, насколько я знаю.

-От этого он не теряет своей новизны.

Я совершенно съехал с катушек. Я фонтанирую больными идеями, я окружён геями и лесбиянками, при этом оставаясь честным извращенцем. С утра ты проснулся с разрисованной мордой, потому что во сне я теперь из трупа упокоенного переквалифицировался в кровожадного зобми, колющего в три часа ночи орехи... В туалете... Топором...

В этом семестре у нас сезон фотоохоты.

-А расскажи ещё раз анекдот про - нет ножек, нет варенья

Я научился издали различать затаившийся блеск полупрофессионального Canonа и сжавщиеся пальцы на курке кнопки. Я уподобился настоящему нинзя, постоянно сливаясь с нежно-зелёными стенами и обшарпанным паркетом в своём неснимаемом чёрном пальто.

Скоро я вспомню о своей почти профессиональной клептомании и буду красть у девушек зеркальца, чтобы проверять коридоры по ходу движения. Если раньше параноя была только у моих персонажей, то теперь автор также неизлечимо болен, ныкаясь по закоулкам и крышам.

-Ты видел нашу крышу? Я поскользнулся и чуть не покончил жизнь двойным самоубийством - себя и своего фотоаппарата...

Ты сегодня ведёшь себя, как престарелая малолетка. Если бы я не был аллигатором где-то глубоко внутри, я бы сдох от передозировки твоей язвительностью. Но нет, не судьба. Я не верю в судьбу. Она придумана для неудачников, чтобы отмазаться от собственных ошибок.

Я приготовил для тебя стакан, для сцеживания ядовитой снюны. Но ты, со своей врождённой меткостью, плюёшься все время мимо, так что на стене уже оплывает большая дыра в соседнюю комнату. Но я само терпение.

Может у тебя неудачный день. Может кто-то отдавил ногу в метро. Может я неудачно взял ноту, когда отчаянно фальшивил Qween, зависая над проектом.

Я просто подожду, когда ты перестанешь излучать радиацию, и я смогу подлезть к тебя с чашкой чая и ворохом белой бумаги.

-Накуси-выкуси! - я кидаю в тебя остатками торта. Моя никотиновая диета однозначно проиграна. Персики и крем создают на твоём лице вторые насупленные брови. А я бегу, пригибаясь до самой земли, к ближайшему ларьку c Dunhillом. Ты в прыжке хватаешь меня за ногу и окунаешь некогда лицом в грязную лужу.

-Лежать! Шаг влево, шаг вправо - расстрел!

Я брыкаюсь, кусаюсь, выражаю на своей теперь звериной морде все спектры неконтролирумой ярости, и, истекая матом, ползу в прежнем направлении. Моя добродушность и пофигизм были взяты тобой в плен и ныне прозябают в конслагере на бобовых щах, поэтому я могу позволить себе толику безумства.

Окошко ларька дружелюбно распахнуто навтречу моей голове.

-Пачку и зажигалку, быстро. Вопрос жизни и смерти. Расходы вам оплатит государство! - а теперь разорвать, разодрать, выдрать из сухого нутра белую палочку. Но ты ломаешь одну, вторую. И я вырываясь, несусь через перекрёсток. Меня трижды чуть не сбивает машина, но поскольку я уже нащупал в рукаве порванной рубашки зажигалку, то мне пофиг. Я плевал на них с далёкой японской сопки.

Ты машешь мне руками с другой стороны дороги. Я, радостно захлёбываясь дымом, машу тебе в ответ третьим с обоих сторон ладони пальцем.

-Скажи сигаретам "Нет".
-НЕТ! Не скажу!
(из народного творчества)

-С завтрашнего дня мы бросаем курить. - Убей меня, ты бросаешь курить каждую неделю, и почему-то я всё время привлечен к твоей благотворительной акции.

-Кофе без сахара - не вкусно, а без сигарет ещё и противно, - Да, здравствует мультипликационный блин с шестью волосинками и кодовым именем Масяня.

Мотивация: после Аппокалипсиса, когда вся Земля порастёт марухуаной, и в воздухе будет сексуальными кольцами носиться фиолетовый дым, нам поставят памятник, как последнему некурящему поколению.

Ты ритуально измываешься над моей сигаретой. Она истекает дымом через совершенно лишние отверстия, непредусмотренные в ней природой.

-И всё равно мотивация - дрянь, -говорю я, выкидывая незаконченную пачку в мусорку.

Я прижимаюсь ухом к прохладной стене и снова слышу, как ты ходишь по комнате.

Ты тренируешь изящную походку. Туфельки новые, блестящие, как глаза, полные слез, я в этом уверен. Хотя я никогда не видел ни тебя, ни тем более твои туфли. Но я догадываюсь, что ты первый раз одела сегодня обувь с каблуком.

Твой неверный шаг бьется, как пульс. Каблук-носок. Каблук-носок. Тук-тук. Тук-тук. То как ты переступаешь на носок мне едва слышно. Громкий единичный цокот, а потом едва различимый стук пальчиков ноги по полу. Тук-тук. Так сокращается сердце. Предсердие, желудочек. Поочередно. Поэтому звука два, хотя второй еле различим.

Это объясняют в школе всем, кто готов высунуть голову из задницы и услышать. Хотя, в общем-то, это полная ерунда. Шелест листьев намного интереснее.

А ты пойдешь налево
А может быть пойдешь направо
Ты ведь королева
Ты имеешь право на любой ход.

-А теперь, господа юродивые, рысью. Мелко-буржуазной рысью вываливаемся в коридорчик.

Мы хранители древней династии потомственных крестьян с аристократическим презрением наблюдаем человеческое стадо. Мушкетёры суетятся за спиной и в голове, собираясь в очередной крестовый поход за сигаретами. А мы изначально запасливы. С неизлечимым склерозом и сырыми ногами мы покупаем сигареты блоками и скуриваем, скуриваем их до ожогов на пальцах.

-Месье Атос, ваша шляпа горит, - сообщает мне Портос, крехтя седлая железного коня.

Ядрить её через колено!

...

Какой #$%&)()%^ придумал здесь лужу?

У чая вкус сиены жжёной. Булка отдаёт белечьей шерстью, самой лучшей после колонка из которой делают кисти.

После того как я поступил в архитектурный, я слишком часто жалею, что у меня нет лишней пары рук. Когда я на ходу, удерживая на плече подрамник 80х60, в руке зонтик со сломанной спицей, пытаюсь найти сигареты и прикурить... Ну, что вам сказать? Люди оборачиваются, пялятся, наслаждаются моими мучениями. А я...

А мне уже всё равно. Проект безнадёжно вымок, но это не смертельно - он высохнет. У кофе из буфета вкус карандашного грифеля. Я сам пахну, как старая книга. Моё пальто - это ветеран пепла и белых разводов.

Голова Давида, размером с коробку для хорошего телевизора, привычно подмигивает мне с кафедры, и тут я вспоминаю, что снова забыл взять подушку на лекцию... Вывих коленно-затылочного сустава и острый шлангит мне обеспечены.

Цитируя нашего препода: вентиляция на плане нашей аудитории значилась... Но на строителей нашло минутное затмение, и вентиляция была проигнорирована. На меня нашло минутное затмение, а очнулся я с восьмёркой по живописи...

Может быть, я отрублюсь до конца своей жизни, а вы потом раскажите мне, как я поспособствовал апокалипсису?

-Пиф-паф!

Прикурить дай. Мне всё равно от чего, хоть от силы трения твоих ладоней. Что с моей улыбкой? У нее перекур. Депрессую для поддержания тонуса.

-Ну, пиф-паф же! Ты должен умреть!

Fuck off, надоедливый ребёнок. С субботы на воскресенье я и так мёртв. Она не пишет. Едва ли ты сделаешь мой аппатичный труп ещё холоднее, разве что добавишь несколько дырок для вентиляции в моём перегоревшем мозгу. Она не пишет мне уже, наверное, неделю. Может, я ей надоел?

-Пиф-паф! Ты заливаешься кровью и падаешь на ковёр.

Я так и не нашёл подарок, который обещал ей. Я ничего не могу найти в своей квартире. Наверное, уеду на дачу и сниму другой со стены...

-Пулёмётная очередь! Пушечный залп! Атомный взрыв!

Да-да, я уже развеялся пылью по галактике. Так где моя зажигалка? Почему она так далеко? Потому что Мурманск по другую сторону чёрной дыры.

В поднебесной смена приоритетов. Я забил на все и обжираюсь обезболивающим. Я надеюсь, что меня пронесёт, когда между вами полетят ядерные боеголовки.

У одного завораживающе-монотонная речь и тяжёлый кованный крест. У другой трогательная улыбка и маленькие рожки. Когда вы пересекаетесь взглядами, на меня сыпятся искры, потому что я сижу посередине, как а бочке с порохом, как на захоронении костей мамонтов - один против бешенных археологов.

Представьте, что меня здесь нет. Я стена, скамейка, птица. Я камера за камерой. Я ваш неподвластный изменениям зритель.

Он сыпет такими эпитетами, что Августин Блаженный отдыхает. Она выдвигает неопровержимые теории абсолютной погрешности бога.

Я в восторге!

Но лучше я пересяду...

Жёлтое небо, мёртвые птицы.

Первое правило выживания в этом мире. Никогда не смотрите вверх, когда несёте что-то тяжёлое.

Уже тысячи лет мёртвые. И рыбы и животные тоже мёртвые.

Второе правило выживания в этом мире. Никогда не посещайте врачей, если хотите дожить до преклонной старости.

Тени живого на земле. Тени исчезнувшего бытия.

-Растяжение, ушиб, перелом, рак лёгких...

-Мне всё равно. Просто дайте мне справку в институт о том, что я умер, и я готов завещать своё тело на опыты криворуких студентов.

-У вас также аллергия на латекс, шоколад и растворимый кофе.

-Прощай любимая надувная кукла... Я больше не смогу слизывать с тебя растопленный в ладонях шоколад.

Призраки, преследуемые людьми...

-Я пригнулся, можешь кидать свои тарелки! - кричу я из безопасного укрытия.

Наше неправдоподобно долгое перемирие закончилось. Я могу вздохнуть с облегчением. Я всегда чувствовал, что мой китайский сервиз обречён. Сегодня я наконец узнал, кто обрёк его разбиться на миллион кусочков. Надо было начать подозревать тебя ещё до того, как ты его мне подарила.

-Я знаю, что я идиот! - Дзынь! Fuck, а мне так нравились эти блюдца с пионами...

Ну, что случилось? Я всего лишь рисовал ночью дождь. Почему на окне? Чтобы всегда казалось, что в моей квартире идёт дождь. Почему курю в квартире? Потому что принадлежу к неистребимому сословью богемы, нерво скуривающему пальцы до суставов.

-Давай короче! Мне нужно рисовать! - пытаюсь вставить свои пять копеек в твой монолог китайского сервиза. Осколок впивается в щёку - понял, молчу и не высовываюсь - в квартире бушует Женщина.

Занавески снова в креативных росчерках...

Они снова напились. И снова, снова, снова... До состояния невменяемости. До состояния, когда можно плевать на кадилак внизу под окнами, тушить пальцами сигареты и обрезать трос в шахте лифта. Но вместо этого, они снова выворачиваются передо мной наизнанку, своими потрохами-проблемами наружу. И я - показательно равнодушен - иду в туалет и врубаю сопротивляющуюся растрате электричества лампочку.

-Сливай.

И мы удаляет твои идиотские проблемы с корнями. Поверь мне, не существует борьбы полов, есть только недоразумение между паркетом и плиткой, когда ты забываешь положить на стыке плинтус. Прямая твоего взгляда и плоскость потолка уходят в бесконечность и, пересекаясь где-то на краю вселенной, сливаются в экстазе. Я слишком много знаю о трёхмерных пространствах. Неприлично много.

О состоянии тупого опьянения, к несчастью, я знаю даже больше. Хотя в отличии от тебя, утром я обнаруживаю только физические повреждения - когда ночью искал пачку, а находил деревянный косяк. А ты находишь свою девушку у своего лучшего друга, последнюю сигарету - в моём пересохшем от похмелья рту, завтрак - забившим унитаз. Это твой утренний кошмар. Это недоразумение, к которому я непричасен...

Не считая сигарет...

Обманите меня, насовсем, навсегда.
Чтоб не думать зачем. И не помнить когда.

Я думал, что всё будет плохо. Всё оказалось ещё хуже. Ты теперь старая и сморщенная, как шарпей. Тебе 17. Представляю каково это. Мне уже в 13 казалось, что я умер.

Мир посерел, помертвел, затух. Сейчас я ненадолго ожил. Всего лишь на осень с горящими ветками, зиму с пронзительным голубым небом, короткую весну с неистребимым авитоминозом. До следущего пыльного лета.

Я ненавижу лето. Хорошо, что ты сдохло, короткое недоразумение северной страны.

Меня всё в тебе бесит. Запахи: пыль, обжигающий вонючий асфальт и человеческий пот. Сгоревшие зверюшки и то лучше пахнут.

Жара. Труп разлагается в три раза быстрее, чем обычно.

Бесполезная трата времени. Мои мозги гниют заживо в бездействии.

Хорошо, что ты сдохло.

Я бы хотел убить кого-нибудь...

Но, блин, с этим столько проблем. Как убить? Куда деть труп? Кого убить, в конце концов?

Иногда во сне я вижу кровь, попавшую мне на лицо, когда я стрелял в живую, вздрагивающую плоть. И я просыпаюсь с ощущением обжигающего росчерка на щеке. С морем адреналина. Я готов вскочить и понестись... Прямо на луну.

Убивать, убивать, убивать...

Может в прошлой жизни я был военным? В этой я убиваю только чертежи.

Я проснулся.

После утренней дозы никотина.

После того, как будильник в пятый раз стал крыть меня трёхэтажным матом.

После канистры кофе.

После того, как на автопилоте убил соседей, у которых всю ночь орала музыка.

После того, как досыпал на двух парах.

После того, как маленькие зелёнык человечки взорвали Землю.

Молодцы они.

Я понял, что я в принципе невминяем.

Я вылезаю из душа и первое, что я делаю... Нет не тянусь к полотенцу... Я напяливаю на нос очки. Абсолютно голый и мокрый, я ищу очки.

Когда я прыгаю в воду, я забываю их снять. Удивительно, что я до сих пор их не утопил.

Когда я пью, то поправляю их трубочкой из кока-колы.

Когда просыпаюсь под арию будильника, сперва напяливаю их на нос, а потом уже с остервенением избиваю будильник.

А ещё во сне меня посещает мысль, что пальцы хронически пропахли сигаретным дымом. Насмерть...

В узких кругах - я неполиткорректен. В ещё более узких, когда каждый второй дышит тебе в затылок перегаром - я полит-пофигистичен.

Для всех остальных - я пью после учёбы кофе в здании государственной думы за пять рублей. Потому что денег нет, а пропуск перешёл в наследство бесплатно.

sigaret.net - сигареты есть всегда. Правда, не у меня.

Мне снятся собаки, мне снятся звери.
Мне снится, что звери с глазами, как лампы,
Вцепились мне в крылья у самого неба,
И я рухнул нелепо, как падший ангел.

Ты снова грызёшь ногти. Когда-нибудь я проявлю несвойственную мне жестокость и изобью тебя до полусмерти, чтобы ты перестал это делать. Когда я не курю, я злобен. В условиях месячного воздержания аз есмь вселенское зло. Меня вяжут в белую рубашку с длинными рукавами и кладут вставной челестью к стенке, чтобы не язвил и не огрызался.

Или выгоняют на улицу...

Я мотаюсь от Москвы до Тверской области, внушая священный трепет провинциалам, катающимся в электричках. Возращаюсь через неделю небритый, смурной и довольно-таки добродушный. Правда, весь в крови. И, как правило не своей.

А ты снова грызешь ногти.

Вертолёты - это души убитых танков.