Вот теперь я могу рассказать как дело, сделав круг за 10 месяцев, вернулось к началу.

Теперь можно и уточнить фабулу.

Фирма Т заключила договор подряда с фирмой Г. Т подрядилась изготовить для Г некое оборудование. Оборудование не слишком простое, требующее достаточно продолжительного изготовления, опробывания, испытания и так далее. Был составлен график как работ, так и платежей.

Поначалу и то, и другое - и платежи и работа шли нормально. Однако затем с платежами начались напряги - Г выбилась из графика, а затем одно из требований Т уплатить удовлетворила только наполовину.

Т некоторое время ждало денег, которые ей были нужны для финансовой деятельности, так как под обусловленный договором график получения денег уже были спланированы другие договорные платежи. Затем всё встало. Встало, естественно, и изготовление оборудования и исполнение тех самых сделок, которые Т заключало под обещания платежей со стороны Г.

Затем г-н И (он непредприниматель) поручился перед Т за исполнение обязательств Г по возмещению убытков в определённой в договоре поручительства доле. Доле, надо отметить, небольшой, но это уже - дело Т и г-на И. Они, конечно, имеют право определять размер ответственности поручителя таким образом, каким считают необходимым.

Вот в этой самой ситуации Т обратилась к мировому судье 5-го судебного участка Калининского района города Новосибирска с иском к г-ну И (кажется, там было соглашение об изменении трерриториальной подсудности в соответстви со ст. 32 ГПК РФ). Естественно, привлекая Г в качестве третьего лица, не заявляющего самостоятельных требований относительно предмета спора.

На первом же заседании представители Г устроили настоящий концерт. Они, похоже, даже не обратили внимание на то обстоятельство, что г-н И далеко не полностью признал предъявленный к нему иск. Они начали выступать с заявлениями.

Первое состояло в том, что срок давности по иску - истёк.

Представитель г-на И на это ответил (правда вначале выступил представитель Т с парадоксальным утверждением, что срок исковой давности... ещё не начал течь!), что правом заявления об истечении срока давности имеет право делать лишь ответчик, но никак не третье лицо.

Тогда представители Г, которые вели себя достаточно своеобразно, постоянно отчего-то обвиняя представителя г-на И в том, что он-де защищает не столько интересы г-на И, сколько интересы Т (интересно, а чьи интересы при этом защищает представитель Г, делая подобные заявления?), попытались стать ответчиком. Для этого они заявили неслыханное ходатайство о... привлечении их в качестве ответчиков.

Т наотрез отказался предъявлять к Г какие бы то ни было требования.

Суд тогда в удовлетворении такого удивительного ходатайства отказал.

Представители Г попытались обжаловать это определение (хотя отчего бы его можно было обжаловать отдельно от решения - не понимаю).

Через значительный период времени выяснилось, что ничего они в реальности не обжаловали.

Начали рассматривать по существу.

Представители Г стали говорить, что у Т не было лицензии на производство такого рода оборудования и уж тем более на проведение вполне определённых анализов, которые были предусмотрены договором. Выяснилось, что никакой специальной лицензии на производство именно такого оборудования просто не требуется, а проведение лабораторных испытаний образцов, на которые действительно нужна серьёзная лицензия, Т вполне было способно заказать в лицензированной лаборатории, находящейся по соседству с самой Т.

Тогда представители Г заявили, что Т не сдала им выполненную работу.

Опять стало ясно, что это и не требовалось - вся, именно вся работа и не была сделана. Были завершены определённые этапы по договору, а вот оплата не была произведена вовремя. Да ведь никто и не требовал от Г уплатить всю сумму по договору. Речь шла только о том, что Г не исполнила своих обязательств по промежуточным платежам!

И при всём этом ответчик - г-н И последовательно соглашался с приводимыми представителем Т обстоятельствами, тем самым просто освобождая Т от доказывания таковых в силу п. 2 ст. 68 ГПК РФ. Однако, надо признать, что даже и без ссылки на п. 2 ст. 68 ГПК РФ доказательств в деле было довольно.

И тогда снова представитель Г, выступавший в довольно странной манере каких-то полуугроз, полунападок на представителя г-на И, постоянно ссылаясь на какие-то "сомнения" (очевидно, даже не предполагая, что сами по себе сомнения относительности разумности и добросовестности в гражданском судебном процессе в отличие от уголовного ничего не значат в силу презупций п. 3 ст. 10 ГК РФ), снова заявил о привлечении в дело Г в качестве ответчика.

Мировой судья, по-видимому, крепко устав от этих бесконечных заявлений и ходатайств, решила перенести эти домогательства в суд общей юрисдикции, прекрасно понимая, что и истец и ответчик будут против. Но зато в этом случае, согласно расчётам судьи, её не в чем будет упрекнуть: "Ну вот так, дескать, решили федералы!".

И мировой судья вынес определение, которым удовлетворил ходатайство о привлечении Г в дело в качестве ответчика. Правда суд указал в определении, что оно может быть обжаловано.

Представители Т и г-на И понимали, что на самом деле такое определение отдельно от решения обжаловать нельзя, но воспользовались возможностью подать жалобы, в которых изложили свои точки зрения. Они указали, что такого рода привлечение к участию в деле в качестве ответчика Г прямо противоречит принципу диспозитивности гражданского судебного процесса, согласно которому, в частности, вопрос о том - кому именно из двух солидарных должников предъявлять требования - вопрос не суда, а исключительно истца. Там же было и разъяснение вопроса - когда привлечение ответчика является в сущности, необходимым для разрешения спора по существу (ситуация субституции должника). Вполне естественно, что федеральный суд не стал рассматривать жалобу, указав, что она может быть рассмотрена только вкупе с жалобой на вынесенное решение, но не отдельно.

Таким образом, дело вернулось к мировому судье.
В деле уже были два ответчика: Г и г-н И.

Вот в этой вот конфигурации мы и вошли в процесс сегодня. Г уже готовилась отпразновать победу простым заявлением о пропуске срока исковой давности, но тут...

Представитель Т (не скрою, это была давняя домашняя заготовка) встал перед началом судебного заседания и... отказался от иска к Г! (Вообще-то такой тактический приём, применяемый в других, правда, ситуациях назван разработчиками "гамбит"). При этом он ещё и присовокупил, что Т никогда к Г иска не предъявляла и вообще не собирается этого делать, сознавая, что срок исковой давности для такого иска пропущен. Представитель г-на И заявил, что действительно, такой отказ от иска не нарушает прав ни г-на И (это он, представитель г-на И вправе решать сам - он и никто более!), ни каких-либо иных лиц. А в остальном - вопрос определения исковых требований - субъективное право истца, а права в процессе стороной осуществляются по усмотрению стороны, но никак не суда.

Представитель Г (он явно не ожидал такого поворота дела, не просчитывал его и не был, следовательно к нему готов) начал с того, что представитель г-на И защищает не интересы г-на И, а интересы Т (меня начало пробивать на смех, так как было сильно похоже, что теперь уже представитель Г взялся быть арбитром в отношениях между г-ном И и его представителем, а заодно уж и представителем Т), и что если б г-н И хотел, то мог бы и давно уже уплатить "незначительную сумму" (я начал уже смеяться, поражаясь удивительному нахальству с которой представитель Г начал подсчёт денег в кармане г-на И; кстати, представитель г-на И вытащил из кармана деньги и демонстративно протянул их представителю Г), а потом представитель Г, пропев песню о "сомнениях", начал рассказывать, что он подозревает, что против Г затевается что-то недоброе (я уже смеялся явно, так как ясно видел, что сомнения и подозрения у него есть, но этот адвокат, который важно протягивал вместо паспорта удостоверение, был даже не в состоянии сообразить - а в чём, собственно состоит тактическая угроза - срок-то исковой давности явно закончился!), а потому-де, если дело так пойдёт (!?!), то они, представители Г, то есть, обратятся в компетентные (sic!) органы по поводу злоумышленника - представителя Г. Было весело. Такого откровенного testimonium paupertatis я давненько не наблюдал (если, конечно, не считать выступлений г-на Д.В. Перфильева, но те были не смешными, а откровенно мерзкими).

И суд вынес определение о принятии отказа от иска. А затем ещё одно - о привлечении Г в дело в качестве третьего лица, не заявляющего самостоятельных требований относительно предмета спора.

Процесс сделал круг с длиной окружности в 10 месяцев!

На этом пока сегодня и закончили.

Да... а фамилия судьи? А вот с этим я пока повременю. Надо, всё-таки, отметить, что кроме тяжёлой затяжки судья ничего особо плохого не сделала и держалась в споре вполне достойно.

Великолепный журналист Юлия Латынина высказалась на громко обсуждаемую тему «церковь и государство»: «Академик Гинзбург и христианнейшая прокуратура». Она вообще-то напомнила несколько довольно прописных истин, которые, правда, множество народа умудряется время от времени прятать под подушку. За это ей огромное спасибо. В конце, почему-то решив, что Лютер и Сованарола были простодушны как дети (я понимаю журналистский политический запал, но иногда и его надобно умерять), Юлия Латынина пишет буквально следующее:

Я не ведаю, существует ли Бог. Но для душ тех, для кого он существует, он способен творить чудеса. И, боюсь, по высказываниям наших иерархов относительно социальных проблем России можно судить не об отношении церкви к властям предержащим. А об их отношении к Богу.

Знаете, мне глубоко симпатична эта журналистка уже хотя бы тем, что она действительно свободна, даже в том смысле, что, полагая себя либералом,  не страшится обличать других либералов. Это — по-настоящему.
Но тогда я позволю себе, относя себя также к либералам, попытаться оставаться свободным в том числе и от собственных симпатий к Юлии Латыниной.

Я говорю честно: «Я ведаю, что Господь есть». Ведаю, что он существует не просто для отдельных душ (хотя и для них тоже), а является первопричиной вообще всего сущего. Подчёркиваю — я это именно, именно — ведаю. И потому могу об этом говорить. Если же человек чего не ведает, то ему лучше промолчать и погрузиться в размышления. Согласитесь — диковато бравировать собственным невежеством, даже при наличии хороших учителей и даже при том условии, что это невежество было вызвано алкогольными напитками в молодости.

Так вот чего я истинно не ведаю, и чего, насколько я понимаю, также не ведает и Юлия Латынина, так это как раз того, до какой степени истинно тот или иной иерарх Церкви относится к Богу. Я этого в точности не ведаю, и мне неизвестны такие откровения, которые могли бы именно Юлии Латыниной преподнести точное знание о том, что до конца познаётся и оценивается лишь на Страшном Суде, ведь речь идёт не о конкретных делах, а именно об отношении, насколько можно судить именно из конкретного текста вполне (простите, Юлия!) конкретного журналиста. А говорить о подобных вещах полагаю серьёзным искушением, в котором можно случайно дойти и до полного неразличения запаха ладана и серы. Последнее, кажется, именуется прелестью.

Я категорически против клерикализации Государства Российского. Мало того — как человек верующий, я полагаю, что любая попытка срастить Церковь Христову и государство закончится именно в России плохо и для Веры, и для государства, и для народа, ведь и с точки зрения религиозной это недопустимо не только потому, что необходимо отдавать Богу Богово, а кесарю кесарево, но ещё и потому, что с момента обретения иконы Божья Матерь Державная, наше Отечество находится под сугубым и непосредственным водительством Приснодевы, а в такой ситуации любая клерикализация будет низводить Богородицу до уровня земного Предстоятеля, Господства, Власти и Силы — до уровня Президентов, трёх ветвей государственной власти и ОМОНа. Такой профанацией может быть кто-то и склонен заниматься, но лично я предпочту держаться от неё подалее. И всякому советую, так как от неё за версту несёт именно серой, но никак не ладаном.

Но я не могу совершенно абстрактно относиться к высказыванию опять-таки не менее мною уважаемого ак. Виталия Гинзбурга, что „преподавая религию в школах, эти, мягко говоря, сволочи церковные хотят заманить души детей“. Простите, но это — банальное хамство. И оно не перестаёт быть хамством только оттого, что высказано академиком. И Нобелевским лауреатом. Академик Гинзбург, как мне представляется, тоже способен зарываться. И зарывается, теряет чувство меры. Ему никто никогда не позволял публично хамить и публично оскорблять служителей Церкви. Никто и никогда. И, полагаю, не позволит.
После такого высказывания нет смысла уже задавать указанному господину вопрос: отчего же это он полагает, что механику или, скажем, органическую химию преподавать в школах всем и каждому, кому надо и не надо — нормально, а Закон Божий — нет. А я вот так полагаю, что и некоторые иные школьные предметы из обязательной программы можно было бы безболезненно убрать, да и само обучение в школе сделать и дифференцированнее и специализированнее. Но, повторяю — обсуждать такое после упомянутых „сволочей“ почитаю за пустое излишество.
Да, всякий вправе иметь своё собственное мнение относительно положения дел в России (и не только в России), включая и К. Райс, и любого наперёд взятого академика, и пьяненького дядечки, который любит сидеть на солнцепёке у ближайшего ко мне магазина. За это самое мнение, я в это свято верю, каждый в своё время даст ответ. Имеет каждый право и высказывать это мнение, но при одном обязательном условии: он должен осознавать, что свобода его рук заканчивается там, где начинается лицо другого человека. Если же некое мнение выражено в хамской форме, то справедливо высказывающего это мнение в такой вот форме называть хамом вне зависимости от верности высказанного им по существу. Можно согласиться с существом такого мнения, но при этом резко отнестись к тому, кто позволяет себе облекать это существо в безобразную форму. И с моей точки зрения, если ак. Виталий Гинзбург сказал именно процитированное, то ему самое время публично покаяться.

Но вот чего бы я точно не стал делать, так это именно обращаться в прокуратуру или вообще к властям государства по такому поводу. Восточная Церковь — весьма и весьма сильна своей истинностью. Она — выше государства, каково бы это государство ни было. Сила Церкви вообще и в России, в частности, заключается не в связях с общественностью в лице безграмотных следователей прокуратуры и недоучившихся студентов юрфака. Она — в проповедничестве той самой Истины, которая была принесена однажды в мир, на которой Церковь была созиждена, и которая в этом мире осталась навечно. Проповедь этой Истины заключается не в том, чтобы обратиться к земным и весьма замаранным на сегодняшний день властям (Юлия Латынина в названной статье великолепно демонстрирует грязность этих властей, просто задавая вопросы) с челобитной о наказании обидчика земными силами, а в том как раз, чтобы быть выше этого, в том, чтобы проповедовать не только в зданиях храмов, но и в каждом своём шаге величие Веры.

Я не знаю — кого угораздило написать ябеду в прокуратуру. Не знаю и, честно говоря, знать не желаю. Мне неизвестно также и то, что кто-то там пытается каким-то детям навязать проповедь. Если это всё так, то всё это не менее пошло и низко, как и слова о „сволочах церковных“. Проповедь не может быть насильной, а земные власти не умеют смывать ни скорбей, ни обид (это — одна из причин, по которой я стою против денежных компенсаций морального вреда, почитая их именно безнравственными). В этом смысле Юлия Латынина права, задавая конкретные земные вопросы конкретным земным представителям как Церкви, так и власти. Хотя судить о представителях Церкви я и не уполномочен, но вот как раз судить о тех, кого я, в числе прочих граждан России, нанял для управления государством, не только впрве, но и мыслю обязанностью своею. И при всём при этом мне представляется, что развернувшаяся дискуссия, приведшая в нашу пошловатую прокуратуру, не должна поддерживаться в такой вульгарной форме никем из тех, кто, если даже и не считает себя верующим, то говорит о себе как о человеке, имеющем и разум и совесть.

Меня во всей этой неприличной кутерьме всё более и более настораживает как раз то, что она становится поразительно однородной, что вместо того, чтобы закончить странное обращения члена Общественной палаты при Президенте России (чур меня от такого представительства общества!) простым и ясным: „Ты сказал!“, начинают широкую и трескучую дискуссию, вовлекая в неё «широкие слои населения», и не ощущая, что от всего этого действительно уже ощутимо пахнет серой.

И это всё вместо того, чтобы напомнить себе древние и такие замечательно понятные строки Поэта:

Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых, и на пути грешных не ста, и на седалищи губителей не седе; но в законе Господни воля eго, и в законе eго поучится день и нощь. И будет яко древо насажденое при исходищах вод, eже плод свой даст во время свое, и лист eго не отпадет; и вся, eлика аще творит, успеет. Не тако нечестивии, не тако; но яко прах, eгоже возметает ветр от лица земли. Сего ради не воскреснут нечестивии на суд, ниже грешницы в совет праведных. Яко весть Господь путь праведных, и путь нечестивых погибнет. (Пс. 1)

Блажен муж не тот, кто толцыт в прокуратуру, а тот, кто
а) не иде совет нечестивых,
    и
б) на путь грешных не ста,
    и
в) на седалищи губителей не седе…

А дело было так:

Л и Р вступили в спор, объектом которого был дом, принадлежавший как собственнику Л, и на который Р заявил свои притязания.

Попало это дело в институциональный (постоянно действующий) третейский суд. А вместе с исковым заявлением в тот же третейский суд попало и ходатайство Р, в котором он просил наложить арест на указанный дом, запретив распоряжение им.
Третейский суд принял исковое заявление к производству, а вместе с этим вынес определение о применении истребованных обеспечительных мер.
Далее Р направил заявление в суд общей юрисдикции по месту рассмотрения дела (оно, как видно было из определения о назначении судебного разбирательства, не совпадало с местом нахождения третейского суда).
Федеральный суд общей юрисдикции вынес определение о применении обеспечительных мер по определению третейского суда.

Но всё описанное - обычная рутина. Самое интересное как раз началось далее.

Л обратился к адвокату К.

Мне трудно сказать отчего и почему, исходя из каких мотивов и в результате какой дезориентации, но К поступил следующим образом:

1. он написал текст, озаглавив его "Частная жалоба"
2. закрыл надпись "Частная жалоба" на листе, скопировал первый лист на ксероксе
3. на пустом месте ксерокопии написал слова "Заявления об отмене обеспечительных мер"
4. направил два указанных идентичных в своём содержании текста в один и тот же федеральный суд общей юрисдикции

Федеральный суд общей юрисдикции, естественно, начал рассмотрение "Заявления об отмене...". В полном соответствии с п. 6 ст. 25 ФЗ "О третейских судах в РФ".

Главные аргументы заявления были такие:

1. такого третейского суда нет (в качестве доказательства приводился список третейских судов с сайта журнала "Третейский суд")
2. третейская запись не подписывалась Л 

Вот, собственно, и все главные аргументы, который можно было вычленить из текста. Были и другие, но оно не слишком серьёзны, вроде того, что третейский суд не имеет права рассматривать дело в том месте, где он взялся его рассматривать (почему и отчего не имеет права - не ясно). Попутно в завялении К указал в качестве заинтересованного лица... ну конечно же! - сам третейский суд в лице председателя оного.
Однако в ходе рассмотрения заявления, К выдвинул ещё несколько доводов.

Он вынужден был сделать это, поскольку федеральный суд общей юрисдикции, который рассматривал дело по его заявлению, сделал запрос в другой суд, откуда пришли документы, свидетельствующие о несостоятельности первого из ранее выдвинутых аргументов: аргумента об отсутствии такого третейского суда. Новые аргументы были следующие:

• федеральный суд общей юрисдикции, из которого пришли запрошенные документы, неверно принял сообщение о создании третейского суда
• федеральный суд общей юрисдикции, который вынес определение о принятии обеспечительных мер по определению третейского суда, не проверил порядок создания третейского суда
• в ЕГРЮЛ нет сведений о регистрации третейского суда

Возражавший на доводы К в процессе рассмотрения заявления представитель Р попытался подытожить получившийся набор аргументов. Он получился таким:

1. третейская запись не подписывалась Л
2. федеральный суд общей юрисдикции, из которого пришли запрошенные документы, неверно принял сообщение о создании третейского суда
3. федеральный суд общей юрисдикции, который вынес определение о принятии обеспечительных мер по определению третейского суда, не проверил порядок создания третейского суда
4. в ЕГРЮЛ нет сведений о регистрации регистрации третейского суда

Затем представитель Р отмёл аргумент №4, указав, что третейские суды в России не являются ни структурными подразделениями юридических лиц, при которых создаются, ни юридическими лицами, а потому сведения о них вообще не подлежат отражению в ЕГРЮЛ. Во всяком случае законодательство никаким образом не связывает создание третейского суда с внесением каких бы то ни было данных в ЕГРЮЛ.

Согласно п. 4 ст. 25 ФЗ "О третейских судах в РФ" компетентный суд (в данном случае это - федеральный суд общей юрисдикции) не рассматривает вопросы того - в каком порядке создавался третейский суд вообще, тем более, что на самом деле такой порядок, установленный законом, нарушен не был. А что касается неверных (или напротив - верных) действий другого суда или его должностных лиц, скажем, председателя, то и этот вопрос остаётся вне компетенции текущего федерального суда общей юрисдикции. Как видно из содержания указанной выше нормы закона, компетентный суд, рассматривая вопрос о применении обеспечительных мер по определению третейского суда, сторого ограничен в материалах, поступивших к нему. Мало того - он не имеет даже и права рассматривать по существу те вопросы, которые подлежат рассмотрению третейским судом при вынесении последним определения о применении обеспечительных мер. В конечном счёте федеральный суд общей юрисдикции лишь, по существу, проверяет: разрешить ли исполнение определения третейского суда силой государственного принуждения, но не более того. Поэтому и его действия никак не могут вмешиваться в дискреционные оценки суда третейского.

Остался, таким образом, только один аргумент:

• Л не подписывал третейской записи.

Ясно, что третейский суд, в каком бы порядке он не был создан, наделяется компетенцией для рассмотрения дел. Источников такой компетенции два: законодательство и воля сторон. Причём, в любом конкретном деле должно присутствовать и то и другое. Следовательно, вопрос о наличии или отсутствии третейской записи между Р и Л есть именно вопрос о наличии у конкретного третейского суда компетенции рассматривать конкретное дело. Но в этом случае подлежит применению норма п. 1 ст. 17 ФЗ "О третейских судах в РФ", устанавливающая самостоятельную компетенцию именно самого третейского суда рассматривать вопрос о своей компетенции, включая и возражения против наличия таковой, основанные на отсутствии или недействительности третейской записи.
Более того, как видно из пп. 5) п. 2 ст. 33 ФЗ "О третейских судах в РФ", третейский суд излагает обосновние своей компетенции именно в своём решении. То есть обоснование компетенции третейского суда есть вопрос нормативно-дискреционного суждения самого третейского суда, а следовательно, до вынесения самим третейским судом заключения о наличии или отсутствии у него, третейского суда, компетенции в разрешении спора, рассматривать такой вопрос, предваряя заключение по нему третейского суда,  федеральный суд общей юрисдикции не может вообще. А сам третейский суд такого рода суждения в данном случае не выносил и вопроса такого рода вообще не рассматривал.

Но в самом судебном заседании были и другие интересные моменты.

Представитель Р, когда в зале с явным опозданием появился сам Л, задал последнему вопрос: "Скажите, у Вас на основании определения третейского суда отняли дом?" Л ответил: "Нет". Тогда представитель Р продолжил: "Может быть Вас не пускают в этот дом, не дают там жить?" Л ответствовал, что в этом доме он сейчас действительно не живёт, но не потому что его туда кто-то не пускает, а потому, что там печное отопление, ему тяжело топить печь, и он живёт в квартире не то родственника, не то знакомого. Тогда представитель Р задал коварный вопрос: "А что, Вы хотите этим домом распорядиться?" Л не понял, и представитель Р пояснил: "Ну, продать его, например, или сдать в аренду..." (Коварство этого вопроса состояло в том, что одним из аргументов, правда, не столь выпукло прозвучавшим, было то, что нет, дескать, доказательств того, что Л намеревался произвести отчуждение указанного дома). Л оживился: "Да-да, конечно, я хочу его продать, уже договорился, а мне - арест..." Представитель Р демонстративно улыбнулся, глядя на К, сидевшего рядом с Л. К стало понятно, что сейчас Л ответил против себя - если он, Л, и в самом деле был намерен продать дом, тогда само по себе обеспечение иска путём наложения ареста, заключающегося в запрете распоряжения, более чем обоснованно. Но К не просчитал, что и улыбка представителя Р, адресованная ему, К, была не более чем тактическим приёмом. К попросил перерыва. Перерыв был судом предоставлен. К долго что-то говорил Л, а после перерыва Л пояснил, что он, Л, собирался продать дом до наложения ареста, но теперь вовсе не собирается его никому продавать. Капкан захлопнулся!

В довершение ко всему в своей речи в прениях по сему поводу представитель Р высказал, между прочим, вот что:

"... в суды России всякий имеет право обратиться, но не для чего угодно, не для обсуждения принципиальных вопросов по животрепещущим темам права, или политики, или личной жизни, а исключительно и только для защиты нарушенных или находящихся под угрозой прав и охраняемых законом интересов. Если исходить из первого ответа г-на Л, то надо сделать вывод, что арест в данном случае наложен вполне обоснованно и такой арест остро необходим; в противном случае судебное решение может оказаться неисполнимым, так как дом может быть к этому времени продан. Если исходить из второго ответа всё того же Л, то Л вовсе не имеет права на обращение в суд, так как ни одно его право и охраняемый законом интерес не нарушен и под угрозой не находится: ему никто не мешает "общаться" со своим домом, а распоряжаться им Л и не собирался. Если же принять, что оба ответа верны и Л действительно сначала хотел продать дом - до наложения ареста, а потом раздумал, то это означает, что на момент наложения ареста, арест был наложен обоснованно, а на нынешний момент права на судебную защиту у Л не возникло, так как нет права и защищаемого законом интереса под нарушением или угрозой"

Второй интересный момент состоял вот в чём.
Представитель Р задал вопросы К и его клиенту Л: "Вообще-то основанием для отмены, именно отмены обеспечительных мер, может быть замена объекта, находящегося под арестом, принятие решения третейским судом об отказе в удовлетворении заявленных требований, иное прекращение производства в третейском суде. Скажите: Вы хотите заменить этот дом чем-то другим в качестве обеспечения заявленного к Вам иска?" Последовала опять просьба К о перерыве на совещание с Л. После перерыва К ответил, что решение третейским судом вообще не выносилось, производство не прекращалось ни по каким основаниям, а заменять они этот дом ничем не намерены. Между тем, в вопросе был подвох. Подвох состоял в том, что соль вопроса, конечно же, сстояла не в том - заменит или нет Л дом чем-то другим (этот вопрос должен был бы быть опять-таки по смыслу закона рассмотрен именно третейским судом, ведь в разрешении его необходимы дискреционные оценки о равноценности нового и старого объекта обеспечения в свете именно заявленного и рассматриваемого именно третейским судом иска), соль вопроса была в том, что К продемонстрировал и своё знание о существовании третейского суда и о том, в каком именно состоянии находится в нём производство по интересующему суд и стороны делу. Этого подвоха ни К, ни его клиент не разглядели.

Определением федеральный суд общей юрисдикции оставил заявление Л без удовлетворения.

Но продолжение этого дела, как представляется, последует, и будет оно не менее интересным.

Сегодня позвонили доверители.
Заявили, что мировой судья не выдаёт решение, так как оно "не готово".
Знакомый фокус. Во всяком случае подозреваю и весьма основательно, что это именно фокус, а не добросовестное поведение. А поскольку такое вот проделывалось уже у мировых судей Заельцовского района города Новосибирска, есть смысл предупредить остальных.
Но вначале о существе дел. Просто для того, чтобы было понятно.
Собственно фабула дела, по которому мне звонили доверители.
Некто О. подписал с С. договор купли-продажи квартиры, где О. был покупателем.
Такой же договор О. подписал и с К.
Исполняя свои обязательства как покупателя, О. передал и С. и К. суммы денег.
Затем О. умер. А в наследство вступила его жена - назовём её: жена О.
Федеральный суд общей юрисдикции Центрального района города Новосибирска признал оба договора незаключёнными, а равно и установил факты передачи сумм и сами суммы. Это решение уже вступило в законную силу.
Тогда жена О. заключила договор поручительства (ст. 361 ГК РФ) с Р., в соответствии с которым Р. должна была исполнить обязательства за К. и С. в части части обязательств, возникающих из неосновательного обогащения. Ну, а неосновательное обогащение понятно откуда: получены деньги без основания - договоры-то незаключены.
Жена О. обратилась к мировому судье 5-го судебного участка Заельцовского района - м.с. Ю. Коневой с иском к Р., привлекая и С. и К. в качестве третьих лиц, не заявлющих самостоятельных требований относительно предмета спора.
Так вот, при полной доказанности (в силу п. 2 ст. 61 ГПК РФ) как факта получения сумм, так и обстоятельства незаключённости договоров купли-продажи, м.с. Ю. Конева отказала в удовлетворении иска.
Интересно то, что при этом мировой судья чем только не интересовалась в процессе. Дело дошло до того, что она завала вопрос: а отчего это жена О. не направит прямой иск к С. или К? Вообще-то - какое её дело? И не слишком ли наши судьи начали много проявлять любопытства? Ведь если подача иска и обращение в суд вообще - субъективное право, то с какой стати человек вообще обязан давать объяснения кому бы то ни было, а тем более, представителю государственной власти о том, почему это именно он использовал своё, подчёркиваю - субъективное право?! Ну ладно...
Так вот. В заседании была объявлена резолютивная часть решения. Только резолютивная! (Хотя, если подходить строго, то и вводная и резолютивная, но почему-то никто не обращает внимание на вводную часть, а говорят все только о резолютивной, хотя вводная часть решения - тоже часть решения)
По закону решение должно быть готово в своём окончательном виде в течение 5 дней с момента объявления резолютивной части. И не пяти рабочих дней, а просто - в течение пяти дней, то есть - дней календарных. Но вообще-то этого правило мало кто из судей придерживается. В принципе, это понять можно - работа лошадиная у них, загрузка... как бы это сказать поэкспрессивнее... аццкайа. Ладно, это - можно простить, если понимаешь их. Я понимаю.
Ну вот и допонимался. Сегодня доверители позвонили судье, и она им сказала, что решение пока не готово.
А что собственно допонимался? - ага, сейчас расскажу.
Я не стал бы бить тревоги по сему поводу, если бы до этого другой судья этого же района - м.с. 3-го судебного участка, некая Борисова не проделала бы следующий фокус.
Она рассматривала дело по иску М. к Б.
Рассмотрела. Разрешила более чем криво.
Произошло это... тут надо проследить за датами, скажем, 27 апреля. При этом она огласила только резолютивную часть, естественно.
6 мая М. приходит к ней и просит дать решение.
Собственно м.с. Борисовой он не видит, а её секретарь отвечает ему, что это решение ещё не готово, а судья - на больничном.
Поскольку М. пришёл не один, а вместе с г-жой У., то она составляют акт, в котором фиксируют как просьбу М, так и ответ секретаря, ну и, разумеется, время.
Когда М. получает по почте решение, он направляет апелляционную жалобу, в которой также просит продлить срок на обжалование, мотивируя ходатайство тем, что в срок решение не было готово, а получил он это решение только 11 июня (последнее видно из календарного штемпеля на конверте).
м.с. Борисова отказывает М. в продлении срока на обжалование, мотивируя свой отказ тем, что он... пропустил срок на обжалование. Мотивировка, согласитесь - хоть куда. Судье даже не пришло в голову, что непропуск срока для обжалования как раз является основанием для отказа в продлении такового, а сам по себе пропуск как раз и даёт право ссылаться в обоснование своего ходатайства о продлении срока на уважительность причин такого пропуска. Ну, в самом деле - если жалоба подана вовремя, то о каком продлении срока на обжалование вообще может идти речь. Так что если следовать логике м.с. Борисовой, то определение о продлении срока на обжалование вообще вынести нельзя: если срок не пропущен - нет права на ходатайство, а если пропущен - нет права на продление.
Определение м.с. Борисовой об отказе в продлении срока на обжалование, естественно, обжалуется М.
К великому несчастью, эта частная жалоба попадает на рассмотрение к ф.с. Л.А. Курановой.
И что же делает Л.А. Куранова, видя перед собой акт, в котором прямо обозначено, что секретарь м.с. Борисовой сообщила 6 мая о неготовности решения?
А вот что.
Оказывается, в дело секретарь м.с. Борисовой подшивает своё объяснение (наверняка - с благословения и по просьбе самой м.с. Борисовой), о том, что решение было изготовлено... 27 мая. Объяснение, естественно, без даты, естественно, приобщено оно вне всяких процессов.
Я обращаю внимание суда, что сослаться на доказательство, полученное внепроцессуальным образом, то есть добытое незаконным способом, нельзя. Это доказательство недопустимо. Л.А. Куранова, правда, приобщает к материалам по делу акт, составленный М. (а куда деваться - этот акт прямо приложен к частной жалобе!). Однако в удовлетворении частной жалобы отказывает, мотивируя свой отказ весьма своеобразно.
Мотив был такой (набирайтесь терпения!):
возможно, что копия решения и не была готова 6 мая, однако суд обязан выдать не решение, а только его копию - само решение хранится в деле, а М. имел право самостоятельно знакомиться с материалами по делу и снимать копии.
Вот такой изыск.
И при том, что в акте - прямо указано, что секретарь говорила именно о неготовности не копии решения, а самого решения. Но этот пустячок, как и самый акт ф.с. Л.А. Куранова просто проигнорировала.
Теперь история с задержкой выдачи копии решения повторилась с другой мировой судьёй этого же района (в том же коридоре сидит). Л.А. Куранова сидит всё там же, а апелляционное определение можно обжаловать только в нашем замечательном президиуме Новосибирского областного суда, относительно которого ничего хорошего не известно.
Посему я послал доверителей для направления уже заявления м.с. Ю. Коневой о выдаче копии решения и составления акта о том, что такое решение ещё не готово. Причём потребовал,чтобы они взяли с собой диктофон.
Боже мой, до чего же мы докатились!...