В семье действительного статского советника, юриста, профессора Александра Лохвицкого и его жены, обрусевшей француженки Варвары Гойер, было четыре дочери, и все они стали писательницами. Еще в детстве они договорились, чтобы не соперничать друг с другом, входить в литературу по старшинству. Старшая, Мария, под псевдонимом Мирра Лохвицкая начала писать уже в пятнадцать лет. Муза Игоря Северянина и возлюбленная Бальмонта («Я б хотела быть рифмой твоей, — быть как рифма, твоей иль ничьей», — писала Мария ему), она считалась основательницей русской женской поэзии, и ее исполненные мистических прозрений стихи были безумно популярны в 90-е годы позапрошлого века: «Моя душа, как лотос чистый / В томленьи водной тишины, / Вскрывает венчик серебристый / При кротком таинстве луны».
Мария рано умерла — в 35 лет ее после расставания с Бальмонтом задушила сердечная жаба. Поэт назвал в ее честь свою дочь, и романтический флер вокруг самой Мирры и ее трагической истории на долгие годы затмил значение, собственно, ее стихов. А на литературную арену уже вышла ее младшая, гораздо более знаменитая сестра Надежда. Первое стихотворение «Мне снился сон, безумный и прекрасный» она написала под собственной фамилией — Лохвицкая. Мирра была возмущена: Лохвицкая на литературной сцене была только одна. И Надежда стала Тэффи.
