Нам следовало бы теперь быть при тебе, любезнейший мой Стагирий, и
принимать участие в твоих страданиях и хотя сколько-нибудь, по мере наших
сил, облегчать твое уныние, утешая словом, помогая делом и употребляя все
другие средства; но так как телесная слабость и приключившаяся головная
боль, принудив оставаться дома, лишила нас возможности послужить в столь
полезном деле, то не замедлим исполнить по нашим силам то, что еще остается
и для твоего утешения и для нашей пользы. Может быть, это поможет тебе
мужественно переносить настоящее бедствие; если же мы не будем иметь успеха
в этом, то по крайней мере мысль о том, что мы с своей стороны не опустили
ничего должного, облегчит нашу душу. Кто исполнил все, что считает полезным
для прекращения постигших ближнего страданий, тот, если и не успеет в этом,
освобождается по крайней мере от упреков совести и, сложив с себя тяжесть
этих упреков, должен нести только тяжесть скорби. Если бы я был из числа
тех, которые благоугодны Богу и могут сделать великое, то не переставал бы
молить и просить Бога о драгоценном для меня человеке; но так как множество
грехов лишает меня этого дерзновения и силы, то постараюсь предложить тебе
словесное утешение. Так бывает и с теми, кто страдает телесными болезнями:
уничтожение страданий и прекращение болезни есть дело врачей, но утешение
больных не запрещается и прислуживающим им рабам; они-то особенно и говорят
много в пользу своих господ, если благорасположены к ним. Итак, если мы
скажем что-нибудь такое, что может прекратить чрезмерную скорбь твою, тогда
исполнится то, чего мы желаем; если же ничего такого не найдем сказать, то
конечно одобрит наше усердие Тот, Кто чрез блаженного Павла повелел плакать
с плачущими и последовать смиренным (Римл. XII, 15,16). Причина твоего
уныния, повидимому, одна - неистовство лукавого демона; но можно найти
много скорбей, рождающихся потом от этого корня. Это говорю я теперь не от
себя, но на основании тех жалоб, которые часто слыхал от тебя когда ты был
вместе с нами; и во-первых (ты жаловался) на то, что в прежнее время, когда
ты вел мирскую жизнь, ты не терпел ничего подобного, а когда распялся миру,
тогда и почувствовал такую болезнь, которая способна смутить и повергнуть в
отчаяние; во-вторых - на то, что многие из живущих в удовольствиях,
подвергшись одинаковой с тобою болезни, после кратковременных страдании
освободились от этой болезни и совершенно выздоровели, так что вступили в
брак, сделались отцами многих детей, наслаждались удовольствиями настоящей
жизни, и вновь уже не подвергались подобной болезни, - ты же проводишь
столько времени в постах, всенощных бдениях и прочих подвигах, и между тем
не получаешь освобождения от постигших тебя страданий; в третьих - на то,
что тот святой муж, который явил столь великую силу на других людях, не мог
этого же сделать на тебе, возлюбленный, и не только он, но и бывшие с ним,
которые даже сильнее его, все отошли от тебя одинаково безуспешными. Кроме
того по словам твоим, ты сильно скорбишь и потому еще, что сила уныния так
овладела твоею душою, что часто ты едва не бросался в петлю, или в реку,
или в пропасть. Есть и пятая жалоба, состоящая в том, что ты видишь, как
твои сверстники и вместе с тобою начавшие вести подвижническую жизнь
благодушествуют, а ты еще находишься в жесточайшей буре и живешь в самой
ужасной темнице. По словам твоим, не столько должно плакать закованным в
железо, сколько связанным этими цепями. Затем, говорил ты мне, и еще нечто
сильно беспокоит тебя: ты боишься и трепещешь за отца, как бы он, узнав об
этом, не сделал больших неприятностей принявшим тебя вначале святым; потому
что, надеясь на свою силу и богатство и предавшись скорби, он отважится
против них на все и не удержится ни от чего, что ему вздумается. До
настоящего времени мать могла скрывать от него случившееся и отвлекать его,
когда он искал тебя; но с течением времени притворство матери откроется, и
он жестоко поступит и с нею и с монахами. Но верх несчастия в том, что ты
не можешь надеяться и на будущее и не знаешь точно, прекратится ли и
окончится ли когда-нибудь эта болезнь, после того, как ты столько раз
надеялся на исцеление и потом опять подвергался прежним мучениям. Все это,
конечно, в состоянии обеспокоить душу и исполнить великого смущения, но
душу слабую, неопытную и беспечную. Если же мы захотим быть несколько
внимательными и благочестиво рассудить, то рассеем эти причины уныния, как
мелкую пыль. Не подумай, будто я теперь так легко обещаю тебе это потому,
что я сам чужд этой скорби и бури. Если слова мои и покажутся иным
невероятными, не смотря на это я буду говорить; а ты сам конечно не будешь
вместе с другими не доверять нам. Когда нечистый демон в первый раз напал
на твою душу и поверг тебя в то время, как ты молился вместе со всеми, то
хотя я и не был при этом (за что благодарю человеколюбивого Бога), однако
узнал все в точности, как бы находясь там. Мой и твой друг Феофил ефесянин,
пришедши, подробно рассказал мне обо всем: о корчах в руках, об искривлении
глаз, о пене на устах, о страшном и невнятном голосе, трясении тела,
продолжительном обмороке и сновидении, бывшем у тебя в ту ночь: тебе
представилось, - говорил он, - будто дикая свинья, испачканная грязью,
постоянно бросалась на тебя и боролась с тобою; и когда спавший подле тебя,
встревоженный этим видением, проснулся, то увидел, что тебя опять мучит
демон.

Найти книгу (клик или правая кнопка мыши и открыть ссылку):
http://www.google.ru/search?ie=UTF-8&hl=ru&q=%22%D...BD%D0%B8%D1%8F%D1%85-%D0%B8%22