За всю историю человечества мы знаем только одного дерзкого смельчака, который не побоялся бросить вызов всему мусульманскому миру и двинуть свои военные отряды на завоевание Мекки. Этим человеком был граф Рено де Шатильон. Большинство историков характеризуют его как вероломного разбойника, авантюриста и безжалостного убийцу. При этом, подобными эпитетами графа Рено награждают не только мусульманские исследователи (что вполне логично), но и многие европейские христианские историки.

 

 

Неожиданно, как гром среди ясного неба, на Восток пришла ошеломляющая новость. Рено де Шатильон готовился нанести по исламу удар, захватив его святыню -Мекку, осквернив могилу Пророка в Медине, и повергнуть неверных в трепет этим неслыханным доселе в истории предприятием. Он хотел сжечь Каабу, разграбить «Лучезарную» Медину и святой город Мекку, к которому пять раз за день приходило двести миллионов молящихся, город, кишащий паломниками, прибывавшими со всех континентов, чтобы пасть ниц перед знаменитым «черным камнем», оправленным в серебряную оболочку, рай для верующих и богатых банкиров. Мекка... Сколько пилигримов совершили долгое путешествие по враждебным пустынным пространствам благословенной Аравии, чтобы увидеть, как поднимаются над горизонтом ее священная мечеть, пройтись по земле, обожженной беспощадным аравийским солнцем, чтобы достигнуть ее в месяц рамадан, послушать ее поэтов и обрядиться в ихрам, покаянную одежду! </p><p>За эти несколько месяцев они терпели усталость, всевозможные лишения, малярию, пили воду из колодцев, наполненных отбросами, видели, как сотнями умирают их спутники, такие же пилигримы, их грабили племена Хиджаза, прошли огонь и воду, чтобы иметь возможность облачиться перед священной Каабой в чистое покрывало из белой шерсти. Под этой ритуальной одеждой пилигрим должен был отстраниться от соблазнов мира, погрузиться в медитацию и молитвы, чтобы достичь состояния благодати, которое останется самым чудесным воспоминанием на всю его жизнь. Он должен был целиком отдаться Богу, подобно чистой и непорочной душе. Каждый вечер, с самого его прибытия, в этом одиноком мире, где и душа, и небо, и земля так созвучны друг другу, он обязательно произносил последнюю молитву уходящего дня, самую прекрасную, ту, которая напоминает правоверным, как Моисей, преследуемый фараоном, и, обеспокоенный за судьбу своей жены и детей, избавился от своих напастей благодаря добрым ангелам: «Господи! Здесь Твоя святая земля. Я произнес все Твои слова, ведь слово Твое — сама правда. Тот, кто входит в Твой храм, находит там свое избавление. Господи, защити от огня мое тело и мою кровь, спаси меня в день воскрешения Твоих слуг». Эта молитва добавлялась к тысячам других молитв, которые тихо возносились в ночи. Каждый пилигрим издавал возглас поклонения, сорвавшийся когда-то с губ Пророка: «Я здесь, Господи, я всегда приду по Твоему зову. У Тебя нет более верного слуги, чем я. Я здесь». На следующий день, сразу же после утренней молитвы, пилигримы в сопровождении имама покидают Мекку, чтобы отправиться в долину Мина. Они проводят там весь день и всю ночь, вымаливая прощение за свои грехи и исполняя предписанные обряды. Затем они достигают горы Арафат, ждут, когда солнце скроется за горными вершинами, чтобы собрать семь маленьких камней и бросить их потом вокруг себя, повторяя тем самым, как это будут делать и их сыновья, и сыновья их сыновей, жест Авраама, который, собираясь принести в жертву своего сына, кидал в дьявола булыжники. Но дьявол все еще здесь, и его проклятия ложатся на суровый пейзаж горы Арафат. Не он ли, приняв форму искромсанных теней, оживляется при луне, подобно ползучим тварям? Не его ли голос разносится ветром в песках? Не воплотился ли он в ту африканскую собаку, воющую на луну? И пилигримы шепчут молитву, чтобы защитить себя от колдовства и напастей: «Я здесь, Господи, я всегда приду по Твоему зову. У Тебя нет более верного слуги, чем я. Я здесь». Наконец рассвет избавляет их от видений. И солнце, быстро поднимающееся из-за проклятых гор, возвращает людям и вещам их обычный вид. Начинается десятый день паломничества. Это день Байрама, в который предписано совершать жертвоприношения. Овец и верблюдов режут тут же, на месте, и земля с жадностью пьет их кровь. Со всех сторон правоверные зажигают костры, и с окрестностей сбегаются кочевники, чтобы получить свою часть внутренностей убитых животных. Затем пилигримы возвращаются в Мекку. И тогда они могут уже снять свои ритуальные покрывала.
Рено де Шатильон начал готовиться к походу. Его первой целью была Медина, где могила Мухаммада напоминала прибывающим паломникам о легендарных временах ислама. Совершив фантастический бросок в восемьсот километров через пустыню, он проник в Хиджаз, сжег города Табук и Тайму (последний в письме к халифу Багдада Саладин называл «прихожей Медины»). Затем он направился к Священному городу. Но встревоженный правитель Дамаска вошел на территорию Керака и Монреаля и, благодаря быстрому маневру, заставил Рено де Шатильона отложить задуманное на более поздний срок. Возвращаясь форсированным маршем к Галилее, Рено де Шатильон захватил богатейший священный караван, который, выйдя из Дамаска, направлялся в Мекку со своими аптекарями, окулистами, ортопедами, смывателями трупов, сирийским махмалем, пирамидальным сооружением, покрытым зеленой тканью, вышитой золотом. Этот пустячок принес ему двести тысяч золотых византийских монет и неприятности, которыми он пренебрег. Но если Рено де Шатильон мало заботился о политических последствиях своего поступка, то при иерусалимском дворе дела обстояли совсем иначе. В действительности этот караван пилигримов, только доверяя перемирию, заключенному между Бодуэном IV и Саладином, решился пересечь христианские земли. Приведя плененных пилигримов в крепость Керака и отобрав их богатства и дары, предназначенные для Каабы, Рено де Шатильон нарушил слово, данное его королем. И этот насильственный акт мог привести к разрыву договора о перемирии. Саладин выразил иерусалимскому королю протест и потребовал немедленного освобождения своих подданных и возвращения верблюдов, ковров, золота и двадцати пяти квинталов украденных свечей. Бодуэн IV, возмущенный поведением своего вассала, поспешил отправить к нему тамплиеров и госпитальеров, чтобы упрекнуть в вероломстве и уговорить вернуть награбленное. Но тот и слушать ничего не захотел. Он заносчиво ответил королевским посланникам, что «лучше и быть не может, чем заставить короля нарушить клятву». Недовольный правлением государя, ослабленного страшной болезнью, Рено де Шатильон, могущественный сеньор, разместившийся на одной из самых чувствительных точек границы, разделяющей ислам и христианство, не побоялся вступить в конфликт с королевской властью, временное бездействие которой делало возможным подобное поведение. Прокаженный король принес Саладину свои извинения.

 

Рено де Шатильон.

Продолжение следует.

Источник:  http://www.monsalvat.globalfolio.net/frglorios/reno/reno_shamdor.htm  </p>