Действительно, на скорую руку была сделана арена, окруженная забором из досок, складенных так, чтоб в щели можно было пролезть человеку; вокруг подмостки для зрителей; за вход по два реала (около 50 коп. асc.). Каждый заплативший имеет право идти на арену играть с быком. Игра эта состоит в том, что молодые люди (ни оружия, ни палки иметь при себе не дозволяется) дразнят быка своими красными кушаками или снятыми с себя куртками; бык беспрестанно бросается на них, они рассыпаются; во всем этом -- легкость, увертливость, ловкость поразительны. Смеющаяся, шумливая ватага наблюдает удивительный такт в своих движениях; нет в ней ни замешательства, ни столкновений; она знает все приемы и взгляды быка, -- все в ней живо, внимательно; она рассыпается и собирается снова, беспрестанно развлекая внимание быка, наблюдая друг за другом. Глупое животное не знает, в какую сторону броситься, делает прыжки, обороты -- молодежь разливается вокруг него, как вода. Вдруг бык заметил одного молодого человека, который больше всех вертелся около него с своим широким, красным распущенным поясом; бык бросился на него, тот увернулся. Бык за ним; молодой человек, заметив решимость раздраженного животного, в один прыжок очутился у забора и уже пролезал в него... но бык тоже в один прыжок подскочил к забору; еще одно мгновение -- и молодой человек вне опасности, но бок чуть-чуть оставался еще наруже, и один рог быка уловил его за ребры, с страшною силою вырвал из забора и с бешенством побежал с ним по арене... Это была минута страшная. Смех и крики мгновенно утихли, тяжкая, томительная тишь пробежала по зрителям. На matado, ha matado (убил, убил)! -- раздалось со всех сторон. Обежавши два раза арену, бык сбросил с рог молодого человека; между тем, впустили рабочих волов, чтоб в их сообществе вывесть быка из арены. Молодой человек лежал без движения, с посинелым лицом... Эта сцена так потрясла мои непривычные нервы, что я не в силах был оставаться ни минуты долее и в страшном волнении тотчас же отправился в Мадрит. Когда я садился в коляску, на арене раздались снова смех и крики; значит, тело убрали, впустили нового быка, и молодежь снова принялась играть с ним. Страшная смерть была уже забыта.

***

...Михаил Ефимович отпустил меня посмотреть бой быков. Лучше 6ы я туда не ходила! Народу полно, с трудом достала билет и пробилась на свое место, на верхней трибуне, на самом солнцепеке. Начало было волнующим, на арену под открытым небом вышли испанки в пышных юбках и ярких шалях, стали что-то выкрикивать, обращаясь к зрителям. Благодаря Вишневскому я поняла: 'Все для фронта!' В ответ со всех сторон, со всех трибун посыпались кошельки и узелки с деньгами, косынки, шали, какие-то украшения, браслеты. Сидевшая передо мной девушка вынула серьги из ушей, завязала их в носовой платок и бросила узелок на арену.

Даже чей-то пиджак полетел туда... Но бой быков - зрелище Невыносимое. Эффектный торреро разъярил и колол бесчисленными рапирами небольшого тщедушного бычка (больших быков то ли съели, то ли куда-то увезли. От зноя, от солнца мне стало плохо. Два сидящих рядом, как я полагала, испанца сказали на чистейшем русском языке: 'Этой иностранке дурно'... Едва ворочая языком, бормочу: 'Нет... я из деревни...'. 'Деревней' называют Москву из осторожности, немало вокруг фашистских ушей. Два испанца, наши летчики, помогли мне выбраться, спуститься с трибуны. Проводили до гостиницы. Если Кольцов спросит, понравилась ли мне коррида, скажу -очень!

***
http://gatchina3000.ru/literatura/barto_a_l/v_revolucionnoi_ispanii.htm

[QUOTE]Исходное сообщение Vik_Suv
14/08/2008