ПОСЛЮНЯВИВ заплесневевшие замшелой скукой, заскорузнувшие от безделья пальцы и для солидности пожевав дужку очков, Гелия Гендусовна пятый раз пересчитала разноцветные фантики, украшенные портретами различных чисел и, зачеркнув в календаре еще один день до пенсии, застегнула верхнюю пуговку аппетитного декольте. Пошуршав для проформы калькой, она победоносно взглянула на хламный завал — дело всей ее жизни, отсыпала на всякий случай в заготовленный пакетик всякой канцелярской мелочи — скрепочек-резиночек (в хозяйстве пригодятся), крутанула напоследок внушительными бедрами и торопливо засеменила до дому до хаты.
Настроение у Гелии Гендусовны было просто сказочным: ей опять посчастливилось при помощи отточенной за годы службы техники имитации за целый день ничего не сделать, не израсходовать ни единой калории, не напрячь ни один мускул. Восемь часов она с ликованием предавалась упоительным грезам о своем холеном заде, старость которому старательно обеспечивала, таскаясь уже третий десяток лет на работу. Гелия Гендусовна ненавидела трудовые будни, предпочитая им размышления о хорде, образованной двумя смыкающимися окружностями musculus gluteus, и о скромной, но вполне зрелой бородавке, воцарившейся в начале ее осмысленной жизни в верхнем наружном квадранте правой ягодицы.
Вечер, одаривший Гелию бородавкой, был незабываемым: она только-только осваивала искусство экспроприации места под солнцем посредством демонстрации своего гламурного облика и очень искусно оттопыривала мизинчик на правой руке во время какой-то производственной вечеринки, ожидая вполне заслуженных комплиментов, как совершенно неожиданно к ней подошел холеный член Ассоциации Утопического Братства и пригласил на танец. Молодая Гелия втянула живот, встряхнула ягодицами и, потупив девственный взор, оперлась на предложенную руку. Танец был похож на невесомость… Они парили над прочим вальсирующим быдлом, ощущая какую-то небывалую гибкость в теле. На пике проникновенной близости член Братства от восторга ущипнул ее восхитительный в своей округлости зад. Поскольку Гелия была девушкой порядочной, она сделала вид, что не заметила его пылкой страсти, и лишь чуть круче выпятила попку. Когда же раскрасневшаяся от счастья Гелия ввалилась домой, то сразу же поняла, что этот импозантный мужчина просто создан для нее, поскольку на безупречной глади пышной «булочки» в месте памятного щипка воцарилась роскошная бородавка… С той памятной даты прошло много лет: дети стали взрослыми, чувства тусклыми — только бородавка с каждым годом становилась все рельефнее и выразительнее.
Ощущая себя победительницей жизни, Гелия забежала в продмаг возле дома, с наслаждением обсудила с тетушками-продавцами проблемы инфляции, изящно
поцокивая языком в ответ на новость о подорожании моркови на три копейки за
кило и, набив продуктами четыре сумки, удовлетворенно засеменила к подъезду, предвкушая, как сейчас нажарит трески, потолчет пюре со свиными шкварками и вместе со своим суженым будет поглощать эту вкуснотищу под холодную водочку и маринованный огурчик, упиваясь их любимым сериалом «Про жизнь».
Хлопнув тугой подъездной дверью, она рванула к лифту… увы, элеваторную
кабину ожидала еще какая-то «креативная» фифа. (Надо сказать, что, после того как Гелия Гендусовна была поставлена перед фактом, что член Ассоциации Утопического Братства — ее супруг — по-прежнему практикуется в технике пощипывания мягких мест юных прелестниц, ее тихо трясло при виде молодых «мочалок», с их макияжами и аксессуарами.) «Господи, как только земля носит эту дрянь! — рассердилась Гелия Гендусовна. — Придется ехать с этой малолетней пигалицей!» Она мобилизовалась, пошкрябав зажатой в кулак волей по сусекам своей миниатюрной души, и воззрилась на девицу с пьедестала своих добропорядочно прожитых лет. Но девушка не реагировала на сверлящий взгляд совершенно, сосредоточившись на чем-то, что явно находилось за пределами обшарпанных стен подъезда. Возможно, какой-нибудь «интеллигентный» гражданин под диктовку жены составлял список для шопинга прямо в кабине лифта, потому что механизм этого полезного для здоровья устройства молчал. У Гелии потихоньку начали сдавать нервы, и, чтобы успокоиться, она стала изучать ненавистную попутчицу: «Куда уставилась эта тварь своими накрашенными буркалами? Что она видит?» Но вдруг девушка порывисто взмахнула рукой и стала рыться в своей сумке.
«Наверное, ключи посеяла, дура», — с облегчением начала злорадствовать Гелия Гендусовна. Однако девушка искала вовсе не ключи: она достала блокнот,
карандаш и с отчаянной торопливостью стала что-то зарисовывать, трепеща, как человек, стоящий над пропастью и ощущающий, что каждое его неверное движение фатально.
Делая вид, что фифа ей совершенно безразлична, Гелия шпионскими шажками стала подбираться к девице поближе, дабы удостовериться в галиматийности ее занятия. Но тут, как назло, лифт распахнул двери, извергнув двух представителей явно «не той» национальности, сопровождавших плотно загруженную кабину мешками со строительным мусором.
«Шо такое, я не поняла! — заорала Гелия Гендусовна своим благородным голосом. — Тьфу на вас! Какого черта вы ложите в лифт эту погань? Ща я науськаю участкового, чтобы он отправил вас в кутузку! Понаехали тут в столицу чучмеки поганые — житья не стало! С какого вы этажа? Отвечайте немедленно!» От напора Гелии строители опешили. Худенький парнишка безрезультатно (мешали оттопыренные уши) попытался втянуть
голову в плечи. Тот, что постарше, начал мямлить свое унылое: «Зачэм сердышься, женщин? Ми бистро разгрузым… Нэ кричитэ, ми нэ будэм больше…» Гелия уже набрала в легкие побольше воздуха, чтобы обрушиться на гастарбайтеров всей своей массой, но поперхнулась, словно ее окатили ледяной водой, от тихого слова: «Бездарность...» Она выпучила свои достойные самых изысканных комплиментов глаза и столкнулась с полным брезгливой жалости взглядом проклятой фифы. Дабы побороть замешательство, она
решила нажать на громкость звука (порой этот метод очень помогал наставить на путь истинный ветреного супруга): «Шо такое? Я не поняла, это ты мне?» — и Гелия метнула в мерзкую нимфетку свой самый убийственный взгляд. «А кому же еще?» — девушка явно была не робкого десятка: она иронично улыбалась сохраняя спокойствие, похожее на панцирь улитки.
Пока Гелия Гендусовна ловила ртом воздух в совершенно необъяснимом оцепенении, девушка ласково предложила работягам «не обращать внимания и делать свое дело». «Ишь ты, умная нашлась, — к Гелии вернулись остатки самообладания. — Знаем мы, каким местом такие умные деньги зарабатывают!»
— Конечно, знаете — не каждому дано всю жизнь сидеть на заднице, восхищаясь бородавкой в верхнем квадранте правой ягодицы.
— Откуда ты…
— Я посланница ангелов — несостоявшаяся светлая половина твоей души, той души, которая когда-то плакала и пела, мечтая сиять и светиться. Помнишь, как однажды, придя с мамой в лучшую местечковую парикмахерскую (кстати, если быть объективной, то ты тоже неместная), ты стала грезить о прекрасном? Ты мечтала изобрести такую прическу, с которой даже твоя старая, похожая на печеное яблоко бабушка выглядела бы как свежий персик. Ты помнишь это? Я просто хотела посмотреть на тебя, узнать, как ты живешь после того, как избавилась от меня, избрав путь расчетливого равнодушия ко всему. Вижу, что гаже не бывает.
— Что вы такое несете? — от растерянности Гелия Гендусовна перешла на корректную форму местоимений.
Словно не слыша, фифа продолжала: «Однажды у тебя появилась подруга, которая была лучше, чем ты. Она была начитанна, талантлива, остроумна, красива, к тому же из хорошей семьи. Она очень ценила твою дружбу, а ты завидовала ей, притворяясь, что испытываешь теплые чувства. Ты пользовалась ею, ее бескорыстием, думая только о себе. Ты распускала о ней чудовищные слухи, пыталась соблазнять ее ухажеров, воровала ее
контрольные работы, чтобы ей поставили неуд, а однажды, прокравшись в школьную раздевалку, разодрала в клочья ее пальто. Но все козни нисколько не приближали
тебя к тому, чтобы низвергнуть соперницу и занять ее место. Тогда ты возненавидела все человечество, неспособное оценить твоих прелестей. И твоя звезда погасла. Жизнь прошла в кромешной темноте глупо и бездарно». Девушка грустно улыбнулась и горько вздохнула: «Мне жалко тебя».
Испуганные происходящим строители опасливо поглядывая на странную парочку, разгрузили кабину лифта. «И не думай. Я ни за что с тобой не поеду. Мне противно. Прощай», — фифа прошла сквозь оторопевшую Гелию Гендусовну, словно та была пустом местом, и энергично завернула за угол подъездного холла. От этой неожиданной манипуляции на Гелию вдруг обрушился бешенный аппетит, она вскочила в лифт и с остервенением нажала кнопку своего этажа.
Как всегда в такие моменты, «лифт ехал очень медленно». Гелия была вне себя: она не могла вспомнить, как выглядит ее бородавка… Ворвавшись как ураган в свою трехкомнатную с раздельным санузлом и застекленной лоджией квартиру, Гелия с досадой поняла, что никто не ждет ее. На столе красовалась записка: «Дорогая, я заседаю с комиссией меньших братьев. Не жди до утра». Отбросив сумки, Гелия Гендусовна кинулась к холодильнику. Она схватила внушительный шмат копченого сала, достала буханку хлеба, постелила газетку, чтобы не попортить полировку стола, и, дабы вернуть себе душевное равновесие, включила телевизор. Какой-то красавчик с пышными бровями пел:
Какая у этой басни мораль?
А морали нет никакой.
Один родился рогатым, но
Пернатым родился другой.
И каким ты был, таким и умрешь,
Видать, ты нужен такой
Небу, которое смотрит на нас
С радостью и тоской.
«О господи, шо за бред?» — возопила Гелия Гендусовна и, в сердцах откусив добрый кусок сала, переключила канал.
С экрана ей улыбалась сегодняшняя «фифа», она рассказывала телезрителям о неповторимости их личности, о ценности каждого дня их жизни, она показывала какие-то странные картинки из блокнота, доказывая, что нужно искать изюминку в каждом деле и творчески относиться к себе, пытаясь стать лучше. В конце концов, девица пригласила модель, намочила ей космы и стала на практике доказывать, что «все в наших руках, нужны лишь воображение и жажда действий»…
Сало не пошло. То есть пошло не туда — последнее, что она проглотила. Последнее, о чем успела подумать милая Гелия Гендусовна, была бородавка на ее чудесной булочке. Последние слова, которые она слышала, были ей глубоко непонятны: «Жизнь человека, отказавшегося от творчества, не отличается от жизни животного».
http://www.efimir.ru/index.php?article=466