Недавно посмотрела этот фильм... И вот, кроме того, что он вызвал во мне бурю эмоций - тут тебе и смех и слёзы одновременно, так как фильм в общем-то о моём поколении... и так понятны все символы и вся подоплёка его..
Кроме того, ещё на просмотре фильма сразу вспомнился другой фильм: "99 франков" по роману Ф.Бегдедера, который я посмотрела прошлой осенью. Захотелось побольше узнать об этих двух произведениях.
В.Пелевин написал "Generation П" на 2 года раньше чем Бегбедер "99 франков". Сразу возникла мысль, а не свистнул ли Ф.Б. у В.П. идею и всё такое...
Нашла в инете довольно занятную статью на эту тему. Вот она:
http://kut.org.ua/books_a0036.php
Унитаз и гитара.
Михаил РАБОВСКИЙ, Днепропетровск.
Сентябрь 19, 2005 г., понедельник.
Поэт Андрей Вознесенский, приехавший первый раз в Париж, встретился с одним из известнейших французских сюрреалистов. Чуть ли не с самим Андре Бретоном. И при встрече мэтр поинтересовался у молодого советского поэта: "Скажите, коллега: унитаз похож на гитару или гитара на унитаз?". Ну, конечно же, — ответил Вознесенский, — унитаз похож на гитару. В этом странном, на первый взгляд, вопросе содержится, тем не менее, вечный вопрос искусства: что первично: оно или реальность, за которой искусство следует.
Фредерик Бегбедер
Читая роман Фредерика Бегбедера "99 франков", невозможно было не вспомнить эту старую байку, равно как и роман Виктора Пелевина "Generation П". Осталось только выяснить, какое из произведений следует считать унитазом, а какое — гитарой. При этом сравнение с унитазом вовсе не следует считать уничижительным ни для произведения, ни для его автора, ибо в нашей жизни данное сантехническое изделие куда как необходимее, чем пресловутый музыкальный инструмент. К тому же в обоих произведениях речь идет об очень своеобразном искусстве рекламы, произведения которого, как правило, после ознакомления, а иногда и до, отправляются если не в унитаз, то просто в мусор.
И именно такое отношение к рекламе как к чему-то промежуточному между искусством и бизнесом порождает у представителей этого рода человеческой деятельности своеобразную психологию. Им начинает казаться, что весь мир состоит из продуктов их деятельности, что само по себе противоречиво. Поскольку с одной стороны они оказываются его творцами (криэйтерами), а с другой, их творения ежедневно, ежечасно, ежеминутно, ежесекундно превращаются в мусор или оказываются в канализации. Такое сочетание ощущений собственного могущества и одновременной ничтожности не может не сказаться самым плачевным образом на психике деятелей рекламы, раздваивая их личности. Дизайнер, криэйтер, копирайтер (и кто там еще?), если верить Пелевину и Бегбедеру, пребывают одновременно в двух мирах. Гламурном, наполненном всеми атрибутами успешной жизни, и другом, в котором нет ничего кроме отчаяния и зубовного скрежета. А соединять оба мира, чтобы окончательно не разорваться на части, приходится исключительно кокаином.
Но есть и различия. Так сказать, национальный колорит. У Бегбедера все проще. Ни тебе метафизических глубин, ни сожалений о несбывшихся мечтах. Современный европейский пролетарий Октав Паранго (И пролетарий может быть миллионером. Важно не количество денег, а отношение к средствам производства. А у современного европейского пролетария основным средством производства являются мозги.) считает своим долгом подтвердить утверждение Карла Маркса, что нельзя жить в обществе и быть от него свободным. Вот он и рвется из него, но не может найти выхода. В точно таком же состоянии находятся его друзья и коллеги.
Любопытно, что им даже не приходит в голову мысль, что общество, в котором они живут, можно было бы изменить к лучшему. После краха коммунизма этот вопрос отпал сам собой. Очевидно, что реальной альтернативы современной западной либеральной демократии не просматривается, если не считать таковой исламский фундаментализм. Но это уж чересчур специфическая альтернатива. Но спрашивается, что делать тому же Октаву Паранго, если он не удовлетворен собственной жизнью. И не потому, что ему чего-то не хватает. Вернее, не хватает ему самого главного — счастья. Но эта нематериальная субстанция по определению не может существовать в мире, в котором обитает герой "99-и франков", поскольку является рекламным продуктом. Октав Паранго производит счастье, продает счастье в виде образов рекламируемых товаров, но сам им не обладает.
Странная, но закономерная ситуация, если вдуматься. Способность и возможность обладания всеми теми предметами, которые являются общепризнанными символами счастья: дорогим автомобилем, роскошной квартирой, солидным счетом в банке и множеством мелких, но дорогих мелочей, оказывается, никак не влияет на самоощущение человека. Тут уместно было бы вспомнить известную поговорку, гласящую, что не в деньгах счастье. Но у Пелевина на эту тему сказано гораздо лучше: "инфляция счастья — надо платить за те же объемы больше денег". Но это у нас, в странах с переходной экономикой. На Западе в трактовке Бегбедера дело обстоит гораздо хуже. Там наблюдается, абсолютная, стопроцентная девальвация счастья. Иными словами, его невозможно купить ни за какие деньги. Имеются в наличии только его суррогат: кокаин.
Карл Маркс по этому поводу наверняка сказал бы, что всему виной отчуждение — порабощение индивида продуктом его деятельности, превращение этого продукта в идол, претворение его в смысл и пафос жизни общества. И он был бы по-своему прав. Но кто сейчас читает Маркса? Во всяком случае, не Бегбедер и не его персонажи. К тому же, в современном обществе отчуждение достигло такой степени, что и сам Маркс оказался отчужден от самого себя, превратившись в один из утративших свою актуальность символов. Но конфликт и в книге, и в жизни требует своего разрешения. В романе Бегбедера он разрешается нелепым убийством богатой американской старухи, чьи деньги, вложенные в один пенсионных фондов, управляют этим миром, и которая для главного героя романа и его друзей оказалась подвернувшимся под руку символом современного капитализма, лишившего их счастья и возможности наслаждаться жизнью. Как результат — Октав Паранго оказывается в тюрьме, где и обретает внутреннюю гармонию. Такова нехитрая мораль романа Бегбедера. Современный западный человек, испытывающий внутреннюю дисгармонию вследствие причин нематериального свойства, может обрести счастье только в тюрьме. Или (как альтернативный вариант) уйдя из жизни. Именно это происходит с любимой женщиной главного героя романа и его начальником. Но поскольку подавляющее большинство людей не желают действовать столь радикальными методами, то они обречены на несчастье. Иными словами, выхода нет. Все в унитазе будем.
Виктор Пелевин.
У Пелевина, от образа которого невозможно отделаться, читая роман Бегбедера, все гораздо интереснее. И причиною тому служит естественное различие в историческом опыте Франции и России. То, о чем пишет Бегбедер, является тем идеалом, к которому стремится Россия и другие постсоветские государства. Разумеется, эпоха первоначального накопления капитала (оно же по Пелевину и окончательное) не способствует рефлексиям на тему: а что потом? Что будет потом, когда жизнь войдет в нормальное буржуазное русло, и какой-нибудь новый, а не бэушный, Фольскваген перейдет из разряда роскоши в нормальное средство передвижения, а средняя зарплата достигнет хотя бы уровня тысячи пресловутых у.е. Разумеется, сейчас это кажется недостижимым идеалом, но то упорство, с которым наше общество стремится к столь вожделенной цели, не оставляет сомнений, что данная цель будет рано или поздно достигнута. Сейчас никто не предполагает, что достижение западного благосостояния и комфорта означает и перенос на нашу почву тех неразрешимых проблем, о которых пишет Бегбедер. Но было бы неправильным считать тотальное отчуждение чем-то исключительно западным, не имеющим к нам никакого отношения. Тот самый застой, о котором сейчас многие вспоминают с ностальгией, характеризовался такой же утратой смысла и скукой, что и современное западное общество. И именно от скуки и отсутствия смысла, а не от нехватки итальянских сапожек советское общество с радостью обрушилось в перестройку, а потом и в ту "страшноватую неопределенность", о которой пишет Пелевин.
Символическая пустота, в которой неожиданно для себя оказалось бывшее советское общество, требовала заполнения. И на смену обветшавшим рекламным слоганам (у Бегбедера они именуются титрами) типа: "Слава КПСС!", "Партия — ум, честь и совесть нашей эпохи" и т.д. (Несть им числа. А говорят, в Советском Союзе не было рекламы. Вот же она! И какая! Впиталась с молоком матери и не забудется до конца жизни. Недаром, один из персонажей "Generation П" говорит, что по-испански реклама — это пропаганда), пришли совершенно иные лозунги, импортированные с благословенного Запада.
Чтобы адаптировать их к отечественным реалиям и, так сказать, cultural references (чем и занимается главный герой романа Пелевина Вавилен Татарский) была необходима филигранная работа, требующая большого мастерства, воображения и даже таланта. Поэтому, если работу Октава Паранго можно сравнить с производством унитазов, то работа Вавилена Татарского несомненно виртуозная игра на гитаре. Другое дело, что пустоту советского отчуждения невозможно заполнить пустотой западного отчуждения. Вернее, заполнить-то можно, но в результате все равно останется та же пустота.
Следующую свою книгу после "Generation П" Виктор Пелевин закономерно назвал "ДПП(нн)" — диалектика переходного периода из ниоткуда в никуда. И это название отражает характер эволюционного движения постсоветского общества: от гитары к унитазу. От производства пустоты кустарями-одиночками, пусть даже и очень талантливыми, к её производству, поставленному на поток. Как это принято на Западе.
Впрочем, не все так печально. Надежду внушает, как ни странно, тот факт, что Вавилен Татарский употребляет в романе не только кокаин, который, безусловно, является наиболее социальным наркотиком, но и ЛСД. Данное вещество хоть и вызывает галлюцинации, но одновременно является и средством прорыва к некоей истинной реальности. Разумеется, употребление каких бы то ни было наркотиков является злом. Но само по себе желание не "приспособиться" к жизни в современном обществе, чему служит кокаин, не "забыться" (с этой целью используют героин и прочие производные опиума), а преодолеть отчуждение и пробиться к реальности пусть даже и столь извращенным образом, свидетельствует о том, что не все еще потеряно.
И Бегбедер, и Пелевин каждый по-своему поставили диагноз современному обществу. И этот диагноз совпал. Теперь осталось только вылечиться или… умереть.
Совестилизатор
