Согрешихом, беззаконновахом, неправдовахом пред Тобою, ниже соблюдохом, ниже сотворихом, якоже заповедал еси нам; но не предаждь нас до конца, отцев Боже.

Впервые я всерьез вслушался в этот ирмос, когда из Храма Христа Спасителя выносили гроб с телом Патриарха. И мне страшно стало. Потому что это - отчет, и отчет жуткий.
Да, не соблюли и не сделали. И все равно просим о милости.
Наверное, в этом и есть суть Христианства, каковое есть огромный и потрясающий мир.
Мир, лишенный кармической линейности: если здесь накося, то там обязательно выкуси. Если аргумент, то уж непременно функция.
Мир, поражающий именно своей нелинейностью. Мир, в котором трижды отрекшийся становится - Первоверховным.
Мир, в котором сломанный меч приносит победу, а самый невзрачный и маленький решает судьбу вселенной.
Мир, за стенами которого чуть было не потерпела фиаско последняя из книг пресловутого семитомника. Вместо того, чтобы драться и показывать чудеса волшебного ремесла, некий герой предлагает очень плохому и неназываемому злодею - раскаяться.
Чуш-шь, шипим мы вместе с Вольдемортом. Что за сюжет для утренника в воскресной школе? Сражайся, мы за тебя болеем!
Но в этом мире так правильнее. Потому что это мир восхитительной нелинейности. Восхитительной - в том смысле, что она восхищает от земли к обетованному.
Падая, поднимаясь, снова падая - и все равно смотря вверх с надеждой.