Злоупотребление милосердием, или Открытое письмо противникам экспериментов на животных

              Глубокоуважаемые друзья!

              Обратиться к Вам с этим воззванием меня побуждают сразу несколько обстоятельств. Сразу хочется оговорить, что более точной формулировкой будет не «меня», а «нас» - надеюсь, что к моему обращению присоединятся многие из моих коллег.

        Вот уже несколько лет движение против вивисекции в Вашем лице становится все в большую оппозицию по отношению к нам, биологам. Почти весь прошлый год, например, арки ворот, ведущих на территорию биологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова (где, к слову, я имею счастье работать) украшали надписи «Позор вивисекторам МГУ!» и «Жестокости нет!» И, хотя я сомневаюсь, что эти слова - звучные, вне всякого сомнения, - были обращены лично ко мне, сделанная вначале оговорка (та самая, которая о множественном числе) дает мне возможность принять их и на свой счет. Вопрос только в том, что предмета позора я не нахожу, как ни стараюсь.

       Даже затрудняюсь определить, кто виноват в сложившейся ситуации. Подозреваю, что слишком часто и слишком по-дилетантски звучащие слова об экологии. Может быть, чьи-то не слишком продуманные рекламные слоганы. Может быть, несовершенство системы образования. А может быть и просто желание (вполне, заметим, естественное) с кем-то бороться и кого-то защищать до последней капли крови. В определенные периоды жизни мы все этим грешили - или были в этом добродетельны? 

       Вы предлагаете нам полностью отказаться от экспериментов над животными. Их жалко, они маленькие и беззащитные. Предлагаю на одну минуту задуматься о целях существования науки - я полагаю, что именно против науки направлена Ваша критика, переходящая в активные действия. 

       Речь ведь идет не о предметах роскоши типа норковых шуб, против которых вы, кстати, тоже боретесь. И не об охотничьих трофеях и сувенирах из крокодиловой кожи. И даже не о черепашьем супе. Почему-то предметом вашей борьбы стала научная и образовательная деятельность. 

Для чего мы занимаемся наукой, спросите вы? Думаю, что в целом мы занимаемся ей для блага людей. Пафосно, скажете? Ничуть. Большая наука начинается со студенческой скамьи и направлена именно к цели, называть которую по имени все стесняются - в зубах, дескать, навязло, да и слишком торжественно. А зря. 

Вы предлагаете нам заниматься этой наукой на других объектах. Все чаще звучит предложение перейти на имитационные компьютерные модели. Модно, да и безобидно. 

На досуге задумайтесь о том, как открыть вакцину против птичьего гриппа с помощью компьютерной модели. Или о том, как теми же средствами изучать ишемическую болезнь сердца. Или хотя бы, простите, облысение. 

Только в случае, если о проблеме знаешь лишь то, о чем пишут глянцевые журналы, то все кажется легким и простым. Подумаешь, сложность: клонирование там, или СПИД. 

Но только занимаясь чем-то всерьез понимаешь, как мало известно, и как много еще осталось изучать. И совсем не на имитационных моделях, заметим. Как построить модель объекта, о котором не знаешь ничего, и о котором срочно надо знать как можно больше? Тоже вопрос, и неординарный вдобавок. 

А как учить биологии на моделях? Науку придется переименовать, ясное дело. Или ограничиться растениями и микроорганизмами, а зоологию, например, упразднить. Правда, нет гарантии, что никто не заговорит о правах растений и цианобактерий на жизнь и свободу. Судебных прецедентов пока не было, но вдруг? Дарю идею. 

В общем, непростая задача. 

Кстати, о критике, переходящей в действия. Активные. Вот об этой активности поговорить бы стоило - с пониманием, конечно. Надписи на воротах мы, положим, переживем. Да и листовки тоже. А вот... 

Несколько лет назад группа лиц (надо ли говорить, что имена этих героев неизвестны?) прорвалась на кафедру физиологии высшей нервной деятельности нашего факультета и разгромила виварий. Выпустили кроликов - почему-то в окно - но как-то не расчитали в благородном порыве, что кафедра на четвертом этаже. Пытались соревноваться с нами в жестокости? 

В другой раз вот тоже было. Тоже громили виварий (правда, было дело уже на третьем этаже, на кафедре физиологии человека и животных), но уже с крысами. Сорвали полугодовую работу у одного аспиранта (кстати, результаты его работы были бы с успехом применены в лечении людей), но это, понятное дело, мелочи. Но вот собираясь на благородное дело не мешало бы знать, что нет у белых лабораторных крыс врагов страшнее, чем серые крысы. Пасюки то есть. Страшно даже предположить, что случилось с теми крысами, которые все же прорвались на желанную свободу. 

Пока Бог милует, и никто не добирался до вивария на кафедре... впрочем, так ли уж важно, какой именно? Там, видите ли, мыши с радиоактивной меткой. Не хуже, чем в Лондоне. Стоит ли, правда, мелочиться, коль скоро дело дошло до свободы несчастных животных? Едва ли. 

Любопытно, кстати, как Вы представляете себе эксперименты на животных. Вас, наверное, впечатлили рассказы об испытании препаратов на слизистой оболочке глаз кроликов, у которых пришивали веки к щекам и надевали деревянный ошейник, чтобы лапой не смахнули образец. Меня в свое время тоже это поразило до глубины души, но эти времена (в смысле, времена таких экспериментов) прошли безвозвратно. 

Кстати, было бы здорово, если бы Вы пришли к нам без транспарантов - просто в гости. Я, например, со вчерашнего дня мечтаю о проведении круглого стола на тему вивисекции с участием настоящих ученых (не пиарщиков, заметьте). Стоит подумать. 

А если серьезно, то есть в Ваших действиях некая странность, которая совсем не странна, если задуматься. Более того, она присуща многим радикальным движениям в пользу или против чего-нибудь. 

Вот я о чем. Вот взять, к примеру, вегетарианство. Я знаю вегетарианцев даже в рядах членов-корреспондентов Российской Академии наук. Но вот как-то мне на жизненном пути не попадались пока вегетарианцы, требующие от окружающих безоговорочного вегетариантства. 

Тавтология, зато точно. 

Вы не носите меховых шуб? Это Ваше право. Но зачем же их краской, забрызгав по пути и обладателя шубы, не разделяющего Вашего мнения? 

Вам не нравятся эксперименты на животных? Уважаю Ваше мнение. Но зачем же срывать чужую работу, направленную, кстати, на благородные цели? Почему требование уважения превращается в требование разделения? 

Непонятно. 

Я, например, не могу убивать животных. Даже в рамках учебного процесса. Но у меня никогда не возникало желания запретить другим этим заниматься. Тем более, что эти другие - не живодеры, как принято думать (это, знаете, стереотип такой: «Биофак? Лягушек режешь? Живодер...»), а увлеченные своим делом люди, делающие маленькую - но науку. А таких людей, прямо скажем, все меньше и меньше. 

В общем, есть над чем задуматься. Кстати, чуть не забыл: если Вам еще никто не говорил, то имейте в виду, что совсем не обязательно легко поддаваться на чужие уговоры с чем-то бороться или что-то громить. Есть альтернативные пути самореализации - правда, чуть более сложные. Ломать, известно, не делать... 

Такие вот дела. Я совсем не уверен, что мое короткое послание переубедит Вас, но мне хочется надеяться, что, прежде чем идти кого-то освобождать, Вы задумаетесь. О целях, средствах и последствиях - не только для Вашей самооценки, но и для окружающих Вас людей, у которых тоже есть право на... много на что. 

Стоит ли? 

Андрей А. Синюшин, 

аспирант кафедры генетики 

биологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова.

С праздником Христова Воскресения! Христос воскресе!

...деревенского августа или звенигородского сентября. Но никак не для московского марта.

Мысли о чем-то глобальном и невеселом. Например, вот дата: 20.02.2002. Два-ноль-ноль-два-два-ноль-ноль-два. Красиво? А в следующий раз так будет только 30 марта 3003 года, если такая дата вообще состоится. А вот больше такого не будет никогда, сколько бы ни существовала Вселенная.

Мысли о том, что глобально и, кажется, незыблемо - и о себе; о том, что мимолетно и не оставляет следов. О том немногом, что остается и о том многом, что проходит. О том великом, что незыблемо и незаметно, и о том, что кажется великим, но обречено на обращение в пыль.

Помолитесь обо мне.

Источник вдохновения - здесь:

http://www.liveinternet.ru/users/ashura/post25896674/

А его плоды - здесь:

http://www.liveinternet.ru/photo/raining_man/post3876025/

http://www.liveinternet.ru/photo/raining_man/post3875997/

Второй плод мне нравится несколько больше. Акварель.

Все уехали. Каждый год все приезжают на биостанцию, а потом уезжают с нее. Каждый год – разные люди, и им это не надоедает. 

Каждый год – одни и те же провинности и одни и те же достижения. Одни и те же ошибки, и на них невозможно чему-либо научиться. Одни и те же забавы, одни и те же долги и обязанности. 

Вы уезжаете, чтобы никогда уже не вернуться сюда теми, которыми вы здесь были. А я остаюсь. 

Я прохожу по опустевшим дорожкам, по которым вчера еще вы бегали со смехом и криками, на которых вчера еще вы играли в теннис. Я заглядываю в пустые окна учебных помещений и вижу те же надписи на стенах, что и год, и два назад. Я заглядываю в слепые окна домов, в которых мне было так хорошо. 

На дверях висят замки. Хвала биостанции. 

Хвала тебе, биостанция. Я с разбегу погружаюсь в воды твоей реки – эти воды одни и те же каждый год. Я стучусь в твои двери, которые для меня закрыты. Я бьюсь в твоих сетях вместе с твоими птицами. 

Никто не хочет проверить, есть ли на мне кольцо. Никто не хочет узнать, не вернулся ли я к месту прежнего гнездования, не лечу ли я из года в год одними и теми же путями. 

Хвала тебе, биостанция. Памятник тебе – образ студента, безмятежно лежащего на берегу, мимо которого течет река, а ему нет до этого дела. 

А я остаюсь. Я прохожу по каменным плитам. Я знаю, какая из этих плит качается, и под какой из этих плит спрятана история. Я прикасаюсь рукой к шелушащейся краске, к увядшим букетам. 

Хвала тебе, биостанция. На твоих букетах – этикетки, но все букеты твои составлены из увядших цветов. Твои гости достаточно жестоки, чтобы оставлять надписи на стенах. Они не задумываются о том, что мне придется читать их вновь и вновь. 

Что прошло – то прошло. 

Вы уходите, а я остаюсь. Снова и снова. Возвращаюсь старым путем.

В субботу был на странном мероприятии – на заседании клуба авторской песни «Воробьевы Горы» в Малом зале бывшего Дворца Пионеров, который теперь называется слишком сложно. 

Вел Григорий Гладков. Играли на гитарах взрослые и подростки. Не всегда попадали в ноту. Музыкальные коллективы играли вразлад, трещали микрофоны. Местные и городские юродивые читали стихи. Во Дворце много странных людей, которые нигде больше и не прижились бы. 

Звучали собственные песни – некоторые на интересные стихи, что-то явно самовыраженческое. Звучали Ким и Окуджава. 

Девочки лет пяти-шести в красивых платьицах и – как это часто бывает – в ярких зимних сапогах танцевали на сцене, хотя их никто не просил. Они размахивали голубыми шарами, и им было весело. Благословенный возраст. 

Мальчик (назовем его для удобства просто Мальчик) бегал по залу и бросал в зал голубой воздушный шарик, такой же, как у девочек. Люди посылали этот шарик друг другу, а иногда Мальчику. Иногда ему приходилось самому бежать за ним, но почти никто не обижался на то, что он ходит по рядам и перелезает через кресла. Женщины делали ему замечания, но очень по-доброму, так что даже нельзя было определить, кто из них – его мама. 

На сцене был Дед Мороз, который пел с детьми про елочку. Некая девочка (назовем ее просто Девочкой), активно артикулируя, просила у своей мамы пойти на сцену и петь с Дедом Морозом – за это давали подарок. Тем более, что девочки в сапогах и Мальчик как раз уже допевали первый куплет, а Гладков играл на гитаре. Мама Девочки была недовольна: решай, мол, сама. 

Девочка встала на сцену с краю и допела песню со всеми вместе, и, судя по всему, очень старалась, чтобы ее не было заметно. 

Ее не заметили, когда раздавали подарки. 

Она вернулась на место, и Мальчик, который сидел рядом со своей настоящей мамой на один ряд ниже и был на несколько лет младше этой Девочки, протянул ей подарок: не грусти, Новый Год ведь. А Девочка в это время вела неясное боренье со своей мамой, которая, видимо, была против подарков. 

Мама Девочки отсела от нее на несколько кресел. 

Девочка заплакала, хотя и была старше Мальчика, который совсем не собирался плакать. Видимо, он еще не понимал всей трагедии, хотя и сделал со своей стороны все возможное, чтобы эту непонятую трагедию смягчить.

...но возникает ощущение, что кому-нибудь это понадобится.

Итак, если Вы вдруг собрались писать старославянизмы, то элементарная грамматика не помешает. Опыт показывает, что чаще всего злоупотребляют глаголом-связкой "быти", аналогом английского "to be". А спрягается он так:

1 лицо, ед. ч.: аз есмь

1 лицо, мн. ч.: мы есмы

2 лицо, ед.ч.: ты еси

2 лицо, ед. ч.: вы есте

3 л., ед. ч.: он (она, оно) есть

3 л., мн. ч.: они суть

...и никак иначе.

http://www.pravmir.ru/article_1400.html

В мыслях не имею я желания пошутить над тобой. Услышь меня, выгляни в окно. Как и тогда, стою я под окном твоего дома. Сжалься, всего на два вопроса ответь мне.

 Женщина, женщина! Годы прошли над тобой, годы, оставившие следы на лице твоем, на волосах твоих, на душе твоей, подобно гостю, что приходит нежданно. И когда несешься ты в танце вокруг светильника, не ужас ли вижу я в твоих глазах? О, не говорите, не говорите мне, что это исступление. Слишком хорошо знаю я исступление, слишком хорошо знаком я с ужасом.

  Милая, милая, заклинаю тебя всем, что для тебя свято! Заклинаю тебя всем, что для тебя дорого; твоими сыновьями заклинаю тебя, сыновьями, младший из которых готовится пересечь порог бар-мицва. Скажи мне, скажи, есть ли на этой земле нечто, растущее без воды и дождя? И еще скажи мне, скажи, что способно рыдать, не проливая слез, не так, как это делаем мы?

 О, стерегущий виноградник и питающийся от приносимых им плодов! Не в Ваал-Гамоне ли виноградник, плоды которого так утоляют жажду? Не царь ли владеет им? Не преступил ли ты клятвы, данной владеющему виноградником?

 Голова твоя седа, но поистине годы не принесли тебе облегчения, хотя и крестил ты минувшей весной младшего из своих внуков! Разве не нашел ты вещи, неудержимо растущей даже в безводной пустыне, как прошел ты мимо нее? Это камень, камень в твоей душе, камень в моей душе. И не знаешь ли ты того, что рыдает, не проливая слез? Это сердце, твое и мое сердце. 

Посмотрел фильм Павла Лунгина «Остров».

В Сети довольно много рецензий и отзывов на эту картину, как хвалебных, так и не очень. Поэтому особенно распространяться не стану, хотя фильм этот можно разбирать, как хорошую многогранную книгу – например, «Мастер и Маргарита» Булгакова.

Хотелось сказать лишь вот что. Этот фильм, как мне кажется, не о монахе и не о монахах, и даже не об острове. Это фильм о нашей душе. Той самой, которая, коснувшись благодати, не может оторваться от своего приусадебного хозяйства и нажитого имущества, не может совершить странствия – не то, что на Небо! – даже во Францию. Той самой душе, которая, получив исцеление, по привычке хватается за прежние костыли. Моей душе – мне, например, было искренне жаль афонского одеяла.

Это - фильм потрясающей миссионерской силы. Именно такого рода явления способны вести. И насколько примитивными по сравнению с ними выглядят диски и кассеты с сюжетами о чудесах и последних временах!

Это, безусловно, шедевр.

Кузнечик, стрекотавший на фиговом дереве близ его кельи, откликался на его зов и сходил к нему на руку. "Пой, брат мой, - говорил святой, - хвали Господа своим радостным криком".

М.В. Лодыженский

От себя скажу, что это был очень интересный человек, прекрасный специалист, большой ученый. У нас лекции он читал уже тяжело больным, и не исключено, что он был на самом деле совсем не таким, как я его запомнил. Но мне хватило.

Школа пошатнулась.

Во блаженном успении вечный покой подаждь, Господи, новопреставленному рабу Твоему Юрию и сотвори ему вечную память.

Разделяю любовь Даррела и Андерсена к жабам. Андерсен писал о них прекрасные сказки, а Даррел их просто любил.

Нашел нечто, что было когда-то актуально, а теперь постепенно вновь начинает радовать.

Подумалось тут давеча, что, исходя из статистики, треть жизни уже прожита. 

Много ли это? 22 года – правильный ответ. 

Что сделано? Не так уж и много. Совсем мало, если честно. И, с другой стороны, не то чтобы уж очень мало. Смотришь на одноклассников и однокурсников – сверстников, одним словом, - и понимаешь, что кто-то успел еще меньше. 

Начинаешь подводить итоги. Вспоминаешь. Был на конференциях там-то и там-то. Вышла статья в таком-то журнале, в ноябре-декабре должна выйти еще одна, в хорошем месте. Сдал экзамен по специальности – уже хорошо! 

Все время – ну, прямо скажем, не все, а когда подкатывало – утешал себя: есть вещи, с необходимостью коих надо смириться. То, на что надо потратить время. Школа, например: законом установлено провести в ее стенах не меньше девяти лет. Университет: не потратишь пяти лет сейчас – кому будешь нужен после? Аспирантура, буде таковая состоится: движемся дальше по накатанной, без этого никак, если следовать плану. Копим багаж для того, чтобы заниматься чем-то серьезным – например, наукой. 

Пишет Саша: «Вот теперь самая наука и начинается». Значит, нужно потратить треть – или больше, как там статистика? – жизни на багаж? Так сказать, на подготовительные работы? 

Вся бо сия не веси, кому оставиши. 

Впрочем, почитать биографии великих. Все свершения и вправду ближе ко второй трети жизни, не всем рождаться моцартами. А дальше по возрастающей, по экспоненте, по графику еще какой-нибудь функции. А еще дальше? Выход на плато? Или – на излете. Корочкина Леонида Ивановича вот схоронили. Покой, Господи, душу… 

Кстати, вот уж у кого некролог был на славу. Печатных работ не меньше четырехсот пятидесяти, монографии, труды по (кто бы мог подумать) философии науки и религии, двое детей, членство в редколлегиях, председательства и почет. Жить бы да жить, да вот. 

Первый и второй курсы работай на зачетку, а дальше она на тебя. А дальше – на диплом, если хочешь в аспирантуру. А дальше – на степень. А вообще, суммарно, на что? На некролог около лифта на факультете? Как-то не так. 

…Когда делали ремонт, складывали книги в коробки. И нашли залежи книг, купленных еще родителями в те годы, когда никакой литературы не было, а посему покупали все, что в обложке и на бумаге. Сколько же там всего! Такое впечатление, что целая армия людей писала, писала, писала – не важно, о чем, лишь бы написать и попасть на обложку. А дальше – слава? А вот нет. Кто теперь (а может и тогда еще) читает это все? Переиздает, быть может? Ссылается? Угу, ждите. Нет, не вариант. Маловато для выводов. Не вполне оформлены выводы, в них содержится элемент обсуждения. Есть опечатки, затрудняющие восприятие, но в целом работа удовлетворяет всем требованиям, а ее автор заслуживает… 

Знать бы, чего. 

Понял еще в школе: больше делаешь – больше успеваешь. Есть, конечно, предел, за которым уже начинается вред здоровью. Но вообще можно многое. Даже очень. 

Банальный разговор получается: смысл ищешь? Не ты первый, не ты последний. 

Зато честно. 

Прошу всех, кто меня слышит и знает, о чем я, отныне избавить меня от отеческого прозвания. Придумайте что угодно, тем более, что выбор велик.

Заранее благодарный, R.M.

Что происходит с луноцветом, который перестает цвести?

Он становится барвинком, и отныне преподаватель бесстрастно произносит его латинское название и систематическую принадлежность.

Что происходит с лесом, из которого навсегда уходят эльфы?

Наступает осень.

Брат говорит, что у эльфов нет цвета. Они не черные и не белые, а бесцветные. Их основное свойство – равнодушие, приобретенное за многие тысячелетия вечной жизни.

Я склонен ему верить.

А я хожу босыми ногами по толстому ковру из прошлогодних листьев. Свет пробивается через листву. Полумрак. Воспоминания.

Тот, кто когда-то был эльфом, но перестал быть им, поймет мои ощущения.

Когда-то я терпеть не мог Петербург. А вот в мае прошлого года он мне неожиданно понравился. Я неожиданно заметил, что Петербург – помимо белых ночей и музея Анны Ахматовой – это город очень молодых и очень красивых людей.

В жизни всегда с чем-то приходится встречаться впервые. Чем дальше, тем меньше таких встреч. А вот в Петербурге концентрация таких событий существенно выше.

Кто не верит – проверьте сами.

Вероятно, до этого города надо было просто дорасти.

Слишком много всего, о чем хотелось бы написать. А времени совсем нет.

Спасибо выпускному вечеру. Спасибо тем, кто его устроил. Ребята, вы сделали великое – и в то же время грустное - дело. Только в ночь с 16 на 17 июня я, наконец, ощутил смену статуса.

Теперь те, кто только-только вчера были студентами, при встрече в коридорах факультета просто-таки бросаются друг другу навстречу. Глаза их сияют, а слов нет.

Вспомнилось что-то, придуманное еще в школе:

Судить о том, что в мире происходит, 

Решать самим, что нас к чему приводит, 

Оценивать, кому что по делам, - 

Не нам.

Впрочем, это совершенно не к месту.

Поза-поза-позавчера было так.

 «:-) :-) :-/ Удачи!» 

«Там холодно и бегают злые собаки». 

Неправда, собаки там не злые. Они голодные и хотят, чтобы их накормили; приходят к крыльцу, поджимая хвост. Те же, что и год, и два, и три назад.

И там почти не холодно. Когда нет ветра, даже тепло. Но иногда накрапывает мелкий дождик – дразнит.

И там кроме нас – никого. Там лес и река. Там домики – пока закрытые, но и они скоро наполнятся ежегодной суетой. И она пройдет. Только я останусь. Из года в год все тяжелее уезжать. В каждом из домиков – по чуть-чуть собственной жизни, собственной памяти. Только и осталось от меня, что память и рисунки на стенах.

А еще там цветет примула. И ничего кроме.

 Вчера – вокзал.

 Страшно с непривычки. Отовсюду музыка самого ходового пошиба, и везде продаются диски с порнографическим видео. Их неимоверно много, они всюду, они сливаются в одну бесстыдно-телесного цвета массу.

- …только я твоей любви…

- …- и взлетай!..

- Мне нужен билет до Петербурга.

Сегодня – дождь.

Настроение из стихов Л.Бочаровой. Охотно бы ее сейчас послушал.

Кругом люди, почему-то далеко не все с зонтами. Тюльпаны закрылись. Джентльмены предпочитают блондинок. Прохладно. Фундаментальная библиотека. Чем была наша цель?

На столбе – некролог. Умерла К. А я только-только запомнил, как ее зовут.

Некролог торопливо снимают. Открывается очередная конференция – негоже.

- Зачем ты пришел? 

- Чтобы прожить эту жизнь со смыслом.

- Каким смыслом ты наполняешь жизнь? 

- Постижением Истины.

- Что ты подразумеваешь под Истиной? 

- Многое. Конкретно сейчас – то, как устроена Жизнь.

- Это слишком много. Что именно в устройстве Жизни интересует тебя? 

- То, как растут и развиваются Растения.

- Что же ты делаешь для того, чтобы это узнать? 

- Я наблюдаю за теми из них, кто неспособен расти и развиваться нормально. Затем делаю вывод о том, чего же им не хватает, и чего хватило остальным.

- Как ты отвечаешь на эти вопросы? 

- Я изучаю внутреннее и внешнее устройство этих Растений; то, как их свойства передаются их потомкам; то, как…

- Достаточно. Что ты делаешь для того, чтобы поделиться своим знанием с другими? 

- Я написал статью в научный журнал, а сейчас готовлю еще одну.

- Успешно? 

- Не очень.

- Что же тебе мешает? 

- Мне мешает незнание того, что уже известно другим, а что нет.

- Что же будет, если то, чем ты хочешь поделиться с Людьми, уже кому-то из них известно? 

- Я упомяну имя того, кто первым поведал об этом, с благодарностью. Или сделаю вид, что я несу эти знания первым.

- Зачем ты это сделаешь? 

- Чтобы к тому моменту, когда мною заинтересуются Вышестоящие, на моем счету была бы хотя бы одна Истина.

- Это честно? 

- Нет. Но так поступают очень многие.

- Зачем? 

- По разным причинам. Например, кто-то хочет продать свою Истину дороже. Кто-то хочет вызвать больший интерес у Вышестоящих.

- Что зависит от Вышестоящих? 

- Очень многое. Например, то, будет ли возможность продолжать работу, или нет.

- А если этой возможности не будет? 

- Работу придется завершить.

- Надолго? 

- Вероятно, навсегда. Интересы Нижестоящих обычно тесно связаны с материальной зависимостью от Вышестоящих.

- Зачем ты пришел? 

- Ты знаешь это.

- Тебе не смешно?