Сегодня очередная годовщина начала "путча" ГКЧП: тогда 18 августа Горбачев был якобы арестован в Форосе и, как 22 года назад, 18 августа сегодня пришлось на воскресенье. В связи с этим выкладываю соответствующую главу из своей книги "Скоромное обаяние интеллигенции. Хроники смутного времени":

<3> ТРИ НЕНАСТНЫХ ДНЯ

– Тук-тук!
– Кто там?
– Пиздец.
– Чего надо?
– Пришел.
Анекдот

Понедельник
Вот гадство какое! С утра пасмурно и дождь моросит. Вчера было солнечно и тепло, а сегодня небо всё в тучах и почти холодно. Ну, не очень тепло. Не то что вчера.
Так думал Бочкин, стоя на дачной веранде, где он спал вместе с женой. Они гостили в Малаховке – Бочкины и Кораблевы. Кораблевы и Бочкины. Они были очень похожи и непохожи, – как две зеркальные пары близнецов. Бочкины рослые, светловолосые, а Кораблевы невысокие и брюнеты. Законченность этой симметрии придавало то обстоятельство, что Бочкин потихоньку натягивал Кораблеву, в то время, как Кораблев – Бочкину. При этом ни тот ни другой не знал про другого, так что здесь не был какой-нибудь свальный грех или какая-то шведская там семья. Они бы на это никогда не пошли. Это был бы разврат.
Кораблевы и Бочкины работали в одном и том же НИИ, но в разных отделах. Всем четверым было немного за тридцать – бездетные и, как теперь стало принято говорить, продвинутые интеллигенты. Они получили прекрасное образование, у них была перспективная ответственная работа с приличной зарплатой. Они были начитанны и ироничны. Они строили планы на будущее, и эти планы были вполне реальны: карьера, диссертация, дача, автомобиль. Они хотели это всё получить.
Хозяином дачи был Эдуард Николаевич Фамусов – старый холостяк, занимавший когда-то ответственный пост в Минсредмаше, а ныне персональный пенсионер. Он был выдающимся знатоком министерских кулуаров союзного значения, рассказами о которых любил развлекаться. Мы, старые импотенты, работаем головой, а не хером, говаривал он. Потому и создали ядерный щит. Он бывал за границей, в странах третьего мира, и об этом тоже охотно рассказывал. «Будучи в Катманде…» Ну, и так далее. Он был прекрасным рассказчиком да и выглядел очень вальяжно, – просто вылитый граф Ростов, особенно в шелковом стеганном домашнем халате типа шлафрок. Фамусов приходился Бочкину дядей.
Он любил общество молодежи, и в его глазах умение играть в преферанс было ценным качеством молодого специалиста. Он утверждал, что грамотный инженер всегда классный преферансист. Фамусов сам был мастером этой игры, но после одной истории лет двадцать тому назад дал зарок за карточный стол не садиться. Он и сейчас не садился, помня старое преферансное правило «Пятого игрока под стол», – а наблюдал за игрой из мягкого уютного кресла, стоящего в углу под торшером.
Бочкины и Кораблевы были хорошими инженерами и умели играть. Летом они регулярно гостили у Фамусова на даче. В пятницу после обеда они линяли с работы, вечером садились за карточный стол и писали пулю до понедельника – так, чтобы с утра успеть вернуться к станку.
Процесс игры они обставляли в лучших традициях старой интеллигенции: в углу комнаты стоял столик с закусками и партейным, чтобы сдающий, когда пошел торг, мог подкрепиться в свое удовольствие. Они играли на деньги, но выигрыш никто не присваивал: это было бы не по-дружески, неэтично. Из этих денег как раз и оплачивался их table d`hôte.
Играли они серьезно и аккуратно, без авантюр, не отвлекаясь на посторонние разговоры. Но по ходу игры они согласно традиции обменивались сентенциями из лексикона преферансиста:
Пулька не свидание, к началу не опаздывай;
Карты ближе к орденам;
Смотри сначала карты соседа – свои всегда успеешь;
Клади колоду справа;
Карта не лошадь, к утру повезет;
Ну, и так далее.
В эти дни игра шла как обычно и закончилась к двум часам ночи с воскресенья на понедельник. Затем они легли спать, встали в восемь утра, и сейчас Кораблев тщательно брился, а мускулистый спортивный Бочкин храбро вышел под дождь делать зарядку. Их жены тем временем собирали завтрак на стол. Дело катилось к привычному расставанию с гостеприимным хозяином уютных пенатов. Пришел поздороваться соседский осанистый кот.
– Здорово, Линь Бяо, – приветствовал его Бочкин, а Кораблева дала кусок колбасы. Кот вежливо вякнул и взял угощение.
Тут с изменившимся лицом из комнаты на веранду вышел Фамусов.
– В Москве на улицах танки, – сказал он без паузы.

НОВОСТИ ДНЯ I
В Москве на улицах танки.
Официально объявлено, что Горбачев, находящийся в отпуске в Крыму, по состоянию здоровья не может исполнять обязанности президента, и руководство СССР осуществляет Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП).
Обнародовано «Обращение к советскому народу».

Они тут же включили радио и прослушали сообщение о ГКЧП. По телевизору исполнялась какая-то траурная музыка, дикторы в новостях не сказали ничего вразумительного, но сам за себя говорил их официально-натянутый тон и напряженно-казенные лица. Затем на всех каналах пошло «Лебединое озеро» вперебивку с какими-то культурно-познавательными программами. Фамусов начал звонить друзьям, но ничего нового не узнал.
– Надо ехать, – решил, не подумав, Бочкин.
– Надо ли? – задумался Кораблев.
– Не с чего, – ходи с бубён, – сказал Фамусов.
В дело вступили женщины.
– Никуда нам ехать не надо, – решительно заявила Бочкина. – Мало ли что…
А Кораблева приблизилась к Фамусову и ласково взяла его за рукав.
– Вы как, Эдуард Николаевич? Вы ведь не против, если мы у вас переждем? – и повторила тезис своей vis-à-vis по карточному столу: – Мало ли что.
– Да, да, разумеется, – Фамусов даже почувствовал облегчение. – Форс-мажорные обстоятельства… Ну, и так далее. А на работу мы позвоним. А не то, ведь, того… могут быть и аресты. Надо держаться вместе и находиться подальше… Приглашен в темную, береги длинную масть.
Слова Фамусова произвели серьезное впечатление. Компания пригорюнилась, и каждый судорожно копался в памяти, вспоминая, не говорил ли чего-нибудь не того. Бочкину вспомнились его выпады против Совдепии, и как он всем пересказывал шутку, – в сущности безобидную, – про ГПУ: Гласность, Перестройку и Ускорение. А Кораблев, большой любитель фразировать, с тоской вспоминал свои каламбуры по поводу заголовков советских газет:
«Жратва в разгаре»;
«Дорогой мужеложства»;
«Быть пидером»;
«Резолюцию не задушить»;
Ну, и так далее.
А еще, к великому его сожалению, он любил при случае помянуть про смешных проклятых борщевиков и стакановское движение.
Между тем Фамусов готовился к худшему:
– Детей у меня нет, – подводил он баланс, – дела стоящего тоже нет, так что мне заживаться на этом свете нет никакого смысла. Разве что Господь Бог имеет на меня некие виды, на которые мне все равно наплевать. Я уже мертв, и что со мной станет, абсолютно неважно.
После этого он быстро пришел в себя и предложил женской части компании озаботиться готовкой обеда. Еще моросил мелкий дождь, но Кораблева и Бочкина немедленно собрались и ушли за продуктами, как в военный поход. Однако ранее пищи телесной явилась новая пища для размышлений.

НОВОСТИ ДНЯ II
В составе ГКЧП восемь членов: Янаев, Лукьянов, Павлов, Крючков, Язов, Пуго, Бакланов, Стародубцев.
В Москве появились баррикады.

– При чужом ходе на мизере восьмерка твой враг, – по странной ассоциации заявил Фамусов.
– Баррикады – это серьезно, – откликнулся озабоченный Кораблев.
– А ведь могут быть и погромы, – вдруг пришел к выводу Бочкин, хотя ему-то, казалось, погромов можно было не опасаться.
– Скорее все-таки будут аресты, – поделился опытный Фамусов. – Возможно, введут карточную систему.
Последний прогноз не понравился его собеседникам больше всего.
– Придется вкалывать за паек, – предположил Кораблев.
– Только начали хорошо получать, – сказал страдальчески Бочкин.
– Вторая модель хозрасчета… – сладко зажмурился Кораблев.
– Да! – поддержал его Бочкин.
– И тут же ж выплаты ограничили, – пригорюнился Кораблев.
– Это Рыжков, мать его, плачущий большевик, – обозлился Бочкин.
– Да, позиция у правительства непоследовательна, – подтвердил Фамусов. – То можно обогащаться, то вдруг не очень. То вам хозяйственная свобода, то госконтроль.
– Ну, вот теперь он на даче сидит, хренов пенсионер, – сказал мстительный Бочкин.
– А я полагаю, что ему повезло, – не согласился с ним Фамусов. – Сейчас все в говне, а он в белом фраке.
– Ладно, ты успокойся, – сказал Бочкину Кораблев, – у предприятий денег уже не осталось. Надо нам перестраиваться. Бизнесом, может, займемся.
– Надоели мне перестройки, – вздохнул Фамусов. – Это все равно, что ремонт. А то и пожар.
– Зато свобода, – пояснил ему Бочкин.
– На Востоке свобода противопоставляется хаосу, а на Западе власти, – воспроизвел какого-то автора Кораблев.
– Это одно и то же, – откликнулся Бочкин. На что Фамусов возразил:
– Как говорят французы, когда двое делают одно и то же, это не одно и то же.
– Что же будет – опять уравниловка? Два года за опоздание на работу? – не мог успокоиться Кораблев.
– Да, дисциплина была, – крякнул Фамусов.
– Не надо мне такой дисциплины, в гробу я её видал! – в сердцах откликнулся Бочкин.
– Ну, так езжай к Белому дому, будешь его защитником, – не удержался ехидный Кораблев, но Бочкин ничего не ответил. Зато, позвонив на работу, они сумели договориться со своим руководством: к их пожеланию остаться в стороне от событий отнеслись с пониманием, хотя и с некоей долей зависти. А вскоре вернулась женская половина компании, притащившая полные сумки еды. После обеда, получившегося очень обильным и вкусным, наевшийся Фамусов произнес:
– Я все-таки оптимист… ы-звините, отрыжка.
– Оптимист – это хорошо проинструктированный пессимист, – проинформировал Бочкин.
– Сам-то ты кто, – сказала ему супруга.

НОВОСТИ ДНЯ III
Вечером в Москве состоялась пресс-конференция ГКЧП. Янаев выглядел совершенно больным. Его мучил насморк, и он оперировал сразу двумя носовыми платками: одним вытирал сопли, другим пот со лба.

Фамусов заметно повеселел.
– Нет хода – не вистуй, – прокомментировал он.
– Они по идее играющие, – возразил Кораблев.
– Уже нет, – парировал Фамусов. – Они спасовали. Теперь Ельцин играет.
– А не сыграть ли и нам? – осенило вдруг Бочкина, и эта мысль была признана верной и своевременной. Обе пары вновь уселись за стол, в то время как Фамусов ушел в свою комнату подремать.
– Широка струна моя родная… – сдавая карты, бодро пел Бочкин.
– Забайкальский народный хер, – определил Кораблев и объявил с кавказским акцентом: – Дэвятерную хочу!
– Хер с вами, дружище Штирлиц, – не стал спорить Бочкин.
И пулька пошла своим чередом. Они сыграли четыре круга. Бочкин все время проигрывал.
– Карта ну не идет – пожаловался он, – прямо ГКЧП какое-то.
– Плач больше – карта слезу любит, – посоветовал безжалостный Кораблев.
– Это путчисты пусть плачут, – не согласился с ним бравый Бочкин. – Скоро они обремизятся.
– Первый ремиз золоти, – не очень кстати вставила Кораблева.
– А я вот представить себе не могу, – удивленно поведала Бочкина, – кто может стоять за этот несчастный ГКЧП? Все прогрессивные люди против.
– Что до меня, то я стою за такое правительство, – Кораблеву вспомнилась хохма из журнала «Сто лиц», – при котором мне не придется сидеть, если я за него не стою.
– Сначала сдай, потом записывай, – указала ему жена.


Вторник
С утра снова шел дождь.
– Свежоповато, – поежился Бочкин.
– А говорили, что установится анально теплая погода, – пошутил Кораблев.
– В сельпо кончилась водка, – доложил озабоченный Фамусов, войдя в комнату со двора. Это известие было воспринято как тревожное и многозначительное.
– Совдепия хренова, – сказал Бочкин. – Чтоб она провалилась.
Его мнение было поддержано.
– Достать сегодня продукты – это такая проблема, – пожаловалась Кораблева.
– Они о народе не думают, – просветила ее Бочкина. – Теперь доигрались.
– Кто играет шесть бубён… – многозначительно сказал Кораблев.
– Тот бывает нае… – решил поставить все точки над «ё» грубоватый Бочкин.
– Ну! – цыкнула на него супруга, и Бочкин закончил капитулянтски:
– Тра-та-та!
– Номенклатура живет своей жизнью, – завистливо вздохнул Кораблев. – Свои магазины, гостиницы, свои санатории и больницы…
– А в такую погоду, – гнул своё Фамусов, – водка идет как-то особенно.
– Говна, то есть водки элементарной не могут в достатке произвести! – вдруг разъярившись, вылупил глаза Бочкин.
– Так ведь и с путчем у них, похоже, промашка, – ласково ответствовал Фамусов.
– Неправильно сдал – пиши наверх без одной, – сказал Кораблев.
– Из-за сухого закона, – Бочкин никак не мог успокоиться, – идиот Горбачев провалил перестройку. Реформатор поганый.
– Надо ведь было что-нибудь делать, – вступилась за реформатора Бочкина.
– У капитанов дальнего плавания правило есть: когда не знаешь, что делать, лучше ничего не делать, – сказал мудрый Фамусов, однако не был поддержан. Всем очень хотелось действовать.
Затем на всю первую половину дня их затянула рутина мелких хозяйственных дел. Фамусов отбыл за водкой. Женщины стали стирать и готовить еду. Кораблев же и Бочкин занялись электромотором, установленным для подачи воды из колодца в водопровод, но с этой функцией не справлявшимся. И надо отдать им должное, они капитально его наладили.

НОВОСТИ ДНЯ IV
С утра стало плохо премьер-министру Павлову. Вечером сообщили, что с ним случился гипертонический криз. К временному исполнению его обязанностей приступил заместитель премьера Догужиев.
Заболел маршал Язов. Командование войсками принял генерал армии Моисеев.

За обедом все дружно выпили водки, добытой пронырливым Фамусовым, и приступили к лапше с куриным бульоном. Одновременно возобновилась политическая дискуссия.
– На распасовке хватай свои, а то не дадут, – нравоучительно сказал Кораблев по поводу последних известий из Москвы.
– За игру без сноса – наверх без двух, – откликнулся Бочкин. Однако женской части компании политика уже надоела.
– Так им и надо, этим старпёрам, – сказала длинноногая Бочкина. – Я из-за них колготок нормальных купить себе не могу. Тянешь их, тянешь…
– А какие они бюстгальтеры делают, это просто бесчеловечно – вчинила претензию Кораблева, обладавшая весьма спелым бюстом. Бочкин тут же вспотел в районе трусов, но поддержал разоблачение бесчеловечной системы.
– Возьмите вопрос с продовольствием, – сформулировал он, поедая куриную ножку, – студентов в колхозы гоняют, интеллигенцию с высшим образованием, и все равно сплошной дефицит. А американский фермер кормит себя и полмира в придачу.
– Без покаяния нам не подняться, – сделал неожиданный вывод Кораблев.
– Система колхозов неэффективна, – твердил своё Бочкин. – Нам нужен фермер, как в США. Или в Голландии. Чтобы коровы доились.
– У фермера в США, – проинформировал Фамусов, – тракторов на один гектар в восемь раз больше, чем в наших колхозах. Зато у нас себестоимость хлеба значительно ниже. Поэтому он и в булочной стоит копейки. А в Голландии твоей разлюбезной коров кормят чуть ли не шоколадом. Чего же им не доиться.
– Хлеб – пища бедных, – Бочкин никак не хотел сдаваться. – Мясо – другое дело.
Они покончили с первым и принялись за второе. А на второе были мясные котлеты с гречневой кашей и салат из свежих помидоров, сладкого перца и зелени, заправленный душистым подсолнечным маслом. Естественно, выпили водочки.
– Вот в чем проблема: у нас не сыты глаза, – философствовал Фамусов. – Нам мало богатого стола, нам нужна еще и витрина богатая.
– Вот кончится эта Совдепия, – откликнулся Бочкин, – и всё у нас будет. Частник накормит всех.
– Имеем право, – поддержал его Кораблев.
А после обеда они дружно вздремнули.

НОВОСТИ ДНЯ V
Минпечати России демонстративно зарегистрировало «Общую газету».
Возле «Белого дома» идет перестрелка. Танками задавили трех человек.

Выспавшись, они встали, перекусили и обсудили текущее положение. Уже прошла информация по «Йеху Москвы» о пролитии крови, и они снова занервничали.
– Кто же все же кого? – напряженно гадал Кораблев.
– Не хотелось бы в те времена, – ёжилась Бочкина.
– Неужели будут репрессии? – ужасалась нервная Кораблева, и ее бюст бурно вздымался.
– Цвет нации положили, – злобно откликнулся Бочкин, которому уже очень давно хотелось, но он никак не мог уединиться даже с женой.
– Мало им жертв! – патетически заявил Кораблев. – Шестьдесят миллионов невинных!..
– Откуда же шестьдесят, – попробовал внести трезвую ноту Фамусов. – А кто в войну воевал?
– Солженицын сказал «шестьдесят», – настаивал Кораблев.
– Этот ваш Солженицын, – пробурчал Фамусов. – Он-то по глупости сел… в санаторий закрытого типа…
– Сел – не расстраивайся, но отыгрывайся умеючи, – не к месту сморозил Бочкин.
– …а у меня, – продолжил Фамусов, – все родные и близкие пахали на благо социализма, и никого из них пальцем не тронули.
Однако компания его слушать не стала. Затем, при отсутствии новых плохих новостей они успокоились и снова сели играть.
– Я вистовать хочу, я вистовать хочу! До самого утра… – пел на мотив известной оперетты артистичный Бочкин, а Кораблев между ходами сказал:
– Неделю назад Гурецкий попал на сходняк демократов. Случайно.
– Ну?
– Они обсуждали Ельцина: годится он в лидеры или нет.
– Рассказывай, – велела ему Бочкина.
Кораблев молча доиграл сдачу и рассказал.
– Пришли к выводу, что Ельцин, он такой типичный прораб. Его спрашивают, к примеру: Когда сдашь объект? – А он, не моргнув, отвечает: Через неделю. – Ему говорят: Ты что, сукин сын, полгода волынил, а теперь за неделю управишься?
Компания понимающе засмеялась, а Кораблев продолжал:
– Тот отвечает: Да, за неделю. – Ему говорят: А не врешь? – А он обещает: Лягу на рельсы, если не сдам. – Проходит неделя, объект не сдан, всё повторяется, ну и так далее.
– Очень похоже, – заметила Бочкина, которой пришлось иметь дело с прорабами, но ее мужа волновал кардинальный вопрос:
– Так что же они решили? Годится он в лидеры?
– Решили, годится.

НОВОСТИ ДНЯ VI
Части воздушно-десантных войск генерала Грачева переметнулись на сторону Ельцина.
Возле Белого дома Ельцин произнес речь, стоя на танке.

Компания сыграла пару кругов, но выдерживать принцип «не отвлекаться на посторонние темы» было все-таки сложно.
– Пора ликвидировать сталинскую империю, – открыл Америку Кораблев. – Зачем нам империя? От нее одни беды.
– Обоснуй! – подал из угла голос Фамусов.
– Пожалуйста. Не надо будет кормить дармоедов.
– Это кого?
– Да во всем мире!
– Как будто у нас таких нет, – буркнул Бочкин, тасуя колоду. – Сплошные кепки-аэродром, и все ездят на «Волгах».
– Да, эти жируют, – сказал завистливый Кораблев. – Без зазрения совести.
– Ничего, дожируются, – с угрозой отреагировал Бочкин.
– Вистуй без жадности – не перебивай взятки партнера, – прокомментировал Кораблев.
– Точно! – Бочкин сдал карты и пошел к закускам.
– Они за всё нам заплатят, – сказал по инерции Кораблев, объявивший семь первых.
– А вот это вот ни к чему, такие вот настроения, – забеспокоилась Кораблева, урожденная Кауфман. – И ты не прав: нас объедает номенклатура на самом деле.
– Это они, – подтвердила Бочкина. – Купить совсем стало нечего.
– До всех доберемся, – жуя, сказал расхрабрившийся Бочкин. А Кораблев тут же ввернул:
– Когда со сталинской империей зла будет покончено, тогда не будет террора и принудительного труда.
– Тюрьма народов, – зашелся от возмущения Бочкин, только что выпивший водочки.
– Чеченцев всех выслали, крымских татар, – пожалел Кораблев.
– Вопрос тогда стоял так, – решил внести разъяснения Фамусов, – либо выслать всех поголовно, либо одних мужчин – расстрелять!
– Зачем сразу расстреливать? – расстроилась Кораблева.
– А как же ты думала? Они поголовно у немцев служили. Это война.
– Меня другое волнует, – сменила тему тактичная Бочкина. – Вот почему-то в маленьких странах жить как-то уютней. Может, действительно, империя не нужна?
– Милые мои, – расположившийся в кресле Фамусов исправно играл роль «адвоката дьявола», – сталинской-то империи нету давно. Уже и брежневской нет. А горбачевская – это пшик, ее трогать не надо, сама, к несчастью, развалится.
– Нам нужно срочно переходить к рыночной экономике – иначе стране грозит катастрофа, – сделал свой вывод Бочкин.
– Что значит – к рыночной? – удивился Фамусов. – А у нас сейчас что, натуральное, что ли, хозяйство?
– Все равно, – воспротивился Кораблев и произнес как пароль: – Так дальше жить нельзя.
– Иного не дано, – тут же откликнулся Бочкин.
– Рыночную экономику какую-то выдумали, – продолжал ворчать Фамусов. – Да это просто капитализм, прямо по Марксу. Хоть шведский, хоть африканский. А у него цель одна – получение прибыли. А что вам хочется кушать, – никого не волнует. В масть не попал – сидишь плачешь.
– Да уж! – залихватски ответил Бочкин. – Ошибки случаются – карты не стеклянные.
– Точно, – поддержал его Кораблев. – Держи себя в руках – нервничай после расплаты.
Они продолжали играть, и страсти потихоньку остыли. В уютном дачном дворе сгущался мирный дождливый вечер. Они прервались на ужин, посмотрели вечерние новости по российскому телеканалу и вернулись за игорный стол.
– Есть ли Бог на Марсе? – задумчиво фразировал Кораблев, гадая с какой карты пойти, на что Фамусов мрачно отреагировал:
– Бог-то есть, да не про нашу честь.


Среда
С утра опять было пасмурно. Фамусову нездоровилось, и он отлеживался в постели. Бочкина ушла по каким-то невнятным делам, а вслед за ней исчез Кораблев. Бочкин какое-то время маялся, затем что-то сообразил и направился к Кораблевой. Быстренько оглянувшись, он облапил ее и, дорвавшись, стал гладить и мять ее роскошные буфера. Кораблева сначала отпрянула, но тоже быстро сообразила. Не говоря друг другу ни слова, они торопливо пошли в глухой угол сада, и там, на влажной и теплой дубовой крышке от бочки с водой Бочкин яростно ей влупил, излив в моську жены лучшего друга огромную порцию застоявшейся спермы.
Так в приятных игрищах и забавах прошло это утро. Скоро вернулись Бочкина с Кораблевым, очень довольные, вышел из спальни не очень довольный Фамусов, и день плавненько подкатил к адмиральскому часу. Короче, жизнь продолжалась. Тем временем были получены сообщения о перелете Руцкого в Бельбек, и стало ясно, что путч провалился.
– При своем ходе следует козырей сперва отобрать, а они марьяж решили разыгрывать. Ну, и попали под перехлест. Взятка-то считанная была, – поедая рагу из баранины с овощами, прокомментировал Фамусов.
– Стало быть, сядут, – двусмысленно сказал Кораблев.
Тут же затеялся разговор о судьбе Горбачева.
– Все-таки его жалко, – по-бабьи сказала Бочкина. – Он такой человечный, понятный, не то что кто до него.
– Горби, конечно, слабак, – солидно сказал ее муж, – но все-таки, все-таки: перестройка, гласность, свобода…
– Конец засилию коммунистов, – подхватил Кораблев, которого три года назад не приняли в партию.
– Горбачев – демагог и невежда, на нем клейма ставить негде, потому что оно уже есть, – неожиданно зло сказал Фамусов. И опрокинул подряд две рюмки водки.

НОВОСТИ ДНЯ VII
Возле Белого дома собрались люди.
Объявился неизвестно куда было девшийся министр иностранных дел Бессмертных.
Вечером на пресс-конференции в качестве главы правительства выступил заместитель премьера Щербаков.

– Правильно, – прокомментировал Кораблев. – Сдал – помогай столу.
– Не зарывайся – меньше проиграешь, – поддакнула Бочкина.
Когда сели играть, разговоры возобновились.
– Теперь начнутся реформы, – обнадёжился Бочкин. – Вот тогда заживем!
– Очень хочется жить полной грудью – выразила мечту Кораблева.
– На Западе каждый может стать миллионером, – заверил ее супруг.
– А может не стать, – сказала практичная Бочкина.
– А бедными вы стать не хотите? – спросил Фамусов из угла.
– Как будто бедных в Совдепии нет, – парировал Бочкин.
– Бедные есть. Зато нищих нет. И бездомных нет. А на Западе вашем сколько угодно. Знаете, почему?
– Почему? – не удержался Бочкин.
– Потому что на Западе много миллионеров, – раскрыл ему тайну Фамусов.
Компания призадумалась, но не надолго.
– Мы-то устроимся, – оптимистично сказал Кораблев.
– Вы-то устроитесь. Наверняка, – без иронии откликнулся Фамусов. – Образование у вас первоклассное, и при том совершенно бесплатное. А вот многие не устроятся – им что прикажете делать?
– Это не наши проблемы, – отреагировал Бочкин.
– Не выигрывай каждый раз – партнеров потеряешь, – сказал ему Фамусов и, подумав, все же добавил: – Я видел нищих в странах третьего мира. Не дай Бог. А безработица?.. Я видел там безработных, – Фамусов даже расчувствовался. – Это не люди, это тени людей. Страшное зрелище. Не дай Бог.
– Экономика должна быть эффективной, – назидательно объявил Кораблев. – Призывами этого не добьешься. Значит, нужна безработица.
– Нечего бездельников поощрять, – поддержал его Бочкин.
– И вот еще что, – подхватил Кораблев, – необходимо установить священное право собственности.
– Чтобы если мое, то мое, – сказал Бочкин.

НОВОСТИ ДНЯ VIII
Демократический журналист Мальгин вспомнил разговор месячной давности с послом США в СССР Мэтлоком. Журналист усомнился в победе Горбачева на президентских выборах после подписания нового Союзного договора.
– Эти выборы Горбачев проиграет, – сказал журналист.
– Почему же проиграет? – обиделся посол США. – Могут произойти события, после которых рейтинг Горбачева резко возрастет.

– У них был выход с первой руки, но они спасовали. А теперь заходят под них и сразу в козыря.
– У меня был аналогичный расклад, – сказал Фамусов. – Представьте себе: две длинные масти и в третьей марьяж. По всем правилам девять. Но ход под меня. И вот заходят тузом в марьяж, я отдаю, а следующим ходом идут в ту же масть и на козыря в третьей лапе! И всё, я сижу без одной. Длинная третья на первой лапе – ну, я не знаю! То же и здесь.
Ему начали возражать, говоря, что дело здесь не в раскладе, а в розыгрыше.
– Под вистующего с тузующего, – заявил Кораблев.
– Под игрока с семака, – бодро откликнулся Бочкин, после чего вся компания дружно обрушилась на переворотчиков.
Фамусов спорить не стал, но произнес:
Мятеж не может кончиться удачей,
В противном случае зовется он иначе.
Так прошел день. После обеда женщины перемыли посуду и куда-то исчезли. Кораблев сидел на веранде и о чем-то мечтал. Фамусов занял карточный стол и начал раскладывать некий невероятно сложный пасьянс.
– Пуго застрелился, – проинформировал Бочкин, который по старой привычке сидел во дворе с хрипящим транзистором.
– Сощурил задницу, – лениво отреагировал Кораблев.

НОВОСТИ ДНЯ IX
Когда исход путча стал ясен, к Белому дому прибыли: Расстрига-Попович со своим контрабасом, заслуженный кобзон СССР Подлещик со своим Куроедом, некто Ебчук со своим дезинсекталем, а также разнообразнейшие митькú со своими тельняшками.

Вечером они наблюдали по телевизору восторг толпы перед Белым домом и комментировали, каждый по-своему.
– Мы тоже могли бы там быть, – со странной смесью гордости и сожаления сказал Кораблев.
– Трусы в карты не играют – риск благородное дело, – не удержалась его жена.
– Народ у нас все-таки быдловатый, – пробормотал чем-то расстроенный Фамусов.
Возникла длинная пауза и тошнотворно повисла. Ее прервал Кораблев.
– Завтра можно, пожалуй, ехать, – сказал он, выразив общее мнение.
– В Москву, в Москву! – живо откликнулась Бочкина.
– Дела накопились, – ей озабоченно вторила Кораблева.
Вновь воцарилось молчание, но без ангелов.
– А давайте сыграем! – вдруг предложил жизнерадостный Бочкин, которому всё и всегда было по барабану.
– Отчего не сыграть, – согласился с ним Кораблев.
И, как обычно, они сели играть – серьезно и аккуратно, без авантюр, не отвлекаясь на посторонние разговоры, но по ходу игры обмениваясь сентенциями из лексикона преферансиста:
Не думай больше часа;
Выпустил играющего – залез в свой карман;
Валет не фигура – бей его дамой;
Ну, и так далее.
Фамусов сидел в своем мягком уютном кресле в углу и наблюдал за игрой.
– Мизер! – объявил Кораблев.
– Перебиваю девятерной, – злорадно ответила Бочкина.