Морозы в нынешней зиме, как будто старые года вспомнили. Трескучие. И снега привалило столько, что старики между собой никак к консенсусу прийти не могут, при Хрущеве подобное было или уже при Горбачеве.
Деду Федору подобная погода никак не нравилась, потому что вся его теория о скором «конце света» и грядущем антихристе рассыпалась в прах. И не мудрено. Ведь главным аргументом и доказательством «последнего времени» были, по мнению деда, изменившиеся климатические условия и теория всеобщего потепления. С придыханием вещал сторож церковный, что от отблесков огня адова и костров для грешников уже тает Арктика вместе с Антарктикой, а молодежь сама того не ведая почти голяком ходит, пупки в наружу выставив. Все сходилось и подтверждалось у церковного оракула, но лишь до этой зимы. Рушились доказательства…
Со скорбным раздражением захлопнул дед Федор исчерканную карандашом книгу о скором втором пришествии, и, увидев, что уже совсем рассвело, влез в валенки и пошел дорожку к храму чистить да врата церковные открывать.
Должно заметить, что храм, где готовился к ссудному дню дед Федор, был старым, годы лихолетья переживший и из-за музейного советского прошлого в сохранности выстоявший. Даже колокольня уцелела вместе с капитальным кирпичным забором с колоннами и чугунными решетками-пролетами. Пережили всех и вся и литые ворота с вензелями, открывать и закрывать которые, наряду с другими послушаниями, должен был именно приходской сторож.
Снег, тихо падавший вечером, от жесткого ночного мороза был как пыль и убирался легко. Быстро расчистив путь к паперти дед Федор увидел, что у ворот уже стоит Дарья, прикрывая руками в вязаных перчатках нос и щеки, и отплясывая ногами сложную танцевальную композицию, так как современные «зимние» сапожки на подобные зимы никак не рассчитаны.
Вообще то, к Дарье дед относился положительно. Хоть и молода девка, но скромна, одета подобающе и на колокольне такие коленца отзванивает, да переборы отыгрывает, что невольно о Боге вспомнишь и перекрестишься. Вот только одно смущало: не правильно это, девка – звонарь, не бабье дело колоколами управлять. С этим непорядком сторож уже практически смирился, да вот давеча расстроила Дарья деда непотребством современным. После всенощной от колокольни ключи в сторожку занесла, а в ушах у нее наушники с проводами торчат. Хотел дед Федор тут ее и отчехвостить, что сатанинские побрякушки на себя одела, да промолчал. Лишь укоризненно глянул и буркнул утверждающе: «Ох, гореть тебе, красавица, в пламени геенском». Дарья, зная апостасийные наклонности приходского деда, смиренно промолчала, лишь только взглянула удивленно и убежала.
Федор неторопливо, явно показывая, что память вечернюю у него еще не отшибло, пошел к воротам, доставая из ватных штанов большой древний ключ, привязанный для безопасности от потери к собственному поясу. Открывать и закрывать врата дед любил и творил сие действо торжественно и с большим значением, недаром настоятель за глаза сторожа апостолом Петром величал. Дед об этом знал и, в принципе, больших возражений к данному определению не имел.
Замок на воротах, по всей видимости, был ровесник храма. За древностью лет он уже вполне стал ценностью музейной, но функции свои выполнял исправно и никогда не подводил. Но день, видно, не задался с утра. Замок отказал. Он не хотел открываться, несмотря на все дедовские ухищрения, причитания и взывания…
- Дашка, - вскричал расстроенный сторож, - молись Богородице Иверской, Она, Вратарница, поможет.
Молитвы пред иконой Иверской Дарья не знала, поэтому читала все, что связано с Девой Марией, но по такому холоду лучше всего у нее выходило протяжно-заунывное «Царице моя Преблагая…».
Дед Федор, не прекращая попыток открыть замок, скороговоркой ругался набором из четырех слов, которыми всегда бранятся все православные сторожа: "окаянный, искушение, вражина и нечистый попутал». В лексиконе деда встречались выражения и покрепче, но с ними дед усиленно боролся последние три десятка лет.
- Замерз видно, вражина – резюмировал Федор и шустро, покряхтывая от холода, посеменил в сторожку за бумагой. Замок отогревать.
Бумага в сторожке водилась в виде пророческого издания газеты «Сербский крест» и столь же необходимого в деле подготовки ко гласу Трубному ежемесячника «Русь Православная». Покусится на данные «откровения» дед Федор никак не мог, поэтому для растопки набрал ворох использованных поминальных записок.
У ворот уже стояло два десятка пришедших на службу прихожан, в большинстве своем, женского полу. Читать молитвы, глядя на не открывающийся замок, они как то не были приучены, поэтому судачили о холоде и безобразиях, которые вот уже и до храма Божьего докатились. Рассуждения эти дед Федор прервал и потребовал молитвы, пока огонь от заупокойных и заздравных записок не разогреет внутренности старинного замка.
Тщетно. К парившему на морозе замку уже и рукой не притронешься, а механизм не работает. Ключ, как в преграду упирается.
- Без лукавого тут не обошлось – окончательно утвердился дед Федор, - или лукавой, - мелькнула мысль.
Сторож медленно, со значением оглядел все увеличивающуюся группу прихожан, мысленно перебирая, кто же из них навел порчу на храмового воротного долгожителя. Ведьм, колдунов и колдуний не определялось, лишь слышался хруст снега под ногами прихожан, да инеем от дыхания покрылись бороды и платки. Холодно.
Из-за угла, оттуда, где останавливается трамвай, показался второй храмовый священник – отец Андрей. Батюшка изрядно подмерз, но виду не подавал. Поняв в чем дело, тут же внес рацпредложение:
- Федор Иванович, вы замок держите, а я ключ вертеть буду.
- Вы бы лучше молились, отец, - ответствовал сторож, - скептически оглянув тщедушную фигуру, но предложение принял. Казалось бы, вот-вот и щелкнет замочная пластина, освободит дугу замка, ворота откроются, но застревал ключ на полпути и проворачиваться не желал.
Тут и блаженный местный определился. Все вздохнули облегченно, уж он-то откроет. Да и как не открыть. Плечи – косая сажень, кулак, что дыня средних размеров, молитвенник – каких не сыщешь, да и зовут именем исконно христианским – Алешенька. Обязательно откроет.
Взялся за дело надежда наш Алексей. Себя крестит, замок Крестом осеняет, богослужебные тексты поет. Тут тебе и «Непроходимая Врата», и «Двери, двери, премудростию, вонмем» и, «Покаяния отверзи ми двери» и прочие слова святые.
Не открывается замок.
Прихожан же все больше и больше собирается. Уже шум стоит. Нервничают. Мерзнут. Хористам пора на клиросе ноты раскладывать, алтарникам, да пономарям лампады возжигать, да кадило растапливать, а Дарье на колокольне благовест отзванивать.
Надо. Очень надо, но ворота на замке.
Машину отца настоятеля дед Федор увидел первым. На то, что он откроет замок, сторож не надеялся. Куда ему? В скорого антихриста не верит, ИНН принял, новый паспорт без разговора получил и в церкви запретил говорить, что на нем знаки сатанинские есть. Книжки все старинные читает, да о любви друг ко другу рассказывает. Ни врагов у него, ни страха перед днями последними нет. Поэтому замок он никак открыть не сможет. А вот позвонить слесарям, которые по понедельникам в храме работают, у него возможность имеется, так как штука эта сатанинская, «мобильник» которая, всегда у отца настоятеля под рясой прицеплена.
Собравшаяся толпа прихожан расступилась перед протоиерейской машиной и она медленно подъехала к воротам. В это время замок в руках деда Федора щелкнул, ключ повернулся, дужка замочная открылась и ворота точно перед капотом не останавливающейся настоятельской машины распахнулись…

***
Настоятель со своим вторым священником уже читали входные молитвы, пономари разожгли лампады, алтарники раздули кадило, Дарья благовестила на колокольне, а у открытых ворот молча стоял, аки столб, дед Федор и смотрел на открытую дужку старинного замка.


за идею рассказа, признателен звонарю Кирилловской церкви, что в граде Киеве обретается
и которую зовут Дарьей...